Мишель Дуглас - Ни дня без тебя

Уинни повернулась к нему:

– Я знаю, какой вы занятой человек, Ксавьер. Не будем вас задерживать.

Тут ей в ухо полетела фигурка зефира.

– Не смей прогонять моих поклонников, потаскушка ты эдакая!

Не глядя на Ксавьера, Уинни вытащила из волос липкий зефир и отодвинула столик подальше от Эгги. Не хватало еще, чтобы бабушка толкнула столик на нее или на Ксавьера. Ничего себе картина у него перед глазами!

– Ты права, Нана. Я неудачно выразилась.

– Когда меня навестит Кармен? Когда она заберет меня домой?! – закричала Эгги.

– Кармен сейчас в Сиднее, – спокойно ответила Уинни.

– Так скажи ей, чтобы она сейчас же вернулась!

– Я пошлю ей сообщение.

– Дай мне мой телефон. Я сама ей позвоню. А ты…

– Лоренцо передает вам привет, – вдруг произнес Ксавьер.

Эгги уставилась на него:

– Лоренцо?

Ксавьер кивнул.

– И что он сказал?

– Он попросил меня передать вам вот это. – Ксавьер достал из кармана игральную карту – даму червей – и блестящую монетку в одно пенни. – Он хочет вернуть мотель.

Эгги взяла карту и прижала к груди.

– На самом деле?

– Да.

– Я могу с ним повидаться?

– Он… – Ксавьер запнулся. – Он немного нездоров, вот почему не смог сам приехать.

Эгги долго смотрела на карту и пенни. Внезапно она поцеловала их, и слезы потекли у нее по щекам.

– Он был на меня сердит, но… сейчас… выходит, он меня простил.

– Простил? – Этот вопрос задала Уинни.

– Я хотела, чтобы он не подчинился своей семье, а остался здесь со мной. Я хотела заставить его остаться. Поэтому я выиграла мотель… – Эгги тряхнула головой. – Он обвинил меня в том, что я украла у него мотель, но это не так! Хотя… я не стала его переубеждать. Я сказала ему, что он может купить мотель обратно за пенни… и за извинение!

Ее глаза, ставшие вдруг пронзительно-острыми, переместились на Ксавьера.

– Вы на него похожи.

– Он говорил мне, какой вы были красавицей. Я приехал, чтобы самому в этом убедиться. – Ксавьер поднес руку Эгги к губам. – Теперь я вижу, что он не преувеличивал.

Бабушка захихикала:

– А вы, сэр, любитель пофлиртовать.

– Вы тоже, – ответил он, отчего Эгги залилась смехом.

В комнате появилась медсестра и весело заявила: – Пора принимать лекарство, миссис Стивенс.

Та Эгги, которую Уинни знала и любила, исчезла.

Эгги схватила Ксавьера за руку и указала пальцем на Уинни:

– Она хочет меня убить.

– Ну-ну, – заворковала медсестра. – Мы такого не допустим.

Вошла вторая медсестра и выставила Уинни и Ксавьера за дверь.

– Оставьте нас. Мы ее успокоим.

Уинни ничего не могла сказать из-за комка в горле. Она молча шла по коридору, Ксавьер – за ней следом.

Когда они вышли из лечебницы, Ксавьер хотел взять ее за руку, но она отшатнулась.

– Не дотрагивайтесь до меня!

– Уинни, я…

– Вам должно быть стыдно!

– Мне стыдно, – признался он.

Гнев Уинни сразу утих. Ведь это он – пусть и на короткое время – возродил прежнюю Эгги.

Уинни рухнула на скамейку. Ксавьер уселся рядом.

– Уходите, Ксавьер.

– Я не хочу оставлять вас одну в таком состоянии.

– А я не хочу, чтобы вы думали всякие гадости об Эгги.

Он взял ее за руку. Уинни, вместо того чтобы откинуть его руку, непроизвольно сжала ему пальцы и повернулась к Ксавьеру.

– Я понимаю ваш гнев из-за Лоренцо, но заявиться к старой женщине восьмидесяти восьми лет, чтобы упрекнуть ее в том, что произошло пятьдесят пять лет назад, это… отвратительно.

Он посмотрел на их сцепленные ладони.

– Я пришел не упрекать ее, Уинни. Я обещал Лоренцо, что передам его просьбу. Я обещал отдать ей в руки карту и пенни. – Ксавьер удрученно покачал головой. – Все оказалось не так, как я думал. Она любила его.

Уинни без сил откинулась на спинку скамейки. Выходит, она неправильно о нем судила. Он вовсе не жестокий и не бессердечный.

– Конечно, мне не следовало приходить к Эгги вот так неожиданно. Какое я имел право ворошить прошлое, то, что случилось полвека назад!

По его лицу было видно, что он искренне сожалеет.

– Я понял свою ошибку еще до того, как она заговорила… до того, как сообразил, что у нее…

– Болезнь Альцгеймера.

– Простите, Уинни. Я извинился бы и перед Эгги, если бы знал, что ей это не навредит. Но боюсь, что мои извинения ее только смутят, и она разволнуется.

Уинни проглотила ком в горле, глаза защипало от невыплаканных слез.

– Вы были с ней добры, развлекли ее. Не буду притворяться – мне не нравится то, что вы пришли сюда, но обвинить вас в жестокости я не могу. Я, кажется, опять неправильно о вас судила.

– Опять?

– Я думала, что вы настроены против моего персонала. Простите.

– Вам вовсе не нужно извиняться.

Уинни хотела улыбнуться, но губы не слушались.

– Болезнь Эгги… это очень тяжело, но не оправдывает того, что я ошибалась. Так что я должна извиниться.

Он пристально смотрел на нее, но ничего не сказал.

Уинни все же удалось улыбнуться.

– И я хочу поблагодарить вас за то, что рассмешили Эгги. Она ненадолго стала похожа на прежнюю, а это подарок.

– Хотя вы больше не считаете, что я был жесток, но все-таки не хотели бы, чтобы я приходил. Почему?

– Потому что теперь у вас перед глазами раздражительная, сердитая, злая женщина, которая оскорбляет свою внучку. Вы никогда не узнаете, какой она была… какой была моя бабушка. Той, кого полюбил ваш дед.

– Тогда расскажите мне о ней.

Рука Ксавьера теплая, сильная, плечо прижато к ее плечу.

И Уинни рассказала ему про Эгги. Про то, что с Эгги она всегда чувствовала себя любимой и как за каменной стеной. И как им было весело вместе. Эгги считала Уинни подарком судьбы и никогда помехой, обузой. Уинни рассказала Ксавьеру, какая Эгги была добрая и как много помогала другим.

Она рассказала, сколько умопомрачительных и порой скандальных предложений о браке Эгги отвергла, и о не менее скандальных флиртах, о коктейльных вечеринках, где обычно бывал цвет общества. Ее отношение к жизни было позитивным. Вот почему клиенты мотеля ее любили и многие до сих пор вспоминают с любовью.

– Вы поэтому решили пойти по ее стопам?

– Эгги была вне себя от радости, когда я сказала, что хочу управлять мотелем. Она скопила достаточно денег, чтобы послать меня в школу дизайна, – она думала, что это то, чего я хочу, – но моей мечтой было заниматься «Домом Эгги», и ничем другим. Наверное, так же обрадовался Лоренцо, когда вы сказали ему, что хотите вести дела «Рамос корпорейшн» вместе с ним.

– Трудно сказать. Все сочли это само собой разумеющимся.

– О чем еще вы мечтали?

– В возрасте Луиса я хотел стать пожарным, а немного позже профессиональным футболистом. Но годы шли, и я… – Ксавьер пожал плечами. – Я просто хотел работать вместе с Лоренцо.

Уинни кивнула:

– А я просто хотела быть похожей на бабушку. Но не получилось. У меня нет ее яркости. Но «Дом Эгги» я люблю так же сильно.

– Тогда почему вы продали мотель?

Ком в горле возник снова.

– Уинни…

Он произнес ее имя тихим шепотом. Пусть говорит, говорит вот так же негромко, мягко, чтобы звук проникал в душу.

– Вы продали мотель, чтобы оплатить счета за лечебницу?

Уинни опустила голову ему на плечо, и он коснулся поцелуем ее волос. Сердце часто заколотилось. Надо отодвинуться от него, но внутренний голос подсказывал совсем другое.

– Как только Эгги не станет, я не уверена, что у меня хватит сил оставаться в «Доме Эгги»… или «Вилле Лоренцо», как бы мотель ни назывался.

– Но что вы будете делать?

– Начну все заново. А может, займусь чем-то еще.

– Уинни, вас любят не меньше, чем Эгги. Ваше место здесь.

А вот она в этом уже не уверена.

– У меня такое ощущение, что я предала Тину, Эйприл, Либби и других. Я поставила благополучие Эгги на первое место. Мне кажется, что они обижены на меня, хотя и не говорят этого.

– Они вас любят и восхищаются вами. – Он взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. – Они знают о ваших трудностях. Вы устали… подавлены. Это вполне понятно. Но вы не должны сомневаться в своих достоинствах, в том, что вы делаете. Я лично считаю вас удивительной женщиной. И я в этом не одинок.

В эту минуту мнение других ее не интересовало – ей важно только мнение Ксавьера.

Он не сводил с нее пристального взгляда, и у нее перехватило дыхание.

– Я не пытаюсь вам льстить. Я говорю правду.

От его слов дышать легче не стало, изнутри поднималась волна желания. Он не отрываясь смотрел на ее губы, провел пальцем по бьющейся жилке на шее.

– Я считаю вас самой поразительной из всех знакомых женщин… и я не знаю, как мне быть.

Сердце у нее бешено колотилось, глаза наполнились слезами.

– Ксавьер, пожалуйста, не играйте со мной. Здесь, в этом месте… – У нее свинцом налилось все тело, она даже не могла рукой указать на длинное низкое здание лечебницы. – Это место слишком для меня страшное и…

Он пальцем коснулся ее губ, и она замолкла.

– Я не играю с вами. Мне было бы проще, будь это так.

Уинни почувствовала, что он не в меньшей растерянности, чем она. Выше ее сил оттолкнуть его, да и желания нет. Он тоже охвачен лихорадкой. Глаза его сверкали.

– Скажите, чтобы я вас отпустил, и я отпущу.

Уинни потянулась к нему и взяла в ладони его лицо.

– Вы разожгли во мне такой пожар, что я вот-вот сгорю.

Он нагнулся, приподнял ей голову и поцеловал.

Уинни прижалась к нему, внутри – ощущение свободы, легкости. Куда-то подевалась сдержанность. Она запустила пальцы ему в волосы и притянула к себе как можно ближе. И оказалась у него на коленях. Его губы скользили по ее губам, в голове не осталось никаких мыслей, только восторг и упоение…

Ксавьер чуть отстранился и, тяжело дыша, произнес:

– Я хотел узнать… такая же вы сладкая, как лимонная карамель… Ваш голос… то, как вы говорите… это и терпко, и сладко. Но вас нельзя сравнивать с чем-то обычным. Вы похожи на солнечный свет весной в апельсиновой роще, и на ветер перед летней бурей. И еще на тихую зимнюю ночь, когда звезды светят особенно ярко.

Никто никогда не говорил с ней так. Никто не целовал ее так.

Ксавьер перевел дух:

– Если я не прекращу сейчас это безумие, то могу забыть, что я джентльмен.

А она не хотела, чтобы это безумие прекращалось, и не отняла губ от его рта. Руки Ксавьера крепко сжали ее, глаза смотрели с жадностью.

– Меня никто раньше так не целовал, – прошептала она.

– Значит, они были дураки.

– Поцелуйте меня еще.

Это была не просьба, а требование, и он, засмеявшись, стал осыпать поцелуями ее губы.

Он прав: это безумие… Она стиснула лицо Ксавьера ладонями и приникла к его рту.

Ксавьер больше не мог сдерживаться и поцеловал ее так крепко и страстно, что она захлебнулась в его поцелуе.

Наконец он снял ее с коленей и усадил обратно на скамейку.

– Вы хотите, чтобы я забыл обо всем, о том, где мы находимся? – И вскочил на ноги.

Глаза у него сверкали, он покраснел. Это она довела его до такого состояния?

– Вы хотите, чтобы я опрокинул вас на землю в общественном месте и насладился вами прямо здесь? Вы этого хотите?

Встать Уинни не смогла – ноги не слушались, но подняла голову и сказала:

– Я тоже могла бы поступить с вами подобным образом.

– Вы решились бы поцеловать меня так же… самозабвенно, будь мы одни в вашем коттедже?

«Да ни секунды не раздумывала бы!»

– С вами я почувствовала себя дикой, неуправляемой, безрассудной.

У него вырвался глухой смех:

– Mi tesoro[3], ваши поцелуи и дикие, и безрассудные! Из-за вас мужчина может потерять власть над собой.

Они смотрели друг другу в глаза, и вдруг он предложил:

– Позвольте пригласить вас куда-нибудь сегодня вечером… пообедаем, потанцуем.

Чего-чего, а такого приглашения она совсем не ожидала.

– Никакого продолжения не будет, – добавил он. – Я не жду, что вечер закончится у вас в постели.

А ей как раз этого и хотелось!

«Что, если он потом скажет, что ты ему не подходишь, что недостаточно хороша? А если не скажет?»

– Я просто хочу провести с вами вечер.

– Почему? – еле слышно спросила она.

– Потому что вы мне нравитесь… так я думаю.

Ей сделалось тепло на душе.

А он уточнил:

– Возможно, и вы думаете, что я вам нравлюсь.

Она кивнула.

– Значит, мы оставили позади беспокойства и обиды, и я этому рад.

– Поэтому вы хотели бы отпраздновать наше взаимопонимание?

– Я бы хотел возместить причиненные неприятности. – Он помолчал. – И я также хотел воспользоваться возможностью снова вас поцеловать.