— Господи, — из меня вырывается стон, я опускаю голову к груди.

Сосредоточься, Сайлас.

— Что случилось? — спрашивает она, останавливая осмотр моей татуировки. — Тебе ведь не больно, да?

Я испускаю смешок, потому что ее руки на мне — противоположность боли.

— Нет, Чарли. Не больно.

Наши глаза встречаются в зеркале, она осматривает на меня в течение нескольких секунд. Когда то, что она делает со мной, наконец, обнаруживается, она отводит взгляд в сторону и убирает руку с моей спины. Ее щеки заливаются румянцем.

— Одень рубашку и иди ждать нашу еду, — распоряжается она. — Мне нужно пописать.

Я ослабляю хватку на столешнице, глубоко вдыхаю и натягиваю рубашку через голову.

По пути назад к нашему столу, я понимаю, что даже не спросил какая у меня татуировка.

Жемчужная нить, — говорит она, садясь за столик. — Черные жемчужины. В общей сложности около 15 сантиметров.

— Жемчужины?

Она кивает.

— Как… ожерелье?

Она снова кивает и делает глоток напитка.

— У тебя татуировка женского ожерелья на спине, Сайлас.

Теперь она улыбается.

— Прям в стиле лесоруба.

Она наслаждается этой ситуацией.

— Ну да, отлично. А у тебя на спине деревья. Тоже нечем похвастаться. Можно обзавестись термитами.

Она начинает громко смеяться, я вторю ей. Она перемещает соломку по кругу напитка и смотрит вниз на стакан.

— Зная меня…, - она останавливается. — Зная Чарли, она бы не сделала татуировку, если бы она для нее ничего не значила. Это должно было быть что-то, в чем она была уверена, что это никогда ей не надоест. Что-то, что она никогда не перестанет любить.

Два знакомых слова оказываются в ее предложении.

— Никогда-никогда, — шепчу я.

Она смотрит на меня, узнав эту фразу, которую мы повторяли друг другу на видео. Она наклоняет голову.

— Как думаешь, это как-то связано с тобой? С Сайласом?

Она качает головой, молчаливо не соглашаясь с моим предложением, а я начинаю копаться в своем телефоне.

— Чарли не была настолько глупа, — добавляет она. — Она не стала бы загонять чернила себе под кожу, если это связано с парнем. Кроме того, какое отношение имеют деревья к тебе?

Я нашел то, что искал и пытаюсь сохранить невозмутимое лицо, но не могу перестать улыбаться. Я знаю, что это самодовольная улыбка, и я, вероятно, не должен смотреть на нее с таким лицом, но ничего не могу с собой поделать. Я передаю ее телефон, она смотрит на экран и читает вслух.

— От греческого, имя означает деревья или лес, — она поднимает глаза. — Так это что, значение имени?

Я киваю. Все еще самодовольно улыбаясь.

— Прокрути вверх.

Она пальцем пролистывает вверх экрана и ее губы раскрываются в удивлении.

— Происходит от греческого слова «сайлас», — она сжимает губы, а ее челюсть напрягается.

Она протягивает мне обратно телефон и закрывает глаза. Ее голова медленно двигается то вперед, то назад.

— Она сделала татуировку со значением твоего имени?

Как и ожидалось, она притворяется разочарованной в себе.

Как и ожидалось, я торжествую.

— У тебя татуировка, — ухмыляюсь я, указывая пальцем в ее сторону. — Она на тебе. На твоей коже. Мое имя.

Не могу убрать глупую улыбку со своего лица. Она снова закатывает глаза, когда перед нами ставят нашу еду.

Я пролистываю свое имя в сторону и ищу смысл имени Чарли. Не могу найти ничего похожего, что может означать жемчуг. Через несколько минут, она, наконец, вздыхает и выкладывает:

— Попробуй Маргарет. Мое второе имя.

Я ищу имя Маргарет и читаю результаты вслух.

— Маргарет, по-гречески, означает жемчужину.

Я кладу трубку на стол. Не знаю почему, но мне кажется, что я только что выиграл пари, чувствую себя победителем.

— Хорошо, что ты дал мне новое имя, — замечает она безразлично.

Новое имя, мать твою.

Я тяну к себе свою тарелку, беру картошку фри, предлагаю ей и подмигиваю.

— Мы помечены. Ты и я. Мы безумно влюблены, Чарли. Ты все еще чувствуешь это? Заставляю ли я твое сердце бешено колотиться?

— Это не наши татуировки, — произносит она.

Я качаю головой.

— Помечены, — повторяю я.

Я поднимаю свой указательный палец, указывая ей на плечо.

— Прямо там. Безвозвратно. Навсегда.

— Боже, — стонет она. — Заткнись и ешь свой чертов бургер.

И я ем его. Я ем его все с той же идиотской ухмылкой.

* * *

— Что теперь? — спрашиваю я, опираясь на спинку стула.

Она едва прикоснулась к еде, а я, уверен, только что побил свой личный рекорд по поеданию пищи.

Она смотрит на меня, и я вижу трепет на ее лице, потому что она уже знает, чем хочет заняться дальше, но не хочет говорить.

— Ну, так что?

Она сузила глаза:

— Не хочу, чтобы ты прокомментировал с видом умной задницы то, что я собираюсь предложить.

— Нет, Чарли, — перебиваю ее. — Мы не сбежим тайно сегодня вечером. Татуировки итак достаточное обязательство.

На этот раз она не закатывает глаза на мою шутку. Она вздыхает побежденно, и тоже откидывается на спинку сиденья.

Мне ненавистна эта реакция. Мне намного больше нравится, когда она закатывает глаза.

Я перегибаюсь через стол и накрываю ее руку своей, поглаживая большим пальцем.

— Мне очень жаль, — утешаю я. — Сарказм просто делает все это менее пугающим.

Я убираю свою руку.

— Что ты хотела сказать? Я слушаю. Обещаю. Клянусь честью лесоруба.

Она смеется, слегка закатив глаза, и я успокаиваюсь. Она смотрит на меня, двигает свое кресло поближе ко мне и снова начинает играть с соломинкой.

— Мы прошли мимо нескольких… магазинов Таро. Думаю, что, возможно, нам нужно обратиться к ним.

Я даже не собираюсь спорить. Просто киваю и вытаскиваю бумажник из кармана. Кладу достаточно денег на стол, чтобы покрыть наш счет, после чего встаю.

— Согласен, — протягиваю ей руку.

На самом деле я не согласен, но я плохо себя чувствую. Эти последние два дня были утомительными, и я знаю, что она тоже устала.

Лучшее, что я могу сделать — облегчить ситуацию для нее, даже зная, что этот фиговый фокус-покус никаким образом нам не поможет.

Мы проходим несколько магазинов Таро и все еще в поиске. Чарли качает головой каждый раз, когда я указываю на один из них. Я не знаю, что она ищет, но на самом деле мне нравится ходить с ней по улицам, так что я не жалуюсь.

Она держит меня за руку, а я иногда обнимаю ее и подталкиваю идти перед собой, когда дорожки становятся слишком тесными.

Я не знаю, заметила ли она, что я веду нас через эти узкие дорожки чаще без необходимости. Каждый раз, когда я вижу большую толпу, я направляюсь прямо в гущу. В конце концов, она все еще мой план на будущее

Примерно через полчаса ходьбы, похоже, мы достигаем конца французского квартала. Толпы сокращаются, у меня все меньше оправданий притягивать ее к себе поближе.

Некоторые магазины уже закрыты. Мы попадаем на улицу Святого Филиппа, когда она останавливается перед окном арт-галереи.

Я становлюсь рядом с ней и смотрю на подсвеченные экспозиции, внутри здания. К потолку подвешены части тела. Гигантское, металлическое панно с изображением морской жизни прикреплено к стенам.

Основная часть выставки, оказавшейся прямо перед нами, оказалась просто небольшим трупом с нитью жемчуга

Она постукивает пальцем по стеклу, указывая на труп.

— Видишь, — усмехается она. — Это я.

Она смеется и обращает внимание на что-то еще.

Я больше не смотрю на труп. Я больше не заглядываю в магазин.

Я смотрю на нее.

Свет из галереи освещает ее кожу, придавая ей сияние, которое действительно делает ее похожей на ангела. Мне хочется положить ей руку на спину и почувствовать там настоящие крылья.

Ее глаза двигаются от одного объекта к другому, пока она изучает все за окном. Она смотрит на каждый предмет с недоумением.

Мысленно я делаю пометку привести ее сюда, когда они будут открыты. Даже не представляю, как она будет выглядеть, когда будет иметь возможность коснуться одного из экспонатов этой выставки.

Она смотрит в окно еще пару минут, а я продолжаю смотреть на нее, только придвинувшись к ней на пару шагов. Теперь, я стою прямо за ее спиной.

Я хочу снова увидеть ее татуировку, сейчас, когда знаю, что это означает. Я беру в руку ее волосы и убираю их вперед, через плечо. Я боюсь, что она ударит меня по руке, но вместо этого, она быстро втягивает воздух и смотрит вниз на свои ноги.

Я улыбаюсь, вспомнив каково это, когда она провела пальцами по моей татуировке. Не знаю, заставлю ли я ее чувствовать себя так же, но она стоит на месте, позволяя моим пальцам снова проскользнуть под воротник ее рубашки.

Я сглатываю, ощутив как сильно бьется мое сердце. Интересно, всегда ли она имела на меня такой эффект.

Я тяну рубашку вниз, обнажая ее татуировку. У меня скручивает живот от ненависти, что у нас нет этих воспоминаний.

Я хочу вспомнить тот разговор, когда мы решились на такой шаг.

Я хочу вспомнить, кто первый это придумал.

Я хочу вспомнить, как она выглядела, когда иголка пронзила ее кожу впервые.

Я хочу вспомнить ощущения, когда все закончилось.

Я веду большим пальцем по силуэту деревьев, а остальная часть руки касается ее плеча, и по ее коже снова бегут мурашки. Она наклоняет голову в сторону и из ее горла вырывается нечто похожее на небольшой стон.

Я закрываю глаза.

— Чарли?

Мой голос, как наждачная бумага. Я прочищаю горло, чтобы сгладить его.

— Я передумал, — произношу я спокойно. — Я не хочу давать тебе новое имя. Мне кажется, я люблю старое.

Я жду.

Я жду, что она ответит с придиркой. Жду ее смеха.

Я жду, что она скинет мою руку с затылка.

В ответ никакой реакции.

Ничего.

Это означает, я получаю все.

Держа руку на ее спине, я медленно обхожу ее. Я стою между ней и окном, но она сосредоточила взгляд на земле. Она не смотрит на меня, потому что я знаю, она не любит чувствовать себя слабой. И сейчас, я делаю ее слабой.

Я подношу свободную руку к подбородку, касаюсь пальцами ее челюсти и поднимаю ее лицо к себе.

Когда мы встречаемся глазами, я чувствую, что знакомлюсь с ее совершенно новой стороной. Нерешительной стороной. Уязвимой стороной. Стороной, которая позволяет себе чувствовать.

Я хочу улыбнуться и спросить, каково это чувствовать себя влюбленной, но знаю, если начну дразнить ее в такой момент, разозлю ее, и она уйдет, а я не могу позволить этому случиться. Не сейчас. Не тогда, когда я, наконец, могу внести в память все многочисленные фантазии о ее губах.

Она проводит языком по нижней губе и ревность вибрацией проходит сквозь меня, потому что я действительно хочу быть единственным, кто делает это.

На самом деле… Думаю, что я сделаю это.

Я начинаю наклонять голову, когда она сжимает руками мои предплечья.

— Смотри, — прерывает меня она и показывает на здание по соседству.

Мерцающий свет украл ее внимание. Мне хочется проклясть вселенную по той простой причине, что какие-то лампочки помешали тому, что должно было стать абсолютным фаворитом в моих немногочисленных воспоминаниях.

Я следую за ее взглядом до знака, который ничем не отличается от уже увиденных нами знаков Таро. Единственное отличие — он просто полностью разрушил мой момент.

И, черт возьми, это был хороший момент. Великий. Одно я знаю, Чарли тоже чувствует, и я не знаю, сколько времени у меня займет, чтобы снова вернуться к этому моменту.

Она идет в направлении магазина. Я следую за ней, как влюбленный щенок.

Само здание оказалось без опознавательных знаков, это заставляет меня задаться вопросом, не идет ли тут речь о специальном, чертовом освещении, который так не вовремя отвлек ее от моего рта. Единственные слова, указывающие на признаки магазина — таблички «Не фотографировать», приклеенные к затемненным окнам.

Чарли кладет руки на двери, толкает и открывает ее.

Я следую за ней внутрь, и вскоре мы стоим в том месте, которое выглядит, как сувенирный магазин туристического центра Вуду. За кассой стоит мужчина, еще пара человек рассматривают стеллажи.

Я стараюсь все разглядеть, следуя за Чарли через магазин. Она касается пальцами всего, трогает камни, кости, банки с миниатюрными куклами Вуду. Мы молча проходим через каждый стеллаж, пока мы не достигаем задней стены.