– А-а-а… – протянул Кембл.

– Все началось внезапно, говорите? – обратился Осборн к Гарету.

– Ну да, он был совершенно здоров, а в следующее мгновение вдруг… – Ротуэлл развел руками.

– А-а-а… – перебил его Кембл, и Осборн убрал палочку. – Теперь я вспоминаю, что на самом деле почувствовал легкое недомогание еще прошлой ночью, под дождем.

– Что ж, никакого гнойного воспаления нет, – озадаченно сказал Осборн. – Слизистая оболочка выглядит прекрасно. Возможно, вы просто надышались дымом в прошлую ночь?

– Пожалуй, вы правы, – согласился Кембл, немного поразмыслив над таким предположением. – Что ж, вы меня успокоили. – Он сел и положил свою руку на рукав куртки Осборна. – Вы должны простить меня, доктор. Понимаете, я ужасно беспокоюсь о своем здоровье – почти как несчастный Уорнем. «Просто как одержимый», – возможно, сказали бы некоторые.

– Это правда, у покойного герцога, – Осборн театрально кашлянул, – было много серьезных проблем со здоровьем.

– А вы ведь, как известно, замечательный диагност, правильно, доктор Осборн? – продолжил Кембл. – И вам удалось установить, что Уорнем «тяжело болен астмой» после того, как он кашлял… – Кембл бросил взгляд на миссис Уотерс, – всего три дня?

Миссис Уотерс кивнула, а Осборну явно стало не по себе.

– Конечно, – Кембл почти сочувственно улыбнулся, – во время острого приступа человек дышит со свистом и хватает ртом воздух, не так ли? Но вы, слава Богу, смогли поставить диагноз герцогу еще до появления этих симптомов – за несколько дней до того. И жене его светлости тоже поставили диагноз. А у бедной миссис Масбери каждый год кашель продолжается по три месяца, однако вы никогда не прописывали ей нитрат калия. Что вы на это скажете, доктор Осборн?

– Я возмущен вашими намеками, мистер Кембл. – Осборн резко выпрямился, захлопнул свой саквояж и встал. – Я забочусь абсолютно обо всех своих пациентах, независимо от их происхождения и положения в обществе.

– Я никогда ни о чем другом и не думал! – Кембл жестом предложил ему снова сесть. – Я уверен, что нитрат калия не подходит для миссис Масбери. Он мог оказаться очень опасным и слишком расслабляющим лекарством. На самом деле любой человек, не имеющий отношения к медицине, мог знать о существовании этого вещества под другим названием. Может такое быть? Обычно его называют селитрой.

– Кембл, подумайте, куда это может вас завести, – предостерег его Гарет.

– Это неправильное употребление термина, – с горячностью возразил Осборн. – Лекарство разрешено к использованию, но его нужно правильно применять.

– Да, и вы «правильно применяли» его в собственных целях, не так ли? – вежливо уточнил Кембл. – Как средство, подавляющее потенцию, – чтобы быть уверенным, что у Уорнема никогда не будет наследника. Наследника, который мог бы лишить вас привязанности герцога.

Было слышно, как в глубине комнаты Антония и миссис Уотерс вздохнули, а Ротуэлл тихо выругался.

– Не понимаю, на что вы оба намекаете. – Осборн теперь казался по-настоящему оскорбленным. – Я никогда не желал зла Уорнему. Боже правый, мы… были друзьями! Мы вместе обедали! Мы играли в шахматы! Я бы никогда не сделал ему ничего плохого.

– О, вы были больше чем друзья, – тихо произнес Кембл. – Вы его сын.

При этих словах Осборн застыл, а для Гарета все моментально стало на свои места: тревожные мысли, легкая фамильярность доктора. Послеполуденное солнце, теперь заглядывавшее в окно, придавало темным волосам Осборна слабый и теплый каштановый оттенок. И Гарет в первый раз внимательно посмотрел на этого мужчину – на изящный профиль и дорогую одежду, на форму подбородка и манеру держать голову. У него возникло ощущение, что он вернулся почти на двадцать лет назад. Да, это то самое время, если бы можно было туда заглянуть.

Неожиданно Осборн глубоко вздохнул, словно сдерживая рыдания, и, сев на стул, закрыл лицо руками.

– Боже мой, – прошептал он. – О Боже мой!

Антония приложила к губам кончики пальцев и медленно опустилась в кресло, а миссис Уотерс подошла к ней и для успокоения положила руку на плечо хозяйки.

– Не желаете знать, что я думаю, доктор? – тихо спросил Гарет, подойдя к Осборну. – Я думаю, вы хотели, чтобы Уорнем зависел от вас. Я думаю, вы поддерживали в нем беспокойство о здоровье и подпитывали его страх умереть, не имея законного наследника.

– Именно так. – Кембл обменялся с Гаретом понимающим взглядом. – На самом деле я думаю, что вы приехали из Лондона с намерением либо шантажировать Уорнема, либо завоевать его доверие – до сих пор не могу понять, на чем вы остановились.

– Нет! – вырвалось у Осборна вместе с прерывистым всхлипыванием. – Это подлая ложь! Я был совсем молодым! Я просто хотел увидеть отца, узнать… какой он. Это так ужасно?

– Нет, – ответил Кембл, обводя взглядом комнату и всех присутствующих. – Могу сказать: любой из нас сделал бы то же самое. Да, вы были совсем молодым. Но ваша мать – когда я знал ее, она называла себя миссис де ла Круа – была женщиной с большим… опытом. Разве не так?

– Она была женщиной, прожившей трудную жизнь, – огрызнулся Осборн. – Таким, как вы, этого не понять. Иногда мы оказывались на грани нищенства. Да, ее имя де ла Круа. Мы… сменили его, когда приехали сюда.

– Да, но Уорнем сразу узнал вас, верно? – высказал свою догадку Гарет, скрестив руки на груди. – Несомненно, он узнал миссис де ла Круа, свою первую любовь – первую жену. Ваша мать, Осборн, была очень красивой женщиной, и я вполне могу допустить, что Уорнем решил бежать с ней.

– Я ничего не понимаю, – хрипло заговорила Антония. – Гейбриел? Мистер Кембл? Вы оба утверждаете, что мой муж был женат на Мэри Осборн?

– Да, в молодости герцог действительно женился на ней. – Гарет с сочувствием посмотрел на Антонию. – В Гретна-Грин. Без разрешения отца.

– Я уверен, что бумаги, подтверждающие это, до сих пор существуют, – вступил в разговор Кембл. – Миссис Осборн была хитрой женщиной. Именно такой и нужно быть, если хочешь выжить в этом жестоком мире – в мире полусвета. Поверьте, я это знаю. Что произошло, доктор Осборн? – мягко, но настойчиво спросил Кембл. – Вы пришли к Уорнему утром в день его смерти, так? Вы что-то принесли ему, в том числе и лекарства. Но вы допустили ошибку, так?

– Да, – прохрипел доктор. – Будьте вы прокляты! Я допустил ошибку.

– Расскажите же нам, что произошло, – настаивал Кембл. – Я понимаю, что для вас это тяжкая ноша. Если это был несчастный случай, то никто из нас не станет требовать преследования в судебном порядке. У вас больше нет секретов, которые необходимо скрывать. Они все нам известны, Осборн. Теперь я в этом абсолютно уверен.

В комнате воцарилась гнетущая тишина.

– Я принес не то лекарство, – с глубоким тяжелым вздохом прошептал доктор. – Я понял это, как только меня проводили утром в его в комнату. Но никто, кроме меня, этого не знал, понимаете?

– Да, все правильно. Лекарство, которое видел я, было нитратом калия, – сказал Кембл. – Нельзя сказать, что это было просто «не то лекарство».

– Я всегда привожу медикаменты от моего постоянного аптекаря в Уоппинге. – Вид у Осборна был крайне усталый, когда он говорил это, качая головой. – Но… потом я разбавлял его хлористым натрием, понимаете?

– Солью? – изумился Гарет. – Обычной… столовой солью?

– Да, – прошептал доктор. – Таким образом продлевалось его действие, и Уорнем мог принять большую дозу. Для него это было важно.

– Почему? – спросил Гарет.

– Я часто практиковал такое, – признался Осборн, пожав плечами. – Уорнем принимал очень много лекарств, большинство из них безвредные. Это успокаивало его. И чем больше их было, тем лучше. Он был убежден, понимаете, что скоро должен умереть, и хотел, чтобы я активно лечил его.

– Да, это действительно активное лечение, – пробурчал Кембл.

– Я никогда не позволял ему почувствовать полную силу лекарств. Я просто хотел, чтобы он…

– …принимал их достаточно, для того чтобы превратиться в импотента? – подсказал Кембл. – Наверное, требовалось не так уж много. Учитывая его возраст и капризный характер, он, вероятно, и так был импотентом.

– Я просто не хотел… – Осборн уставился в пол и медленно покачал головой, – чтобы появился еще один ребенок, – с трудом закончил он. – Пока Сирил был жив, мама знала, что Уорнем и не взглянет на меня, но как только Сирила не стало, мама тотчас упаковала наши вещи. Она решила, что если Уорнем теперь познакомится со мной – увидит меня, поймет, какой я умный и красивый, – то станет поддерживать меня, а может быть, и более того. В конце концов, у него же больше никого не было.

Теперь все начинало проясняться, и проницательность Кембла вызывала у Гарета восхищение. Но если Осборн был сыном Уорнема, то почему он не занял место, которое с такой неохотой занял Гарет?

– Думаю, Уорнем не только поддерживал вас, но и сделал для вас немало, – продолжал рассуждать Кембл. – Он дал вам великолепное образование в самой лучшей школе. Он ввел вас и вашу мать в свой социальный круг – вероятно, чтобы ублажить ее.

– И по-видимому, заплатил за дом, в котором жила ваша мать, – конечно, через третье лицо, умеющее держать язык за зубами, – добавил Гарет. Внезапно он вспомнил то, о чем рассказал старый грум Стэттон. – И эта нелепая история о том, как вы спасли его любимую кобылу, откровенная ложь, верно? Она ее выдумала, чтобы оправдать его щедрость?

Уорнем никогда не держал лошадей – ни для разведения, ни для верховой езды.

– Это было глупо с ее стороны! – Слова Осборна прозвучали скорее сердито, чем огорченно. – Я попросил ее никогда больше этого не рассказывать, и она послушалась, но леди Ингем просто не могла молчать.

– Да, а Уорнем хотел, чтобы его присутствие в вашей жизни оставалось тайной, как я догадываюсь, – сказал Гарет. – Он хотел, чтобы никто не узнал о грехе его юности.

– Почему? – вмешалась в разговор Антония. – Если… ну, если миссис Осборн была его женой, то почему это тщательно скрывалось?

– В том-то и весь фокус! – отозвался Кембл. – Они обвенчались, но она не была его женой – правильно, доктор?

– Да, – прошептал Осборн, кивнув. – Мама уже была замужем. За человеком по имени Жан де ла Круа.

– Кто же он такой? – поинтересовался Гарет.

– Француз с сомнительной репутацией, этакий любитель волочиться за женщинами, за которого она вышла замуж в Париже, – пожав плечами, ответил Осборн. – Он месяцами бросал ее одну, чтобы болтаться по континенту, играя в карты и кости. Однажды его не было больше года, и мама вернулась в Лондон, чтобы жить самостоятельно. А по прошествии нескольких месяцев она решила…

– …что ее муж умер, – подсказал Кембл. – Конечно, это был большой риск, но молодой красивый английский аристократ Уорнем был страстно влюблен в нее, и она носила его ребенка. Но как оказалось, на самом деле де ла Круа не соизволил умереть, так?

– Да. – Осборн опустил голову. – До него дошли слухи о венчании, прежде чем пара успела вернуться из Шотландии. Он оставил свою очередную даму и вернулся в Лондон, чтобы посмеяться и потребовать денег за свое молчание. Уорнем не очень-то обрадовался, оказавшись в такой ситуации. Но поскольку свой брак он держал в тайне от отца, то просто оставил мою мать.

– А когда умер де ла Круа? – спросил Гарет.

– Я… не помню. – Осборн повел плечами полдорогой тканью костюма. – Мне было лет шесть или семь. Он был убит – заколот за колоду крапленых карт в каком-то притоне недалеко от Латинского квартала.

Кембл с задумчивым видом продолжал играть с Осборном, как кошка с мышью, но доктор был слишком расстроен, чтобы заметить это, или чувствовал себя слишком виноватым, чтобы возмутиться.

– Итак, вернемся к событиям того утра перед смертью Уорнема, – снова заговорил Кембл. – Вы принесли ему его обычные лекарства, но очень торопились. Наверное, вы были чем-то встревожены? И потому совершили ужасную ошибку, так?

– Да. Отец прислал записку, в которой просил меня прийти в Селсдон и принести мамины документы и ее Библию.

– Документы, подтверждавшие их венчание в Гретна-Грин?

– Он писал, что из Лондона приезжает знакомый барристер и хочет их посмотреть, – кивнув, объяснил Осборн. – У меня сердце запрыгало в груди, когда я прочитал его записку. Я подумал… что он хочет признать меня.

– О, подозреваю, вы думали и еще кое о чем, – сказал Гарет. – И если он действительно хотел признать вас, Осборн, то мог сделать это в любое время – разумеется, после смерти первой герцогини.

– Он любил меня! – Доктор взглянул на Гарета затуманенным взором и покачал головой. – Вас он ненавидел, а меня любил. Он знал, что я никогда не хотел получить его титул. Я только хотел, чтобы все знали, что я его сын. Мама – да, она хотела получить герцогство. Со временем это стало ее навязчивой идеей.