– Принято! – воскликнула она.

Он сдвинул брови:

– Это значит «да»?

– Это твердое «да».

– Уинни… – неуверенно произнес он, – я не хочу, чтобы у вас создалось обманчивое впечатление…

– Даю слово. Но есть еще кое-что. Вы – мой босс, а я…

– Я никогда не стал бы использовать свое положение, чтобы принудить вас…

Она не дала ему договорить:

– Я знаю. Но вы можете пообещать мне, что независимо от того, что произойдет сегодня вечером – или не произойдет, – это не отразится на персонале мотеля?

– Даю честное слово. Я уже принял решение сохранить ваш персонал. И не передумаю.

Она ему поверила. Для этого человека честное слово много значит.

И теперь, когда она обеспечила работу сотрудникам – и когда бабушке ничто не угрожает, – она может отдаться своим опрометчивым порывам.

– Уинни?

– Вы не стремитесь к длительным отношениям, но не избегаете женского общества, так что я с радостью проведу с вами вечер.

– Общества одной женщины, – с улыбкой уточнил он. – Сегодня я думаю исключительно об одной женщине, Уинни, и это вы. Я буду ждать вас в фойе мотеля в восемь. Хорошо?

Уинни посмотрела на часы – у нее хватит времени, чтобы принять душ и переодеться.

– Да.


Он повел ее в модный бар на берегу, где ели руками «фингерфуд», бутерброды тапас и пили холодное пиво из бутылок. Ксавьер был в черных брюках и темно-синей рубашке, улыбался и смеялся… и напоминал пирата-обольстителя. Только золотой серьги ему не хватало.

Уинни надела свое самое праздничное платье – из яркой шелковой ткани, облегающее, мягко струящееся по фигуре. Его глаза восхищенно засветились, когда он увидел ее.

После того как на их тарелках не осталось еды, Уинни сказала:

– Расскажите о вашей бывшей жене.

– Зачем?

– Любопытство. Я правильно поняла – она одна их тех жестоких женщин, к которым вас тянуло?

– Но вы не жестокая, – улыбнулся он. – Вероятно, у меня улучшился вкус.

Уинни смотрела на дрожащий огонек свечи в мозаичной стеклянной подставке.

– Сколько вам лет, Ксавьер?

– Тридцать шесть.

– Мне тридцать три. И… – она раскинула руки, – на горизонте нет ни одного полного неудачника. Может, мы оба достигли критической точки в своем развитии?

Он протянул руку и провел пальцем по ее щеке.

– Вы себя недооцениваете, вы заслуживаете большего. Обещайте мне не тратить свои силы и время на тех мужчин, которые вас не стоят.

– Я постараюсь, – ответила Уинни, глядя ему в глаза.

Наградой стал быстрый поцелуй в губы, но, несмотря на легкость поцелуя, тело у нее закололо.

Взгляд Ксавьера сместился вниз, краска залила ему щеки, глаза сверкнули. Уинни поняла, в чем дело: сквозь тонкий шелк платья просвечивали заострившиеся соски. Краска залила и ей щеки и шею. Она чуть не закрыла руками грудь.

Ксавьер почувствовал ее смущение, взял за руку и многозначительно улыбнулся:

– Вам будет спокойнее, если я скажу, что вы точно так же действуете на меня?

Она в упор посмотрела на него и тоже улыбнулась:

– Да, это большое утешение.

Ксавьер не сводил глаз с ее рта.

– Я собирался повести вас отсюда в казино. Подумал, что вас развлечет рулетка.

– Казино? Это весело, но… я не любительница азартных игр.

– Это не страшно, если не ставить больше, чем можешь себе позволить.

В их разговоре есть определенный подтекст, да и игра на деньги напомнила ей об Эгги и Лоренцо.

– Мы с Камиллой встречались восемь месяцев, когда она забеременела Луисом.

Уинни уже и забыла, что спрашивала его о Камилле.

– Вы ее любили?

– Она меня увлекла, но был ли я влюблен? Нет. Тем не менее я был готов связать с ней свою жизнь. – Ксавьер задумчиво водил пальцем по подсвечнику. – Не надо влюбляться, и тогда вас не смогут ранить.

Да, он прав.

– Что же случилось?

– Я радовался тому, что у нас будет ребенок. – Он замолк, и губы у него побелели. – Она заявила, что, если я на ней не женюсь, она сделает аборт.

Шантаж! Уинни не сразу нашла в себе силы говорить.

– Поэтому вы на ней женились?

– Все оказалось не так уж плохо. Она умела меня рассмешить и часто делала то, что доставляло мне удовольствие. Я окружил ее вниманием, осыпал подарками, сопровождал на светские приемы, а это ей очень нравилось. Браки заключаются, даже если для того имеется еще меньше оснований.

Оснований? А где же страсть, возбуждение, романтика?

– Что случилось потом?

– Как только мы поженились и родился Луис, она перестала делать вид, что я ей нравлюсь.

Уинни была потрясена.

– Если вы были ей безразличны, то зачем она вышла за вас?

Он пожал плечами:

– Думаю, она хотела положения в обществе, а статус моей жены давал ей это. Вероятно, и забеременела она специально.

– Ужас какой!

И глупость. Получить Ксавьера в мужья и отказаться от него… Эта женщина, должно быть, спятила!

– Я ошибался на ее счет… сильно ошибался. А когда наконец до меня дошло, что же она собой представляет, то вдруг понял: я ведь женился на копии моей бабушки.

– Жены Лоренцо?

– Да. Моя бабка считалась уважаемой и культурной женщиной, а на самом деле была жестокосердной и высокомерной, способной унизить. Она превратила жизнь Лоренцо в ад. Когда я увидел, что Камилла похожа на нее, то не смог ни минуты продолжать жить с такой женой. А поскольку она не выказывала ни малейшего интереса к Луису, то никаких угрызений совести я не испытывал. Я предложил ей материальное возмещение за передачу мне полной опеки над Луисом.

– Но вы не препятствовали ей видеться с ним?

– Нет. Но она не стремилась к этому. Она назначала встречу с ним, а в последний момент отменяла. Я иногда думаю, что лучше вообще не иметь мать, чем такую, как она!

Уинни стало больно за него.

– Вы рисковали, надеясь, что у вас с Камиллой все сложится, но риск не оправдался.

Мерцание свечи на столе отражалось в его глазах.

– Под угрозой было счастье Луиса.

– Вам не следует себя винить.

– Но я тоже виноват.

– Я должна кое-что вам сказать. Надеюсь, что вы не примете это слишком близко к сердцу. – Она поморщилась. – Но это было бы немного нечестно. Дело в том, Ксавьер, что испанская тема для мотеля, которой я вас ошеломила, была мечтой Эгги. Вот почему мои рисунки такие детальные и красочные. Я была еще маленькой девочкой, когда мы с ней вместе придумывали, как превратить «Дом Эгги» в испанский оазис. Если бы у нас были деньги, Эгги давно обновила бы мотель.

Ксавьер отодвинулся, и Уинни испугалась:

– Вы рассердились?

– Нет, но…

– Шокированы тем, как ловко я могла соврать? Я страшная лгунья. Всегда умела делать это, и глазом не моргнув.

– Я сам вас к этому подтолкнул. – Он протянул руку и намотал на палец завиток ее волос. – Ваша бабушка и мой дед… они любили друг друга. Печально, что ссора помешала им быть вместе.

– Но если бы они поженились, то мы не были бы здесь. Ведь семья Лоренцо не одобрила его выбора. Давление семьи, чувство семейного долга… трудно этому противостоять.

– Трудно, но можно.

– Но Лоренцо был зол на Эгги, считал, что она его не любила. – Уинни вздохнула. – Жаль, что она не последовала за ним.

– Как вы сами сказали, поступи она так, мы бы не были здесь. – Ксавьер легонько потянул локон. – И я очень рад, что сейчас я здесь с вами.

Глава 10

Коснуться ее волос – этого мало. Он хотел касаться всего ее тела. Ксавьер заставил себя положить руки на стол, подальше от искушения.

Уинни улыбнулась:

– Незачем жить прошлым, которое мы не можем изменить.

И вдруг напряжение у него спало. Все внимание сосредоточилось на ее блестящих губах, на том, как ткань платья струилась по ее телу при малейшем движении. Его охватило желание, оно разрывало на части и в то же время бодрило, придавало сил.

У нее заалели щеки, и он понял, что непростительно уставился на нее.

– Ксавьер, перестаньте на меня так смотреть.

А у него кололо пальцы от желания дотронуться до нее.

– Как же я смотрю?

– Не прикидывайтесь. Вы поняли, о чем я.

Ее взгляды были не столь откровенны, более осторожны, но то, что он ее притягивает, ему ясно.

Ксавьер наклонился к ней и глубоко вдохнул запах жасмина.

– Потанцуете со мной?

– Да… – с придыханием ответила она. – Но не здесь. У меня дома много отличных джазовых записей и не менее отличное шотландское виски. – В глазах у нее читался вызов. – Не возражаете против вечернего стаканчика?

В ушах у него громко застучало.

– Вы уверены, предлагая это?

– Да, вполне уверена, Ксавьер.

Он ничего не сказал, а просто потребовал счет.


Рассвет еще только забрезжил, когда Ксавьер проснулся от звонка будильника. Уинни, повернувшись, поцеловала его в плечо. Она приподнялась, чтобы встать, но он ухватил ее за талию и прижал к себе… теплую, обнаженную. Она прерывисто засмеялась, задрожала, и остатки сна у него улетучились.

– Ксавьер…

Уинни положила руку ему на грудь, но не оттолкнула. Наоборот – пальцы гладили, изучали, пощипывали соски.

– Я… мне надо приготовить завтрак.

– Что?.. – Он был занят тем, что покусывал ей мочку уха.

Она от удовольствия охнула.

– Через час к тебе в комнату ворвется маленький мальчик и будет тебя искать, – предупредила она.

– Тогда не будем терять время, – засмеялся он.

Он не мог насытиться этой женщиной. Каждый изгиб ее тела оказался под его требовательными пальцами, губами, руками. Она покорно и радостно отдавалась ему.

Чуть позже, удовлетворенные, они лежали рядом и тяжело дышали.

– Доброе утро, Уинни.

Она засмеялась. Он повернул к ней голову.

– Это было потрясающе, – сказала она.

– Это ты потрясающая. – Он был искренен. В Уинни столько жизненной силы, энергии и еще много чего, не поддающегося точному определению.

И он всего этого непонятного и неуловимого вкусил.

Вот почему любовью они занимались три раза за ночь.

И сейчас тоже.

– Я, пожалуй, приму душ, – вдруг сказала Уинни и так быстро ушла, что он не успел ухватить ее за руку и спросить, что не так.

Ксавьер сел и подоткнул под спину подушки. Жаль, что когда она вернулась, то под халатом на ней уже было надето белье. Она стала одеваться, он наблюдал, подавляя новый прилив желания. Уинни улыбалась, обратив к нему лицо, но избегала смотреть в глаза.

– Ты сожалеешь о нашей ночи? – наконец спросил он.

– Нет, что ты! – Поколебавшись, она села на кровать, но так, чтобы он до нее не дотянулся. – Ночь с тобой была незабываемой, Ксавьер… и утро тоже. Но…

– Но?..

Уинни облизнула губы.

– Все было… слишком сильным, острым что ли. Я такого не ожидала.

Он оцепенел. Она в него влюбилась? Он же ее предупредил…

– Я думаю… наверное, нам лучше побыть порознь пару часов, чтобы прийти в себя.

Он ее не понял.

– Я немного… ошеломлена.

Это он понял.

Она улыбнулась, но у него зародилась настораживающая мысль: прошлой ночью они были во власти такого накала чувств, что перешли границу обычного секса.

– Ксавьер, ты ведь собираешься задержаться в Австралии еще на несколько недель? Поэтому мы сможем повторить прошлую ночь не один раз.

Уинни наклонилась к нему, чмокнула в щеку и ушла.

Неужели она восприняла их связь слишком серьезно?

Ксавьер выругался, откинул одеяло, оделся и отправился в свой номер в мотеле. Стоя под обжигающей струей воды в душе, он убеждал себя, что ему необходимо притормозить свои отношения с Уинни. Играть с ее чувствами он не будет.

Но в голову лезли другие мысли: ее ладони скользят по обнаженной коже, жадные губы целуют, мягкое нежное тело прижато к нему. Он помнил, что пылал, как никогда прежде.

Ксавьер выключил горячую воду, и на него обрушился ледяной шквал.

Надо прийти в себя!

Это заняло больше времени, чем он думал.

Завернувшись в полотенце, он громко произнес:

– Это должно прекратиться.

Выйдя из ванной, он обнаружил на столе завтрак.

Уинни распорядилась подать ему лишнее яйцо и лишний ломтик ветчины. Рядом с тарелкой лежал запечатанный конверт. Внутри записка:

«Подкрепись. Силы тебе понадобятся».

Вместо подписи – смайлик. Очень довольный смайлик. Ксавьер не удержался, чтобы не рассмеяться. Рискнуть и провести вместе еще ночь? Или неделю? Какой вред от одной недели?


Следующие пять ночей он провел в постели Уинни.

И еще он повел ее в казино, где она проиграла в рулетку, но выиграла в очко. Наблюдать за ней во время игры – сплошное удовольствие. Она, в свою очередь, играла с ним и Луисом в мини-гольф, а потом они сидели на пляже и ели рыбу с чипсами.

Смех Уинни стал для него родным.