Дороти Иден - Никогда не называй это любовью

Когда Кэтрин отвергла очередное платье, в котором должна была пойти на званый ужин, Люси потеряла терпение и с фамильярностью, позволенной лишь человеку, прослужившему в доме уже много лет, неодобрительно проговорила:

– Вот уж действительно, мисс Кэтрин, глядя на вас, можно подумать, что вы принимаете у себя королевскую чету.

– На мой взгляд, в некотором роде так оно и есть, Люси. Лично я считаю мистера Парнелла некоронованным королем Ирландии.

– Во всяком случае, пока он не надел корону, вряд ли он станет возражать против вашего старого платья из голубого шелка.

– В том-то и вся беда, – нахмурилась Кэтрин, – что оно старое. Два года минуло с тех пор, как это платье вышло из моды.

– Прежде вы так не рассуждали. Вы говорили, что здесь, в глубокой провинции, вам не понадобятся новые платья. Хм, словно капитану приятно видеть свою жену в потрепанной одежде.

Кэтрин пожала плечами, не ответив на это замечание, ибо Вилли уже давным-давно не обращал внимания, во что она одета, и Люси наверняка бы заметила это, если бы не ее возраст. Ее восприимчивость с годами все более притуплялась. Однако старая женщина была слепо привязана к Вилли и ни за что не признала бы никакой критики в его адрес.

– Так или иначе, – продолжала Люси, – из всего, что я слышала, ясно: мистер Парнелл вряд ли вам понравится. Говорят, он человек самых строгих правил. И очень суров.

– Откуда тебе это известно, Люси? – с явным интересом спросила Кэтрин. – Кто распространяет такие слухи?

– Знаете, мисс Кэтрин, я читаю газеты. Особенно с тех пор, как капитан занялся политикой. А сколько всякого хвастовства насчет того, что якобы представляет собой ирландская партия! И эти постоянные попытки расстроить бедного мистера Гладстона[1]… Вообще-то неплохо было бы капитану поучить их хорошим манерам. Ладно… какое же все-таки платье мне готовить?

– Наверное, коричневое вельветовое. К нему я приколю мою брошь с топазами. По-видимому, ты совершенно права, Люси. Не следует особенно наряжаться для мистера Парнелла. Он так много работает с бедным населением, что разодеться слишком богато и вычурно будет проявлением скверного вкуса.

– Вам пришлось много заплатить за то, чтобы так одеваться, – грустно заметила Люси.

Кэтрин улыбнулась с еле заметной печалью.

– Да… мне уже за тридцать, и у меня трое детей. Кроме того, у меня было предостаточно нарядов еще тогда, когда Вилли не мог себе позволить купить мне что-нибудь очень модное и дорогое. Только не делай вид, что забыла об этом.

Люси, якобы пропустив это замечание мимо ушей, спросила:

– А кто будет на званом ужине?

– Только несколько друзей. Мы с Вилли решили не приглашать много народу сегодня. Как-никак ужин мы даем впервые. Разумеется, будет О'Горман Махоун. Кстати, ужин – это его идея. Ну, еще придут полковник Коултерст, полковник Ноулан, Джастин Маккарти. И мистер Парнелл, если, конечно, придет.

Держа в руках расправленное платье, Люси посмотрела на хозяйку.

– Вы хотите сказать, что еще не совсем уверены, придет ли он?

Кэтрин приколола брошь с топазами к кружевному воротничку, критически осмотрела ее и, отколов, протянула Люси, чтобы та положила ее на место.

– Мистер Парнелл – человек совершенно непредсказуемый, Люси, как ты, наверное, уже сама догадалась. Возможно, ему стоило бы поучиться хорошим манерам, поскольку он так и не ответил на мое приглашение. Однако я думаю, что это просто оплошность с его стороны. Ведь он очень занятой человек. Он придет на ужин. В конце концов, мы с Вилли даем этот ужин в его честь.

Почему она так сильно волнуется в ожидании человека, которого не видела ни разу в жизни?.. Почему так старательно выбирает наряд в надежде очаровать его, она, женщина, кому уже за тридцать? Почему? Особенно если принять во внимание, что она даже не знает точно, явится ли он к ним. Сейчас имя Парнелла было буквально у всех на устах в правительстве, и он, несмотря на свою молодость, считался самым блестящим парламентарием. И все-таки, похоже, не было таких, кому бы он нравился как человек. Чарлз Стюарт Парнелл. Родился в Ирландии тридцать четыре года тому назад, вырос в то же самое время, что и Кэтрин, только родом он из Эйвондейла, графство Уиклоу, в то время как Кэтрин родилась в Ривенхолле, Эссекс.

Она задумалась над тем, что теперь Ривенхолл представляется ей таким местом, где всегда стоит лето. Перед ее мысленным взором предстали качели под ветвями тисового дерева, бродящий в прескверном настроении павлин, белые платья ее и сестер, сверху напоминающие шляпки грибов, когда девушки рассаживались на лужайке на пикнике; Люси в накрахмаленных и ослепительно белых чепце и переднике, выплывающая из летних сумерек и оповещающая всех, что пора отправляться спать… Желтое небо, черные деревья и воздух, напоенный ароматом цветущих роз.

Правда, лето навсегда перестало для нее существовать в тот год, когда скончался отец. В тот самый год, когда капитан О'Ши, лихой, энергичный ирландский капитан 18-го гусарского полка, начал ухаживать за ней.

Он, едва дождавшись похорон ее отца, предложил ей выйти за него замуж. Писаный красавец, обаятельный, остроумный, лучший наездник в своем полку. Семью его составляли мать и сестра Мэри. Хотя члены семейства О'Ши были католиками, а отец Кэтрин сэр Джон Пейдж Вуд – англиканским священником и королевским капелланом, ни сестры, ни братья, ни мать Кэтрин, которая тоже имела отношение к королевскому двору, будучи фрейлиной королевы, не сочли вероисповедание капитана помехой. Дорогой Кэтрин не надо было переходить в католическую веру. Ей просто пришлось дать обещание воспитать в этой вере их будущих детей.

Совершенно убитая кончиной любимого отца, Кэтрин, младшая из тринадцати детей и его любимица, была беспредельно благодарна Вилли за его чуткость, нежность, сострадание и великодушие, не умея отличить благодарность от любви. Ведь ей было всего восемнадцать. Но она очень быстро стала взрослеть и вскоре обнаружила в Вилли величайшую незрелость, следствием чего были часто повторяющиеся финансовые кризисы, ставшие, как ей казалось, неизменной частью его жизни вкупе со склонностью к обильным возлияниям, которые он делил со своими многочисленными соотечественниками, при этом все время полагаясь на свое обаяние и остроумие. Но, к несчастью, в основном Вилли доверял своему вздорному, драчливому характеру. Кэтрин стала солидной матерью семейства с рождением третьего ребенка, который, как и первые два, был принят Вилли и его матерью, болезненной пожилой дамой, завернут в изысканные кашемировые платки и с громоздкой церемонией крещен в Бромптонской молельне[2]. На этот раз Кэтрин отказалась даже войти в церковь, а стояла снаружи, одинокая дама в изысканной одежде, наблюдая за снующими вокруг голубями и ожидая, когда ей вернут ее дитя.

Она слышала, что Чарлз Парнелл был протестантом. Должно быть, он необыкновенный человек, если так преуспел, обретя столь могущественную власть в католической стране.

Тем не менее Кэтрин узнала о его существовании совсем недавно. Несмотря на то, что ее всегда занимала политика (отец внушил ей чувство социального сознания, а ее дядя, лорд Хадерли, ставший лорд-канцлером[3], когда к власти снова пришло правительство мистера Гладстона, часто приглашал их с Вилли на званые обеды), она не проявляла глубокого интереса к ирландскому вопросу до тех пор, пока сам Вилли наконец не решил всерьез начать свою политическую карьеру, баллотируясь на выборах в графстве Клэр.

Кэтрин знала, что с тех пор, как скончался мистер Исаак Батт[4], у ирландской партии не было лидера и что недавно на место мистера Батта был избран Чарлз Стюарт Парнелл. Он был протеже мистера Батта, и старик, обладавший неизменно изысканными манерами и весьма популярный среди как ирландских, так и английских политиков, несколько лет назад написал следующее: «У нас есть блестящая кандидатура, историческое имя, молодой Парнелл из Уиклоу, и, если я не ошибаюсь, сакс[5] посчитал бы его безобразным, хотя этот парень воистину красавец». Как-то раз О'Горман Махоун и Вилли, оба раскрасневшиеся от успеха, наполнили дом шумом и смехом. Кэтрин в жизни не видела такого огромного ирландца, как О'Горман Махоун. Высоченного роста, седой, с красивым скуластым лицом, испещренным шрамами, он был знаменитым дуэлянтом – человек, выдвинувшийся из рядовых благодаря личным заслугам, друг королей и императоров. С годами он стал относиться к ирландской политике со сдержанной иронией, словно она развлекала его.

Они с Вилли похвастались, что целовались со всеми девушками Клэра и пили со всеми мужчинами этого графства.

– Знаете, миссис О'Ши, вашему бедняге мужу не по вкусу ирландское виски. Но смею вас заверить, пил он как настоящий мужчина.

– И восхищался каждым младенцем в жалких лачугах от Клэра до Лимерика, – вставил Вилли, поморщившись. – Мда, мне было трудно отличить, где подстилка для свиней, а где кроватка с ребенком…

О'Горман громоподобно расхохотался.

– Да, честно говоря, они считали, что Вилли слишком хорошо одет для истинного ирландца. Однако его поцелуи переубедили их.

– Я просто старался реабилитировать ирландскую партию в манере одеваться, раз больше ничего не смог сделать, – скромно заметил Вилли. – И держу пари, что это производит намного больший эффект в парламенте, нежели все красноречие Парнелла. Пусть Англия знает, что и среди нас есть цивилизованные люди.

– Вы были бы намного цивилизованнее, если бы захотели сделать что-нибудь для Парнелла. Мне сказали, что он почти завершил свою поездку в Америку, которая далась ему с огромным трудом.

– Что вы имеете в виду? – в первый раз вмешалась в разговор Кэтрин.

– У него очень слабое здоровье, но это его совершенно не волнует. Он весьма необщительный и скрытный человек и враждебно относится к любому упоминанию о его недомоганиях. У бедняги нет женщины, которая позаботилась бы о нем. Вот хорошо бы вы, миссис О'Ши, сделали что-нибудь для него.

– Я?

– Все это ради партии, женщина, – произнес мистер Махоун, отпивая огромный глоток виски и показывая, чтобы его стакан снова наполнили до краев. – У него масса влиятельных сторонников, и мы могли бы с помощью его победить Англию. Разве я не прав, Вилли?

Наверное, Вилли сильно желал блистать на политическом небосклоне, но ему очень и очень не хотелось ссориться со своими светскими, утонченными английскими друзьями. Еще во время службы в армии он умудрился наделать долгов на пятнадцать тысяч фунтов, чем почти разорил отца, к тому же он любил светскую жизнь… Капитан О'Ши всегда заводил друзей и знакомых среди влиятельных и богатых людей, несмотря на то что его времяпрепровождение с ними несколько раз чуть не довело его жену и детей до полной нищеты.

Кэтрин, к своему несчастью, уже давно поняла, что Вилли покрой его костюма заботит больше, чем семья, и что ей следовало бы носить дорогие наряды, как и приличествует знатной даме, к тому же иметь постоянный дом и мужа, занимающего прочное положение в жизни. Поэтому ее крайне обрадовало решение Вилли заняться политикой.

Но сразу возникла дилемма, поскольку капитану О'Ши не хотелось ссориться со своими светскими друзьями, что неизбежно должно произойти, как только он сблизится с непопулярным и дурно воспитанным мистером Парнеллом. И О'Гормана Махоуна ему также не хотелось обижать, ибо колоритная и всесокрушающая личность последнего открывала ему двери любого дома.

И Вилли пошел на компромисс, заявив, что они с Кэт желают дать в Лондоне званый ужин и пригласить на него мистера Парнелла, хотя он совершенно уверен, что этот малый не придет.

– Он совершенно лишен хороших манер. Я слышал, что он просто-напросто игнорирует все приглашения.

Кэтрин ощутила на себе пронизывающий взгляд темных глаз О'Гормана Махоуна.

– Ну, по-моему, это сугубо женское дело – не допустить, чтобы такое случилось, не правда ли, миссис О'Ши?

– Да как же я смогу не допустить этого?

– Не спрашивайте меня об этом! Используйте ваши женские уловки. – И он вновь взглянул на нее задумчиво-оценивающе. – Если я не ошибаюсь, у вас их в запасе неисчислимое множество. Вы могли бы, таким образом, сослужить службу вашей стране.

– Ошибаетесь, мистер Махоун. Я не ирландка.

– Но вы замужем за ирландцем, что делает бедную старую Ирландию вашей страной. И не надо причинять ей боль, миссис О'Ши.

Кэтрин вымученно засмеялась.

– Вы говорите так… словно судьба Ирландии зависит от самого обычного званого вечера.

– Дуб вырастает из крошечного зернышка, миссис. Как бы там ни было, еще никто не говорил мне, что Чарли Парнелл не любит женщин. Он даже сообщил, что одна женщина собиралась отправиться с ним в Америку. Однако то ли она сбежала от него, то ли он – от нее. Я не знаю, что там случилось на самом деле.