Мишель Дуглас - Ни дня без тебя

Она заслужила лучшего к себе отношения.

Она заслужила объяснения.

– Уинни, вы не правы – я не испытываю к вам неприязни. Хотя вы правы в том, что я был резок с вами. Это оттого, что я ждал противоречий с вашей стороны, думал, что вы будете противостоять изменениям, которые я хочу осуществить в «Доме Эгги». Мое поведение было очень грубым. Я прошу меня извинить.

«Она заслуживает не только извинений, но и объяснений».

Тяжесть давила ему на плечи, боль жгла грудь.

– Моя скорбь по деду еще слишком свежа и… Как это говорят? Я выбрал вас на роль «мальчика для битья»?

Она кивнула.

– Это нечестно с моей стороны. И… мне следовало подождать подольше, не торопиться приезжать сюда, на Золотой Берег.

О боже! В глазах Ксавьера мука! Уинни не ожидала такого. Он, видно, сильно любил деда. Но говорить это вслух она не стала, опасаясь, что он ее прервет… даже после его прочувствованного извинения. Горе горем, но ей совсем не хотелось снова стать объектом его гнева.

И все же здесь, на пляже, при ярком полуденном солнце о гневе можно забыть. Потому что ее внимание отвлеклось на его глаза – они оказались не черными, угольными, а темно-шоколадными и блестели в точности как горячий шоколад. А его губы… Уинни поспешно отвернулась.

– Вы меня простили?

От звука его голоса она вздрогнула.

– Конечно, простила. Ксавьер, я… – Как бы потактичнее это сказать?

К черту такт!

– Мне действительно жаль, что вашего деда нет в живых. – Уинни едва удержалась, чтобы не взять его за руку. – Вам его не хватает, и я вам сочувствую. Ваша любовь к нему – это трогает. Жаль, что я не была с ним знакома.

Он вдруг улыбнулся – а улыбался он редко, – и у нее зачастил пульс.

– Спасибо, Уинни.

– Я понимаю ваше потрясение, когда вы сюда приехали. – Уинни стряхнула крошки от чипсов с ладоней. – Но факт остается фактом: вы здесь, и мы вынуждены работать вместе.

– Да, вы правы, – ответил он, хотя по его виду, не скажешь, что она его убедила.

Но она обязана убедить его! Обязана сделать это ради Тины, Эйприл, Мег и Либби, ради всех ее служащих. Она сделает все возможное, чтобы они остались работать в мотеле.

– Моя обязанность – облегчить вашу работу, Ксавьер, а не противодействовать вам. Завтра будет новый день, – она улыбнулась, – и надеюсь, не такой драматичный.

– Дай-то бог!

– О, пока не забыла. Я буду рада устроить всем нам ужин.

– Что вы имеете в виду – всем нам?

– Вам, Рейесу, себе, вашему сыну и его няне, когда они приедут, ну и любым гостям, которых вы захотите пригласить.

Он не ответил и, кажется, рассердился, потому что вскинул голову и произнес:

– Я думаю, у вас много других обязанностей, не стоит добавлять готовку к этому списку. – Ксавьер помолчал и спросил: – Вы на самом деле предлагаете приготовить для меня ужин?

– Я готовлю ужин для себя, и у меня не займет много времени приготовить кому-то еще. Таковы правила гостеприимства в «Доме Эгги», и мы этим гордимся.

– Я с благодарностью приму ваше предложение.

Уинни не сразу нашлась что ответить, – он сказал это так тепло, что удивил ее.

– Но у меня есть одно условие. – Конечно, она не в том положении, чтобы диктовать условия, но…

– Какое условие? – насторожился он.

– Во время ужина не будет служебных разговоров. Ужин – для отдыха и удовольствия от вкусной еды.

Он улыбнулся, а она чуть не растаяла.

– Договорились.

Уинни скрестила пальцы. Возможно, они с Ксавьером найдут-таки общий язык. И она найдет способ отговорить его не разрушать окончательно ее маленький мотель.

Уинни указала на ограду, отделявшую ее коттедж от «Дома Эгги»: – Как видите, граница собственности мотеля проходит здесь.

Они стояли на заднем дворе мотеля, и Ксавьер кивнул на ее домик:

– А это что такое?

Уинни не удержалась от колкости:

– Представьте себе – это дом.

Он не поддался на шутку. Уинни подавила вздох. Вчера она увидела перед собой убитого горем внука, заботливого человека, который потратил много времени на Серену. Но сегодня этот человек исчез, хотя Уинни чувствовала, что исчез не навсегда.

– Это частный дом? – прозвучал отрывистый вопрос.

– Да.

– И чей это дом?

– Мой.

Он застыл, потом повернулся к ней:

– Я бы хотел его купить. Мне нужен этот участок.

Уинни сделала шаг назад. Грудь сдавило так сильно, что не продохнуть.

– Он не продается.

Ксавьер постукивал пальцами по ноге, крепкой, мускулистой. Уинни не сводила глаз с этих пальцев и лишь огромным усилием воли заставила себя перевести взгляд на его лицо. И зря. Потому что ее охватило непонятное возбуждение, она почувствовала болезненную потребность вглядываться в черты этого сильного, стройного мужчины.

Боже, что с ней происходит?

«Помни, что он намерен сделать! Помни, что он думает об Эгги!»

Уинни отвернулась от Ксавьера и посмотрела на свой дом.

– Дом не продается, – повторила она.

– Я компенсирую все затраты.

Он говорит о деньгах, но на деньги не купить то, что этот коттедж представляет для нее – надежность, домашний очаг, заветные воспоминания.

«Ты могла бы использовать это как козырь».

Продаст ли она коттедж, если этим сохранит работу своему персоналу? Но от этой мысли на глаза навернулись слезы.

– Я… Давайте обсудим это в другой раз. Я никогда об этом не думала.

– Как пожелаете.

Ха-ха! Ничто не идет так, как она желает.

Уинни взяла себя в руки. Указав на крышу мотеля, она сказала:

– Отсюда хорошо видно, что нужны новые водосточные трубы.

– Отсюда также видно, что и крышу нужно чинить.

– Вот почему вы купили «Дом Эгги» по такой низкой цене.

Он пренебрежительно фыркнул.

Уинни открыла калитку, и в этот момент из мотеля пулей вылетели шестилетние близнецы Тины.

– Привет, мальчики. Вы еще незнакомы с мистером Рамосом?

– Здравствуйте, мистер Рамос! – хором крикнули они.

– Ксавьер, это Блейк и Хит – сыновья Тины.

– Мы идем играть в крикет, – на ходу сообщил Блейк, и оба скрылись на заднем дворе коттеджа.

– Им не терпится научить Луиса играть в крикет, – сказала Уинни.

– Луиса? – Ксавьер недоуменно посмотрел на нее.

– Да. Я же вам говорила, что у нас в «Доме Эгги» обширная программа гостеприимства. – Она улыбнулась: – В том числе бесплатные друзья для сына босса.

– Они играют здесь каждый день?

– Кроме выходных.

– У вас тут не только гостевой дом, но и детский сад?

– Я делаю, что могу, чтобы моему персоналу легче работалось. Я нанимаю хороших людей и хочу их задержать. Я разрешаю Хиту и Блейку играть у себя во дворе час-другой, пока у Тины не закончится смена. И никто не парится.

– Такое выражение мне неизвестно.

– Хм… Я имею в виду, что это никого не беспокоит… и приносит пользу. Зачем отказываться от этого?

Он ничего не ответил.

– Они хорошие мальчики?

– Надеюсь. – Он дернул плечом и сердито спросил: – Почему вы так на меня смотрите?

Мог бы сказать: «Спасибо, Уинни, что подумали о моем сыне…»

– Я… – И тут Уинни понесло. – Ваши возможные подозрения оскорбительны. У меня нет никаких коварных планов в отношении Луиса.

Он выпрямился во весь свой впечатляющий рост.

– У меня и в мыслях подобного не было.

Она едва удержалась, чтобы не назвать его лжецом.

«Прикуси язык. Не лезь на рожон. У тебя более важные задачи».

Глаза у Ксавьера сверкнули.

– Мне необходимо сделать несколько звонков.

Они вернулись к мотелю, и Уинни нажала на кодовый замок задней двери.

На верхние этажи вели две лестницы: одна была сейчас перед ними, а вторая в фойе. Конференц-зал и комнаты Ксавьера находились наверху. Дойдя до верхней лестничной площадки, Уинни остановилась и отсалютовала картине на стене:

– Здравствуйте, капитан.

– Что с вами? – Ксавьер задержался перед картиной.

– Ничего. Я собираюсь написать вам отчет.

– Я про это. – Он указал на портрет. – Почему вы с ним разговариваете?

Старый морской волк с бородой, трубкой и пиратским веселым взглядом улыбался с портрета.

– Я всегда приветствую капитана. Я еще маленькой девочкой так делала. И кое-кто из гостей тоже ему салютуют. Понятия не имею, кто он, поэтому мы сочиняем про него истории, и всем нравится.

– Эта картина… – Ксавьер скривился, – штамповка, и к тому же плохая. Ее надо убрать.

Уинни повернулась к нему:

– Нельзя убирать капитана. Вы столкнетесь с мятежом.

Он прищурился:

– Я намерен все здесь изменить. Если я еще не внес ясность в этот вопрос, то позвольте мне сделать это сейчас: это мой мотель. – У него напряглись скулы, а в глазах появилась боль, которую невозможно скрыть. – Поэтому я могу делать с моим мотелем то, что мне нравится.

Это так. Надо бы двинуть ему в нос за то, что он столь грубо и откровенно заявил ей о своих правах, но…

– Лоренцо заслуживает лучшего, чем это! – закончил он.

Он, должно быть, безумно любил деда. Вчера она углядела сквозь непроницаемую маску и кипящую агрессивность проблески подлинной скорби.

Господи, кто-кто, а она знает, что такое горе, понимает, как это может съедать изнутри, днями не проявляться, а потом проснуться и начать жалить тебя со всех сторон.

Ксавьер стоял на ступеньке ниже ее, и их глаза были на одном уровне. На мгновение Уинни увидела ту же самую, вчерашнюю, боль.

– Судя по всему, вам очень не хватает Лоренцо.

У него раздулись ноздри, на горле заходил кадык.

Уинни не удержалась и прижала ладонь к его щеке.

– Мне очень жаль, что пребывание здесь растравило вашу рану, Ксавьер.

Он отнял ее руку. Она приготовилась к выговору за фамильярность, но этого не произошло. Он нежно провел большим пальцем по ее кисти, отчего по ее телу пробежали горячие спиральки.

Ксавьер смотрел на ее губы, глаза у него затуманились. Он нагнулся к ней, и она затаила дыхание. Он хочет ее поцеловать? Она не должна стоять вот так, будто… будто ждет, что он это сделает!

– Какое утешение предлагаете мне вы, Уинни?

Его голос звучал глухо, дыхание задевало лицо, губы мгновенно закололо. Змейки искушения проникали внутрь, в те места, о которых она уже и забыла. Стоит ей податься вперед, и она узнает, каков поцелуй у этого мужчины.

Она посмотрела ему в глаза и встретилась с холодным оценивающим взглядом, совсем не сочетающимся с его прикосновением и его словами. Уинни внутренне сжалась и отдернула руку.

– Утешение не такого рода, – чужим голосом произнесла она.

– Вы уверены?

Как возможно, чтобы голос звучал тепло, а глаза были суровыми?

– Абсолютно.

– Потому что я не вступаю в тесные отношения с персоналом.

В его словах была скрытая угроза. Если она попытается вступить с ним в тесные отношения, он сочтет это основанием для ее немедленного увольнения. Она не может этого допустить. Пока не может.

Уинни выпрямилась во весь рост.

– Если под тесными отношениями вы подразумеваете постель, то уверяю вас, что меня вам опасаться нечего. – Она развернулась и направилась в конференц-зал. – Вы не мой тип, – бросила она через плечо.

Ей уже говорили раньше, что она недостаточно хороша, недостаточно изысканна, не настолько утонченная, чтобы вращаться в кругах очень богатых и очень талантливых людей. Ксавьер вращается в еще более избранном обществе, чем Дункан. У нее нет желания опять попасть в ситуацию, когда ей говорят, что она не подходит.

Нет, нет, и еще раз нет!

– Не ваш тип?

Он прорычал это ей в спину. С чего ее слова так его задели?

Уинни прошла в конец стола в конференц-зале, а Ксавьер остался стоять в проеме двери.

– Я ни на секунду не поверю, что задела ваше хрупкое мужское «я». Я не верю, что в вас вообще есть что-то хрупкое.

«Уважительно, Уинни! – прикрикнула на себя она. – От тебя требуется почтительность».

Но этот испорченный человек искушает ее своими жаркими посылами с единственной целью поймать на недопустимом поведении, чтобы уволить. А она почти клюнула!

– Нельзя не признать – вы привлекательны, – сказала она. Лишь идиот станет это отрицать, а она себя к идиотам не причисляла.

Он продолжал сердито смотреть на нее, и постепенно к ней вернулось чувство юмора.

– Но и я тоже, – продолжила она.

Когда Уинни хотела, у нее не было недостатка в мужской компании. Но сейчас ей этого не нужно. Мотель и бабушка забирали всю энергию, а того, что оставалось, хватало только на удовольствие – поесть попкорна перед телевизором.

– Вы чересчур успешны на мой вкус, Ксавьер.

Он вошел в зал и спросил:

– Кто же вам обычно по вкусу?

– Артистичные натуры.

Он стоял, раскачиваясь на каблуках. Ей показалось, что он изо всех сил старается не улыбнуться.