– Да, – ответила Мелани, правившая лошадьми. – Надо сказать, что все фермеры, которые арендуют у Джеффри землю, люди добрые и работящие.

– Только не эта миссис Уолтхэм, – возразила Capa и нахмурилась.

Она вспомнила свои впечатления от той встречи. Неухоженный двор, по которому они с Мелани прошли к запущенному дому. Прокопченную комнату с грязным полом и запахом плесени. И четверых чумазых малышей.

– Миллисент всегда была никудышной хозяйкой, – рассказывала Мелани Саре по мере приближения к дому. – Да и муженек ее, Якоб, не лучше. В деревне даже шутят, что, когда ветер дует со стороны их дома, нужно нос зажимать.

– Может быть, их можно еще перевоспитать? – спросила Capa.

– Не думаю, – ответила Мелани.

Пока Мелани разговаривала с хозяйкой дома, Capa молчаливо осматривалась по сторонам. Наконец ее заинтересовала плошка с молоком, поставленная возле двери.

– Это для кого – для собаки или для кошки? – спросила Capa.

– Для фей, – ответ Миллисент был неожиданным.

И она принялась пространно рассказывать про фей, покуда ее грязные ребятишки сновали под ногами – немытые и сопливые. Capa не сомневалась в том, что у них и вши водятся. Когда Мелани закончила свой разговор, и они уже подошли к коляске, Capa вдруг извинилась и вернулась в дом.

Там она рассказала Миллисент, что будто бы слышала от одной старой колдуньи о том, что феи живут не только там, где для них ставят молоко, но прежде всего там, где в доме все тщательно вымыто и пахнет чистотой. Миллисент призадумалась, а Capa поспешила покинуть ее дом, слишком сильно смахивающий на мусорное ведро.

От воспоминаний о Миллисент Сару отвлек голос Мелани.

– Сейчас мы заедем к Талботам. Очень приятная семья. Меня беспокоит там только Джереми. У него сломана нога, и он волнуется, срастется ли она.

– Нужно поменьше думать об этом, и тогда точно срастется, – ответила Capa.

– Может быть, вам удастся отвлечь его от грустных мыслей.

Capa взглянула на Мелани, проверяя, нет ли на ее лице сарказма или иронии. Ничего этого не было, и Capa подумала о том, что ей, быть может, и впрямь удастся расшевелить паренька.

Джереми оказался семнадцатилетним сельским красавчиком и, как верно заметила Мелани, носился со своей сломанной ногой, как с китайской вазой. Capa, хорошо знавшая, как нужно обращаться с мужчинами в таких случаях, принялась напропалую флиртовать с ним, и Джереми растаял от ее слов как воск.

Она с радостью заметила, как в глазах паренька исчезло выражение мировой скорби и появился живой интерес. Разговор зашел о танцах, и Capa тут же пообещала Джереми вальс! Джереми покраснел и сказал, что вальс пока танцевать не умеет, но к осени обязательно научится. Про себя же Capa подумала о том, что вряд ли она проживет в этой глуши до самой осени – ведь это еще так долго!

И они покатили дальше по живописной, утопающей в зелени, дороге.

– А здесь кто нас ждет? – спросила Capa, когда Мелани притормозила лошадей возле маленького домика.

– Джой Симпсон, – ответила Мелани, и лицо ее сделалось грустным.

– В чем дело? Ты не слишком любишь ее?

– Нет, напротив, очень люблю. И жалею. Она – чудесная женщина. Но ее муж… Он – городской пьяница, все время проводит в кабаке, Джой его почти и не видит дома… – Мелани замолчала.

– И что же? – подтолкнула ее Capa.

– Он путается со шлюхами, – закончила Мелани. – Изменяет Джой.

– Понятно, – нахмурилась Capa.

– Я стараюсь не лезть в чужую жизнь, но всякий раз не выдерживаю. – Мелани закрепила вожжи и соскочила на землю. Capa последовала за нею.

Они подошли к двери и постучали. Им открыла миловидная миниатюрная женщина. На ее бледном и грустном лице блестели большие глаза. Она провела девушек в дом, и Capa не могла не отметить, как чисто в нем, несмотря на явную бедность. Двое детей, игравших в комнате, в отличие от детей миссис Уолтхэм, были одеты в выстиранные, хотя и заштопанные рубашонки и штанишки. Capa тихонько стояла в стороне, покуда Мелани и Джой о чем-то негромко разговаривали. Речь, как поняла Capa, шла о том, в чем нуждается Джой. Мелани была готова помочь ей, но та отказывалась, заверяя, что в этом нет необходимости. Capa подумала о том, как благородно в этой ситуации выглядят обе женщины. Вскоре собеседницы перешли к более легким темам, старательно избегая при этом говорить о муже Джой.

Capa слушала их и понемногу наливалась гневом. Да, она и до этого знала, что участь женщины не назовешь сладкой, но та жизнь, которую вынуждена была вести Джой, была просто кошмаром, настоящим адом. Capa невольно подумала о том, что подобная судьба могла бы ожидать и ее, если бы она по глупости приняла тогда предложение Равенвича или если бы он принудил ее к этому силой и заточил в деревенской глуши.

Наконец женщины попрощались. Capa почти уже дошла до коляски, как внезапно остановилась.

– Простите, Мелани. Я, кажется, оставила в доме свой платок. Подождите меня. До чего же я рассеянная сегодня!

С этими словами Capa направилась к дому. Мелани промолчала. Ничего не сказала она и потом, когда Capa вернулась почти полчаса спустя. До следующей фермы они ехали в полном молчании.

Capa лежала в постели с книгой, взятой из библиотеки лорда Грэя. Ей не спалось. В животе бурчало от голода. Да, она была голодна, черт побери!

Они с Мелани вернулись как раз перед чаем, но Мелани сказала, что не может остаться, что ее ждут дома, и тут же уехала, оставив Сару перед непростым выбором: либо пить чай вдвоем с Джеффри, либо остаться без чая вообще.

Еще раз очутиться с этим мужчиной за одним столом с глазу на глаз? Ну уж нет! И раньше-то разговор между ними не клеился, а теперь, после вчерашнего… И Capa мужественно отказалась от чая. Ужин она попросила принести себе в спальню, и миссис Биддингтон обещала сделать это.

В дверь негромко постучали. Capa обернулась, приготовившись принять из рук миссис Биддингтон долгожданный поднос с едой.

Дверь отворилась, но на пороге появилась вовсе не миссис Биддингтон, а Джеффри Винсент собственной персоной.

– Добрый вечер, – сказал он.

– Добрый вечер, – напряженно ответила Capa.

– Миссис Биддингтон сказала мне, что вы не хотите спускаться к ужину.

– Вам-то какое дело, – с вызовом проговорила Capa.

Джеффри подошел к Саре, на ходу достав что-то из жилетного кармана. Носовой платок! Capa сразу узнала вышитую своей рукой алую розу. В ожидании очередного подвоха она подозрительно посмотрела на Джеффри.

– Что это? – спросила она.

– Белый флаг – знак перемирия, – ответил Джеффри, глядя ей прямо в глаза.

– Вот как, – ответила Capa. В животе у нее громко забурчало.

– Думаю, вы согласитесь, – улыбнулся Джеффри, услышав этот звук.

– Пожалуй, – сдалась она.

– Я, кажется, понимаю, почему вы не хотите сидеть со мной за одним столом, – посерьезнел Джеффри. – Признаюсь, я вел себя… непростительно.

Он извиняется! Вот уж неожиданность так неожиданность! Capa по себе знала, какая это мука – извиняться и как непросто пойти на это. Взглянув на платок, она улыбнулась и взяла его из рук Джеффри.

– Она и впрямь слишком аляповата, – согласилась она, указывая на розу.

– Да я вовсе не об этом, – покачал головой Джеффри. – Я прошу простить меня за несдержанность… за то, что я…

Так он извиняется за поцелуй! Capa невольно покраснела.

– Но и я, со своей стороны, вела себя… не лучшим образом, – сказала она.

– Нет, нет, мое поведение было куда более неприличным! – воскликнул Джеффри. – И я обещаю, что никогда впредь не стану вас так целовать.

Он запнулся и покраснел.

– Я хотел сказать, что вообще не стану впредь целовать вас.

Джеффри отошел к окну.

– Я воспользовался вашей слабостью, – продолжал он. – Нет ничего удивительного в том, что вы после этого не желаете садиться со мной за стол. Обещаю вам, что это больше не повторится.

Обернувшись, он увидел, что Capa улыбается.

– Я надеюсь, – сказала она мягко и, чтобы покончить с этим, решила сменить тему. – А я вспомнила, как вышивать анютины глазки! – радостно сообщила она и указала рукой на носовой платок.

Джеффри облегченно рассмеялся.

– Спасибо, что предупредили.

– Ну, а теперь я, пожалуй, готова принять ваше предложение поужинать вместе, – сказала Capa и взмахнула зажатым в руке платком. – Под белым флагом, разумеется.

Джеффри, улыбаясь, взял у нее платок и положил в жилетный карман. Впервые за все время Capa обратила внимание на то, какой привлекательной была улыбка Джеффри. Правда, до сегодняшнего дня Джеффри в ее присутствии улыбался крайне редко.

– Значит, под белым флагом! – повторил Джеффри, предлагая ей руку.

Джеффри откинулся на спинку кресла, сделал маленький глоток бренди из бокала и взглянул на прекрасное, сосредоточенное лицо Сары, склонившейся над шахматной доской.

Ужин прошел просто великолепно. Capa засыпала его вопросами об арендаторах, проявляя искренний интерес ко всему, что было так близко и важно для Джеффри. До сегодняшнего дня им с Ами просто не о чем было говорить. И вот теперь появилась первая по-настоящему общая тема для разговора.

От фермеров беседа перешла к видам на урожай, к тому, как планируют свое хозяйство арендаторы и насколько выгодна их тяжелая работа им самим и Джеффри как хозяину. Поначалу Джеффри держался настороженно, ожидая, что она вот-вот начнет язвить по поводу плугов и овечьих ножниц, но ничего подобного не происходило, и он мало-помалу успокоился и втянулся в беседу.

Наконец ужин подошел к концу, но, хотя они просидели за столом довольно долго, расходиться не хотелось. Джеффри предложил сыграть партию в шахматы. Они уселись поудобнее в кресла, разложили доску, расставили фигуры, и партия началась. Capa протянула руку и решительно пошла пешкой.

– Я немного задумалась, – сказала она.

– Задумались. Но, по-моему, не о шахматах, – слегка улыбнулся Джеффри и быстро забрал пешку Сары.

Capa поморщилась, покачала головой и с улыбкой посмотрела на Джеффри.

– Наверное, вы правы. Мои мысли где-то в другом месте, – сказала она.

– Я обратил внимание, Ами, что стоит вам сделать какую-нибудь промашку, вы тут же объясняете ее либо рассеянностью, либо потерей памяти. Интересно, что вы придумаете, когда память к вам полностью вернется? – поинтересовался Джеффри.

– Откуда мне знать? – лукаво улыбнулась она.

– Да, за словом в карман вы не полезете! – засмеялся Джеффри.

Capa опустила глаза и принялась изучать позицию на доске. Джеффри почувствовал, что она из-за чего-то расстроилась, но не мог понять – отчего. Он, во всяком случае, расстраивать ее не хотел.

– О чем вы задумались? – мягко спросил он.

– О чем? – переспросила Capa и безразлично двинула вперед еще одну пешку. – О том, что, пока миссис Уэкстон еще не выполнила все мои заказы, не поздно хотя бы часть из них аннулировать.

Джеффри с трудом скрыл свое удивление.

– Почему вы так решили?

– Боюсь, я и в самом деле не подумала о том, сколько это все стоит. Наверное, я и впрямь была без памяти, когда делала заказ.

– Что касается памяти, то полностью согласен, – хмыкнул Джеффри. – Ну а заказ пусть остается в силе. Не будем расстраивать миссис Уэкстон.

– Но этот заказ сильно ударит по вашему кошельку, – сказала Capa. – Впрочем, когда я полностью приду в себя, то обязательно возмещу вам… Раньше или позже…

– А если окажется, что у вас ни гроша за душой? – спросил Джеффри. – И что все ваши родственники тоже разорены?

Он улыбнулся, и Capa улыбнулась ему в ответ.

– Ну, тогда постараюсь поскорее выйти замуж за какого-нибудь богатенького старичка.

– А если окажется, что вы уже замужем? – продолжал допытываться Джеффри.

– Этого не может быть, – решительно отрезала Capa.

– Не может быть? Почему?

– Потому что… Потому что… – Capa запнулась, нахмурилась, но все-таки вышла из положения. – Потому что у меня на пальце нет обручального кольца, вот!

Джеффри задумался.

– А если вы просто потеряли его? В том самом болоте, скажем?

– Я не замужем, – твердо повторила Capa. – Кого-кого, но мужа я не забыла бы, несмотря ни на что. Поговорим о чем-нибудь другом. У меня от этого разговора головная боль начинается.

– Да, конечно, – быстро согласился Джеффри. Этот разговор ему самому становился в тягость. Прошлое Сары скрывает еще немало тайн, но не стоит углубляться в них. Придет время, и она сама все вспомнит и обо всем расскажет. И тем более не стоит омрачать сегодняшний вечер – первый вечер, который они проводят как друзья, а не как столкнувшиеся лбами бараны.

– Не нужно отменять заказы, сделанные миссис Уэкстон, – уверенно сказал он. – Ваше платье с каждым днем кажется мне все уродливее.