– Мисс Уинни!

Ее окружили старые сотрудники и давние постояльцы, и она ощутила себя дома.

Но что-то все же мешало. И это «что-то» – Ксавьер. Он мелькал среди гостей, не приближался, а когда их глаза встречались, то его взгляд обжигал. Уинни решила, что уйдет пораньше. Этот мужчина – искуситель, и у нее нет желания проснуться утром рядом с ним, а затем снова распрощаться.

Поэтому она ела восхитительные канапе, потягивала пузырящееся шампанское и уговаривала Тину провести ее по номерам мотеля.

– Завтра, – пообещала Тина. – Сегодня все номера заняты.

«Неужели все?»

Уинни водила пальцем по краю фужера.

– А какое новое название мотеля? – спросила она.

Тина загадочно засмеялась, чем подогрела любопытство Уинни.

– Выкладывайте. Какое?

– Скоро узнаете.

Тина кивком указала назад Уинни оглянулась и увидела Ксавьера – он звал всех пройти в фойе. Он встал у ресепшен, а гости заполняли фойе, лестницу и нижнюю лестничную площадку. Среди приглашенных были известные бизнесмены Золотого Берега, кое-кто из знаменитостей и пресса. Кругом сверкали вспышки камер.

Уинни попыталась отойти подальше назад, но Тина подтолкнула ее к дверям гостиной. Правда, удалось встать за пальмой в кадке.

– Я хочу поблагодарить всех вас за то, что вы пришли, чтобы отметить открытие самого замечательного из мотелей. Я и не представлял, какое сокровище я найду, когда впервые приехал сюда, и думаю, что вы все с этим согласитесь. Ремонт этого мотеля стал опытом, изменившим мою жизнь. Я неплохо потрудился. Разгребал, так сказать, австралийский скраб[6]. Правильно ли я это сказал? Я ведь учусь местным выражениям.

Раздались смех и аплодисменты.

Ксавьер чувствовал себя легко и непринужденно. Таким Уинни его ни разу не видела.

– Я узнал сотрудников мотеля, постоянных гостей и понял, что есть вещи на свете более важные, чем доходы акционеров и личный самолет.

Уинни вздохнула. Она не столь наивна, чтобы верить его словам. Он просто завоевывает аудиторию.

– У него есть личный самолет? – шепотом спросила она у Тины.

Тина шикнула на нее.

– Я особенно обязан одной женщине. Она заставила меня перестать прятать голову в песок и вдохнуть запах роз.

– Перепутал метафору, – пробурчала Уинни.

Тина ткнула ее в бок:

– Тише!

– Эта женщина создала уникальную атмосферу тепла и радушия.

Ого! Уинни прижала руку к груди. Он собирается отдать дань уважения Эгги?

– В честь этой женщины я открываю мотель под новым названием.

Уинни вдруг заметила, что то место, где раньше висел портрет Эгги, закрыто тканью.

– Я представляю вам «Радушную Уинни».

Он дернул шнур и снял покрывало с… ее портрета.

Громкие крики, аплодисменты…

Но Уинни словно оглохла – она не отрываясь смотрела на себя, широко улыбающуюся и с веселыми глазами. Из ступора ее вывел голос Ксавьера:

– Вечер еще не закончился, еда не съедена, вино не выпито, и скоро будут танцы в гостиной.

И прямиком направился к ней!

– Господи, Тина, почему вы не?.. – Уинни обернулась, но Тина исчезла.

– Привет, Уинни.

Она кивнула:

– Привет, Ксавьер.

– Как тебе? Нравится?

– Очень. Я всегда мечтала, чтобы все выглядело именно так великолепно. Каким образом?..

– Я нашел полный ящик твоих вырезок из журналов и понял твое видение мотеля.

Сердце у нее в груди радостно подпрыгнуло.

– Я хотел отдать тебе дань уважения. Эти вырезки показали мне, что надо сделать, чтобы этого добиться.

– Но почему? Почему ты захотел сделать это? Чувство вины?

– Не вины, Уинни. – Он покачал головой. – А любви. Это попытка завоевать твое сердце.

Перед глазами у нее поплыло. Она ослышалась? А Ксавьер продолжал:

– Мне было нужно больше, чем просто извинение – что-то такое, чтобы показать тебе, что я понял, как ты была права: я прятался от любви, вместо того чтобы принять любовь.

Они стоят среди толпы гостей, и он говорит о любви? Ей это снится?

– Ущипни меня!

Он улыбнулся:

– Я должен был совершить что-то впечатляющее, чтобы…

– Чтобы – что?

– Чтобы все исправить. И чтобы сказать, что я тебя люблю.

Вспышки камер, разговоры – все это заглушило такое простое и важное признание. Она поставила фужер с шампанским на поднос официанта.

– Прости, но ты, кажется, сказал… Ты все еще живешь в «Апартаментах Виндзор»?

– Да.

Она молча, без объяснений, схватила его за руку, провела через толпу и наверх по лестнице, потом по коридору до последней двери справа. Он тоже молча отпер дверь. Уинни вошла первой, остановилась посреди комнаты и чуть не застонала от восторга. Ее взору предстали кровать под балдахином с одеялом с цветочным рисунком и подлинная старинная мебель розового дерева. Божественно!

Ксавьер прислонился к стене и с улыбкой наблюдал за ней. Приподняв брови, он спросил:

– Что ты собираешься делать?

– Поколотить тебя, – хрипло и совсем не сердито ответила она.

Он подошел к ней.

– Я люблю тебя, Уинни. Ты показала мне, каким даром может быть жизнь, если я впущу дружбу и любовь в сердце. Я этого не знал. Я не понимал, что любовь может так меня изменить.

Я знаю, что, вероятно, разрушил окончательно то, что было у нас с тобой. Я пойму, если ты не захочешь дать мне еще шанс, чтобы я доказал, что я тебя достоин.

Она хотела его прервать, но он пальцем зажал ей рот.

– Но знай: даже если я тебе не нужен, я больше не буду закрываться от жизни.

Уинни чувствовала, что сердце у нее готово выскочить наружу.

– Ты на самом деле думаешь то, что сейчас сказал?

Он кивнул.

– Я тоже пришла сюда сегодня поэтому. Я поняла, что нельзя отгораживаться от друзей – это не вылечит разбитого сердца.

– И это стало причиной, почему я назвал новый мотель твоим именем.

– Ксавьер, я продала тебе мотель. Он твой.

Он покачал головой:

– Душа мотеля – ты, Уинни. – Он взял со стола конверт и вложил ей в руки. – Мотель твой. И всегда был твоим.

Слезы подступили к ее горлу.

– Ты отдала мне больше, чем здание из кирпича и бетона. И я надеюсь, что ты позволишь мне разделить жизнь с тобой. – Он встал на колено и открыл маленькую коробочку, где лежало кольцо, сверкающее бриллиантом. – Уинни Стивенс, я люблю тебя. Я хочу провести остаток жизни, доказывая, как сильна моя любовь. Ты окажешь мне честь – огромную честь – и станешь моей женой?

Уинни и не пыталась изображать невозмутимость. Она обхватила его за шею и воскликнула:

– Да!

С радостным возгласом он вскочил, подхватил ее на руки и закружил. Потом медленно опустил на пол, взял в ладони ее лицо и поцеловал.

Снова подхватив Уинни, он подошел к длинному мягкому дивану и уселся, держа ее на коленях.

Уинни едва могла осознать происходящее. «Он меня любит, он действительно меня любит!»

Ксавьер отвел волосы с ее лица.

– Я все обдумал. Я знаю, что ты не оставишь Эгги. Поэтому мы с Луисом будем жить здесь, с тобой.

– Но как же твоя корпорация?

– Я устал от работы. Найму управляющих. Я хочу работать здесь, с тобой.

Неужели он серьезно это сказал?

– Ты поговорил с Луисом? Как он к этому отнесется?

– Я совсем забыл! – Ксавьер вынул из кармана пиджака конверт. – Это от Луиса.

На самодельной открытке было написано: «Пожалуйста, выходи за папу». И рисунок: все трое на пляже строят замок из песка.

Уинни прижала открытку к груди и заморгала, чтобы не заплакать.

– Вероятно, потом мы будем проводить полгода здесь, а еще полгода в Испании. Я знаю, что возникнут трудности, но Камилла все-таки мать Луиса. Я должен дать ей возможность общаться с ребенком.

– И это правильно.

– Из этого может ничего не выйти.

– Но попробовать надо. А если не получится, то у Луиса всегда есть ты… и я. Я тоже его люблю, Ксавьер. И обещаю, что он всегда будет у меня на первом месте.

Его пальцы проложили дорожку от щеки к шее и спустились вниз к вырезу платья. Ей стало жарко и трудно дышать. Она хотела обнять его, но сначала…

– Я люблю тебя, Ксавьер. Теперь у тебя есть я, поэтому ни ты, ни Луис никогда не будете одиноки.

Глаза у него подернулись дымкой. Он поцеловал ее в уголок рта.

– У тебя буду я и Луис… и все остальные дети, которые обязательно появятся.

Он замер:

– Ты хочешь детей?

– Я хочу кучу детей.

– Кучу? Это сколько?

– Четверых, по крайней мере.

Он улыбнулся и посмотрел на нее… как на чудо.

– У тебя буду я и Луис… и Саманта.

– Саманта?

– Это мое любимое имя для девочки. Тебе нравится? Потом будет…

– Карлос? – предложил он.

– И маленькая Эгги, и Лоренцо-младший, – закончила она.

Он расхохотался:

– И Либби, и Эйприл, и Тина, Блейк и Хит, и…

– И все остальные, – расхохоталась Уинни.

Сколько любви в его глазах!

Она нагнула его голову и прижала к себе.

– Значит, «Радушная Уинни»? Давай проверим, смогу ли я оказать тебе незабываемый радушный прием?

Низкие перекаты его смеха ласкали так же, как и его губы, скрепившие молчаливое обещание, которое они давали друг другу: жить и любить. Чего бы ни приготовила им жизнь, они смогут удержаться на плаву, потому что они вместе навсегда.