Юлия Резник - Никому не скажем

— Сколько вам потребовалось времени?

— Час.

— Много, Стас.

— Да знаю я! Но проблему удалось выявить. И это хорошо.

— Дэн? — перевожу взгляд на своего главного маркетолога. — Есть данные по рискам?

— Не думаю, что это как-то существенно на нас отразится. Но неплохо бы тебе выйти на связь. Я уже работаю над текстом твоего обращения. Вот, что думаешь?

— Кит Саныч, — в переговорную заглядывает мой главбух.

— Да, Лид, что-то срочное?

— Ну, если оплата в сто двадцать тысяч срочная, то…

— Да-да, что там? — перебиваю я, как будто озвучь она эту цифру, и все присутствующие узнают, во что ввязался их шеф.

— Я рекомендовала бы оформить этот платеж, как взнос на благотворительность. У нас будет возможность получить подтверждающие документы?

Становится смешно. Это не благотворительность, Лидочка. Это, мать его, купля-продажа. Взмахиваю рукой:

— Просто оплати этот счет. Не будет там никаких документов.

Лида пожимает плечами и уходит. А я возвращаюсь к тексту сообщения. Хмуря брови, изучаю его и бросаю, ставя в совещании жирную точку:

— После текста с извинениями за сбой в работе обязательно добавь приписку о том, что мы стараемся сделать Топ-чат максимально надежным и устойчивым к DDoS-атакам. И обязательно подчеркни, что, в отличие от нас, Ватсап такой защиты не дает. Нам нужно вести более агрессивную политику.

— Заметано. Перешлю тебе полный текст чуть позже.

Встаю из-за стола и взмахом руки прощаюсь с ребятами.

Два часа… Три. Не выдерживаю. Звоню главбуху.

— Лид, ну, что там?

— Ты о чем?

— О счете! — стараюсь, чтобы мой голос прозвучал ровно. Я понимаю, что у Лиды текущих задач — выше головы. И оплата какого-то не самого крупного счета — уж точно не то, чем она обычно занимается. Это в принципе не ее уровень.

— А, господи… Извини. Конечно, мы его оплатили. Сразу же, как только я от тебя вышла. Тебе нужна заверенная банком платежка?

Платежка? Я об этом не думал. Вряд ли Ева ее от меня потребует. Хотя… Губы растягиваются в кривой циничной улыбке.

— Да просто выдерни из клиент-банка и скинь мне на почту. Этого будет достаточно.

— Ага. Сейчас все будет в лучшем виде.

Сижу как дурак и обновляю почту. Обычно в любой непонятной ситуации я предпочитаю работать. Но не в этот чертов раз. Наконец, среди десятка намного более важных для компании сообщений, вижу письмо от Лиды. Открываю приложение Топ-чата и… охренеть. Я не нахожу Еву по тому номеру, что у меня сохранен. И это, наверное, означает, что она пользуется каким угодно мессенджером, кроме моего.

Не давая своей злости угаснуть, перезваниваю. Гудок. Еще один… Нет ответа. Отбрасываю трубку и откидываюсь в кресле, запрокинув голову к потолку.

У нее есть Ютьюб, есть Инстаграм, но нет чертового Топ-чата. Где это видано, мать его? Я так хотел переслать ей платежку, зная, что наша переписка останется исключительно между нами, но не тут-то было.

Ну, давай же! Бери трубку, Ева!

Звоню ей снова. На этот раз абонент занят. Выжидаю пару секунд, давая ей шанс принять параллельный вызов, но она не делает этого. Очевидно, я не в приоритете. Даже заплатив гребаные сто двадцать тысяч триста сорок два евро.

Может, кто-то ей готов предложить больше?

Вскакиваю. Иду к окну и замираю раненым зверем. Провожаю тревожным взглядом просыпавшиеся из прорехи свинцовых туч снежинки. Раскинувшийся под ногами город подмигивает тысячами огней. Мой телефон оживает, когда солнечный диск окончательно тонет за краем горизонта, и лишь его след золотисто-розовой, размытой поднимающейся от земли дымкой, полоской очерчивает условную линию, отделяющую небеса от земли.

Заставляю себя выждать пару секунд, прежде чем ответить.

— Да?

— Привет. Ты звонил.

— Потому что не смог скинуть тебе сообщение. Оказалось, тебя нет в Топ-чат.

— Эээ… Ну, я привыкла к Ватсап.

— А как же поддержка отечественного производителя?

Я несу полный бред. Просто потому, что не знаю, как перейти к сути. Это мерзко, с какой стороны ни посмотри.

— Думаю, на отечественного производителя и без меня большой спрос.

Да! Но мне хочется, чтобы Ева имела возможность оценить мое детище! Потому что мне есть, чем гордиться. И я хочу, чтобы она гордилась… Все еще хочу. Несмотря ни на что, опять же… Я могу думать о Еве все, что угодно, но правда в том, что без ее одобрения все, чего я достиг — ровным счетом ничего для меня не значит. Вот такой я кретин…

Ну, и как прервать эту затянувшуюся паузу?

— Хм… Моя бухгалтерия утверждает, что оплата ста двадцати тысяч триста сорока двух евро на твой счет произведена.

— На мой счет?

Удивление в голосе Евы такое искреннее, будто это не она мне дала свои реквизиты. Ярость будто вонзает коготь в мой правый глаз. Пульсирующая боль распространяется от эпицентра поражения, сковывая голову стальным обручем.

— Ну, не на мой же! — очень стараюсь, но вряд ли могу скрыть усталость в голосе. — Хотел сбросить платежку, — губы кривятся в пугающем неестественном оскале. — Но у нас с тобой разные мессенджеры.

— Не надо платежку, — в ее голосе звучит глухая обреченность — отражение моей собственной. — Мне уже подтвердили поступление средств.

В голове мелькает вопрос — какого же черта она тогда удивляется, но я не успеваю его озвучить.

— Как насчет того, чтобы встретиться завтра? У меня будет пара часов…

— Скажи, что ты издеваешься!

— А что не так?

— Пара часов, Ева? Я покупал ночь. Это понятие охватывает несколько больший промежуток времени, не находишь?

Пульсирующая боль в голове усиливается по мере того, как пауза между нами затягивается.

— Но… У меня Женька. Я не могу просто так взять — и уйти.

Мне насрать! Ты себе не представляешь, насколько мне похуй, как ты это сделаешь. Женька — отличный парень, с этим никто не спорит. Но сейчас мне все равно, как ты будешь объяснять сыну свое отсутствие. Я гребанный эгоист.

Пусть так…

Эти мысли проносятся в моей голове, но вслух я не произношу ни звука. И давлю… давлю на нее своим молчанием.

Ну же, детка. Ты взрослая девочка. Должна соображать, во что вляпалась. Здесь никто не даст тебе спуску. Товарно-денежные отношения — такая штука. А ты думала, как будет?

— Ладно… Ладно. Я… что-нибудь придумаю и дам тебе знать.

— Терпение — не мой конек.

— Я знаю, Кит… Пожалуй, как никто знаю.

Ева сбрасывает вызов прежде, чем я успеваю уточнить, какого черта она имеет в виду. Что ж… Ладно. Даю ей сутки на то, чтобы все утрясти с сыном. О том, что я планировал выждать пару дней, чтобы просто ей позвонить — уже и не вспоминаю. Терпеть — просто нет сил. И чем больше я думаю о том, что нам предстоит, тем сильнее меня скручивает.

Так что, когда звонит Лера и предлагает встретиться — я, не раздумывая, соглашаюсь. Мне нужно сбросить напряжение, иначе я просто взорвусь. Я еле высиживаю обязательную программу в ресторане. Сейчас мне совершенно не нужна эта фальшивая насквозь прелюдия, но… Мы же, блядь, цивилизованные люди. И обязательная программа перед сексом — прямо-таки весомая часть нашей культуры. Дерьмо…

Уж лучше сразу и за деньги. Да. По крайней мере, честнее.

— Ты выглядишь напряженным, — улыбается Лера, когда за нами, наконец, закрывается дверь квартиры. Я невнятно что-то бормочу в ответ. Целую ее губы, сбрасываю на пол бесценную норковую шубу. У меня крепко стоит. Но когда черед доходит до дела, куда только этот стояк девается. Я смотрю на распластанное на кровати алебастрово-белое тело, золотистые искусно завитые локоны и понимаю, что впервые в жизни не смогу довести начатое до конца.

Кит. Двенадцать лет назад.

Совершенно неожиданно голос Евы обрывается. Ложка вываливается из её рук и, отскочив от мраморной столешницы, со звоном падает на пол.

— Здравствуйте, — лепечет Ева, глядя куда-то поверх моей головы. Я тоже оборачиваюсь и, конечно… ну, конечно, блядь, наталкиваюсь на равнодушный отцовский взгляд.

— Добрый день. Ты разве не должен быть в университете? — Старик ослабляет удавку галстука. Демонстративно подносит к глазам часы — массивные военные Касио Про-Трек. А я чертыхаюсь про себя, потому что… Ну, какого хрена, правда? Ведь по пальцам одной руки можно пересчитать все те разы, когда он заезжал домой на обед. Так какого черта это случилось сегодня?!

— Я там был, но бабушка Евы попала в больницу, ей понадобилась моя помощь, и… В общем, мы решили, что лучше позанимаемся дома.

Отец никак не комментирует мои слова. Лишь кивает сухо и вновь переводит взгляд на Еву. А та, окончательно стушевавшись от такого внимания, ныряет под стол, якобы для того, чтобы поднять упавшую ложку.

— Кит, подай тряпку. Здесь соус забрызгал пол.

Голос Евы немного звенит. Я послушно протягиваю ей тряпку и бросаю злой взгляд на отца. Клянусь, если он скажет ей что-то обидное, я…

— Смею ли я надеяться, что еды хватит на троих?

Выдыхаю. Похоже, сегодня он решил был милым. Ева тоже, кажется, расслабляется. Подхватывается с пола и быстро-быстро трясет головой:

— Конечно. Здесь на всех хватит. Правда, Кит?

— Угу, — бурчу не то чтобы с радостью. В конце концов, к чему нам компания? Я хотел побыть с Евой наедине. Видит бог, из-за ее работы это случается далеко не так часто, как мне того бы хотелось.

Отец кивает каким-то своим мыслям, снимает китель и подходит к раковине вымыть руки. Еве приходится попятиться, чтобы его пропустить. Она нервно облизывает губы и опять улыбается.

— Я чем-то могу помочь?

Отец вытирает руки коричневым вафельным полотенцем, возвращает его на крючок и снова впивается в лицо Евы взглядом. Что он хочет там рассмотреть? Узоров на ней нет!

— Уже можно накрыть на стол. Но вы, наверное, устали на службе? Присаживайтесь, мы все сами сделаем.

— А ты не устала? — отчего-то возмущаюсь я.

— Я в норме.

— Не в норме! Она работает на двух работах, чтобы содержать себя и бабушку. А вдобавок еще и учится, — оборачиваюсь к отцу. Мне важно, чтобы он понимал, какая Ева на самом деле, ведь я не собираюсь от нее отказываться.

— Кит! Все не так плохо, как кажется на первый взгляд. — Ева смущенно улыбается и взглядом приказывает мне заткнуться. — На самом деле я даже люблю свою работу. По большей части…

— Значит, ты живешь с бабушкой, а родители…

— Отца я никогда не знала. А мать умерла, когда мне было шесть. Меня воспитывала бабуля.

— Которая сейчас попала в больницу?

Отец открывает ящик и достает приборы.

— Да… У нее сахарный диабет.

Удивительно, но наш совместный обед проходит неожиданно приятно. В самом конце отец даже хвалит стряпню Евы, и она лепечет что-то невнятное, смутившись почти до слез. А мне так странно видеть ее смущение. Со мной-то она ведет себя совершенно иначе. К тому же я понимаю, что за какой-то час отец выведал у Евы едва ли не больше информации, чем я — за все проведенное с ней время. Как-то так ненавязчиво и между делом… Умеючи.

— Фух, — выдыхает Ева, когда мы, наконец, снова остаемся одни. — Уехал! Я уж думала, это никогда не кончится!

— Почему? По-моему, все прошло просто отлично.

— Да… Но я совершенно не была к этому готова. Ты же говорил, что никого не будет!

— Я так и вправду думал. Ну, ты чего? — ловлю Еву в кольцо своих рук, веду носом по волосам. — М-м-м, ты так вкусно пахнешь…

— Это чем же? — сводит брови Ева, чутко улавливая подвох, скрытый в моих словах.

— Жареным беконом, — смеюсь я.

— Фу!

— А вот и не фу, очень аппетитно. Сейчас я кого-то съем!

Клацаю зубами, как тот волк в мультике, Ева визжит, отталкивает меня с непонятно откуда взявшейся силой и выбегает прочь из кухни. Несусь за ней. Она чуть притормаживает у лестницы, и я почти её нагоняю. В конце концов, на моей стороне преимущество — во-первых, я в курсе расположения комнат, во-вторых, мои ноги длинней, а шаг шире. Ева оборачивается и, все так же отчаянно громко визжа, взмывает вверх по лестнице.

— Ты идешь в верном направлении! — кричу ей вслед. Понимая, что проиграла, Ева поворачивается ко мне лицом и начинает пятиться по коридору.

— Если продолжишь в том же духе, упрешься в дверь моей спальни, — шевелю бровями. С губ Евы слетает испуганный смешок. Она нервно кусает их и, чуть помедлив, неуверенно замечает:

— Я не шутила, когда сказала, что до свадьбы…

— Ни-ни?

— Ну, да, — Ева отводит взгляд и таки касается спиной двери. Дальше ей некуда отступать. Дело за мной.