Иман Кальби - Ничья…

Ждать себя Ранья не заставила. Ловко подкралась к нему в спальню, когда он пошел в душ, как только вернулся с работы. Наверное, весь день дежурила у окна… В другой ситуации его бы это даже повеселило, но не сейчас, когда мысли о Владе стали маниакальными, когда месяцами подавляемое желание било по нервам и мужскому достоинству наковальней… Он был зол и голоден. Гремучая смесь…

Постучала к нему, смотрит призывно, нагло… Когда-то этот взгляд его цеплял… Когда ему еще это было интересно как неопытному юнцу, когда она была помоложе и посвежее. А сейчас хочется вышвырнуть ее за крашеные волосы вон, но он сдерживается, ради веселья, а может и для того, чтобы задеть Владу. Даже не стал утруждаться и надевать халат. Стоит в полотенце, надменный и упивающийся ее жалкими иллюзиями и надеждами..

Он не ошибся. Понадобилось всего минут пять, чтобы Ранья по-коровьи распласталась у него под ногами, сорвала зубами полотенце и попыталась его трахнуть. Именно так… Понимала, сука, что сам он не горит желанием разводить ей ноги. А этот отчаянный шаг- сделать ему минет- возможно бы и проканал. Он бы даже мог жестко отыметь ее в рот, закрыв глаза и думая о другой, желанной, или смотря на нее вниз с балкона, он ведь учуял ее там, у дерева в саду, почти сразу, как только появилась, именно учуял, как зверь свою самку… Но Влада не стала принимать его игру. Поспешно ретировалась, увидев их вместе с лживой дешевкой. До смешного жалкая ситуация… Сидит там у себя в комнате, наверное, Бог себе что сейчас придумывает, ревнует, изнемогает, а он рычит от желания съесть ее, клеймить, вбиваться в ее тело, целовать каждый сантиметр ее кожи…

Резко оттолкнул раскрывшую было свой рот Ранью.

–Пошла вон, дура… Не унижай себя и не нервируй меня…

Истерично смеется, группируясь на полу…

–Почему, Васель? Разве не любил меня тогда? Сильно изменилась? Все говорят, что не очень,– бросает на него зазывные отчаянные взгляды своими утопающими в припухлостях от наколотых филлеров глазенками,– ты ведь взял тогда вину на себя потому что любил… Да?

–Дура ты, Раннуш. Всегда была наглой, развратной дурой. И пустышкой. Больше ничем. Пошла отсюда вон. Тоз фик (здесь.– плевать на тебя).

–Это из-за нее, да? С ней трахаешься? Я сразу поняла, что вся эта болтовня про новую книгу – вранье… Просто решили пое…ться, как моего братика сгубили?– кричит истеричным голосом, трясется.

Вот и твое истинное лицо, Раннуш.

–Пошла вон, сказал. -Открыл дверь нараспашку.

–Микаэл ведь твой, да? Я только сейчас поняла, как вас увидела рядом… Все не могла все эти годы вспомнить, кого это он мне так сильно напоминает… А наша Влада оказалась той ее бестией… Что ж… Потрясающе! Поздравляю! Совет да любовь! Только не думай теперь, что я отпущу вас с миром! Я расскажу это всей семье! Твоя русская шлюха с ублюдком останутся без гроша!

Хватает ее за горло, резко прижимает к двери, от чего та больно стукается головой.

–Не думай, Ранья, что если я поступил тогда в ситуации с Амаль как джентльмен, я сделаю это снова. Ты сейчас же соберешь свои тряпки и съедешь в город под предлогом того, что давно не была в Дамаске и хочешь погулять по местам молодости. Твои дети останутся здесь. И будут играть со своим любимым братом вплоть до твоего отъезда. Владе ты будешь точно так же улыбаться, как улыбалась. И Дибам ты ничего не скажешь. Это не твое дело. Не лезь туда. А полезешь- поверь мне, я столько говна на тебя им открою, что вряд ли до конца своих дней отмоешься, поняла меня, шармута?!

Та лишь молча пискнула и выбежала прочь. А Васель не стал тратить времени. Наспех накинул на себя вещи и понесся в комнату к Владе… Даже если бы она сейчас каменную стену вокруг себя возвела, он бы разрушил ее руками, разобрал по кирпичикам, но добрался бы до нее…

То, что она увидела на балконе, стоя внизу под деревом, то, что Васель заставлял ее делать и делал сам уже потом, в ее комнате, буквально почву из-под ног выбили, снова все взбаламутили в душе Влады. И если после встречи с Ланой она заезжала на территорию резиденции с чувством полной уверенности, что сделает все, чтобы убедить Васеля оставить ее в покое и быть с этой милой, чистой девочкой, то теперь в душе снова разыгралось смятение… А еще неприятная, липкая, пугающая ревность к той милой девушке с ангельской улыбкой… Его руки на теле Влады, его глаза, его язык… Они словно стирали все те годы боли, обиды, предательства… Они делали его присутствие в ее жизни таким желанным и неизбежным, обещали, что отныне все может быть иначе, что все возможно… И в то же время, она понимала, что это лишь иллюзия… Лишь банальная телесная близость, которая при всем желании не сотрет всех тех обид, что так глубоко въелись под кожу, не изменит их характеров, не поменяет их судьбу, не отмотает события вспять, позволив забыть то, что забыть невозможно….

Его запах был везде, как наваждение. Открыла окно, чтобы проветрить помещение. Приняла душ, включила телевизор. Пытается направить мысли куда угодно, лишь бы не думать о нем… И тут вспомнила про папку от адвоката, которую привезла ей Ранья… Та что – то говорила о том, что надо подписать какие – то документы… Руки так и не доходили… Открывает конверт – там копия завещания Карима… Она уже знала, что все переходит ей… Это не было секретом… А еще какое – то письмо. Запечатанное. Написано – «передать лично в руки». Видимо, хранилось у адвоката вместе с завещанием… Открывает… И мир вкруг начинает распадаться на пиксели, как в строй компьютерной игре…

«Влада,

Если ты читаешь это письмо, значит меня уже нет. Адвокат, конечно же, озвучил тебе всю формальную часть – надеюсь, этот капитал позволит тебе и нашему сыну не чувствовать себя в чем-либо стесненными. Я пишу это письмо тебе и не знаю, когда произойдет наше расставание. Может, ты еще совсем молода и прекрасна, может, нам удалось прожить долгие годы до седин… А еще я молю Бога, чтобы ты его все-таки прочитала, потому что в противном случае это будет означать, что ты ушла раньше… А я не хочу испытывать такой боли… Знаю, ты сильнее, ты справишься, переживешь мою утрату… А я не смогу…

Я пишу эти строки не своей рукой, а своим сердцем, которое завещаю тебе вместе со всем, что принадлежит мне. Оно стало твоим тогда, когда я еще был молодым амбициозным мальчиком с автоматом на плече и наивными иллюзиями в шальной голове. Но даже если мне сейчас столько лет, сколько звезд на небе, я все равно знаю, что моя любовь к тебе со мной… Она отпечатана в моем генокоде… В моем ДНК…

Теперь ты свободна, моя хрупкая пташка! Моя асфура! Ты так мечтала о свободе, так хотела быть вольной, ничей. Лети, лети туда, куда тебя влечет твое сердце… А я знаю, куда оно тебя влечет, пусть сама ты это и пытаешься упорно отрицать…

Я благодарен тебе за эти сказочные годы… Ты была лучшей женой на свете. Той, которой гордятся, которую превозносят, которую боготворят… Надеюсь, я хоть немного оправдал и твои ожидания о том, каким должен был быть муж. Ты была искренней, ты была идеальной… Подругой, соратником, матерью, любовницей… Но ты никогда не была полностью моей. Я знаю, ты читаешь эти строки и нервно сжимаешь губы, как всегда делаешь, когда тебя что-то выводит из себя, потому что все еще отказываешься признать то, что я признал еще в самом начале нашего знакомства… Но нас всегда было трое… Я изначально был обречен делить тебя с ним… Когда ты засыпала очень глубоко, тебе снились сны… Хорошие и не очень, приятные и кошмарные… Я всегда понимал это по твоему выражению лица – беспокойному, страстному, в смятении, безмятежному, с блаженной улыбкой… Почти всегда ты называла его имя… Не важно, что тебе снилось, он всегда был рядом… Там, с тобой… Он. Не я. В твоем мире, в твоем подсознании, куда ты его так надежно запрятала… А еще я видел блеск радости в твоих глазах всякий раз, когда приносили букет с запахом тех духов… Я знаю, что это были цветы от него… Его духи, специально изготовленные для тебя… Я интересовался у парфюмера. Он сказал, они сделаны на заказ… Это было его внимание тебе, постоянное, незримое внимание к твоей деятельности, твоему творчеству, твоей жизни… И тебя оно радовало. Я видел это…

Но знаешь, я ему даже благодарен. Не будь его в твоей жизни, не было бы и меня… Ты не предназначалась мне по судьбе, но я выцарапал тебя у нее, у него, у всего мира… А еще я знаю, что в часы нашей близости, когда мы любили друг друга – страстно, жестко, быстро, медленно, нежно… ты всегда была только со мной… Ты всегда была только моей… Я всегда это чувствовал и всегда упивался этим ощущением единоличного присутствия в твоей голове в эти минуты… Может поэтому до самого конца в нашей жизни было так много секса и он никогда не утратил своей остроты…

Мне больно лишь от одной мысли… Что у нас больше не было детей, что Микаэл стал единственным, любимым сыном, может и не родным по крови, но моим по духу и по размеру той любви, которую я испытал к нему сразу, как только взял в свои руки крошечный новорожденный комок… Я знаю, что ты искренне хотела от меня детей… Искренне… Не вини себя и в этом… У нас бы не получилось все равно… Когда – то Он сказал мне, что ты никогда и ни от кого не забеременеешь, кроме него… И хотя я всегда смеялся судьбе в лицо, в эти его слова я почему – то сразу поверил… Так или иначе, спасибо тебе за нашего сына. Микаэл – моя гордость. И если ты когда – нибудь решишь открыть ему правду, сделай так, чтобы он не забывал обо мне. Это моя единственная просьба к тебе, асфура…

А еще я должен признаться тебе… Я не был святым… У меня есть сын. Я назвал его Анвар. Мальчику четыре года. Он был зачат случайно, наша связь с его матерью была ошибкой, ничего не значившим эпизодом в одной из моих заездов на Кипр без тебя… Ее зовут Марина, и ты ее никогда не видела, потому что она ничто для меня не значит и не значила никогда, одна из приходящих помощниц, которым не было числа. И в тот день, когда она мне сообщила, что беременна, я выгнал ее из кабинета, а потом напился и кричал, скулил, стонал от беспомощности и злости… Что с тобой мне не хватило и жизни, чтобы сделать ребенка, а с ней, ненужной, никакой, той, которую я даже не вспомнил бы на следующий день, хватило пятнадцати минут случайного секса. Это и было его проклятие… Мальчик тоже получит часть моего состояния. Не захочешь- он вас никогда не потревожит. Но мне было бы приятно, если бы они общались с Микаэлом. Знаю, что заслужил твою ненависть за обман… Прости меня…

Прости меня за все, если сможешь… Прости за ту боль, которую я причинил тебе при первой встрече. Этот позор жил со мной всегда, со мной и умрет…

Прости и Его за всё. Он всегда любил тебя, любил не меньше, чем я… Просто никогда не умел показать эти чувства правильно…»

Влада перечитывала эти строки уже в пятый раз, буквы перед глазами плыли, но она все читала и читала, с каждой новой строчкой окунаясь в эту жгучую агонию стыда и боли… Наверное, никогда она не чувствовала такого нестерпимого чувства опустошенности… Он все понимал, он все знал, он все чувствовал… Наивная, она все эти годы думала, что идеально играет свою роль… Что смогла создать иллюзию у него и у себя и даже сама в нее поверить, что все хорошо, что она поглощена лишь мужем, что Васеля больше нет в ее жизни… А он все чувствовал… И принимал как данность… В голове всплыл их диалог, от которого по позвоночнику пробежала морозная волна…

 – Я люблю тебя, Карим…

 – Нет, это я тебя, асфура… 

Только сейчас ей стал понятен истинный смысл этих слов. Карим никогда не верил в ее любовь…

***

Открыла бутылку вина, выпила залпом, прямо из горла, а потом еще и еще… Только забыться, только заглушить эту боль… Это было нестерпимо. Это было выше ее слабой, мелкой душонки.

Бутылка все еще в ее руке, его письмо в другой. Волосы разметались. Тушь, должно быть, прочертила две кривые линии от глаз до самого подбородка, но ей плевать. Ногой открыла дверь в его кабинет. Наверное, завтра пожалеет об этом, но сейчас ей плевать.

Васель поднимает на нее удивленный взгляд, оторвавшись от своих нескончаемых чертовых бумаг.

– Что с тобой? – голос раздраженный, а в то же время, обеспокоенный.

– Пришла посмотреть в твои глаза, Увейдат, – говорит ему, а самой кажется, что шипит, как змея, – посмотреть в глаза чудовищу, который украл у меня все, все разрушил, меня разрушил…

– Что за очередная истерика, Влада, – устало откидывается на стуле, прикрывая глаза руками, – ты пьяна, иди в свою комнату. Сама дойдешь или мне помочь тебе?

– Черта с два, сукин ты сын! – орет ему в лицо, швыряя бутылку об стену.

На его лице теперь проступает хищный оскал.