Мишель Яффе - Нимфа

— Пусто. Я ничего не взял. Впрочем, если вы мне не верите, я почту за счастье раздеться перед вами, чтобы вы могли лично обыскать меня и мою одежду.

При мысли о том, чтобы разделить с ним, обнаженным, пышное розовое ложе под кружевным балдахином, Софи обдало жаром, как после бокала крепкого вина. Она почувствовала, что у нее слабеют колени, и невольно отступила назад, но тут же уперлась спиной в столбик кровати.

— Я уж скорее соглашусь проиграть спор, чем стану любоваться вами без одежды. Более того, я готова уступить вам победу только за то, чтобы больше никогда вас не видеть. А сейчас я спущусь в контору Ричарда Тоттла и осмотрюсь там, пока вы закончите здесь.

— Мне бы не хотелось, чтобы потом говорили, будто я выгнал женщину из такой спальни, как эта, — сказал Криспин до отвращения галантно. — Лучше я пойду вниз, а вы оставайтесь и беспрепятственно рассматривайте картины. Кстати, при некоторой тренировке вы, без сомнения, сможете освоить эту позу с лебедем.

Дверь за ним закрылась, прежде чем Софи успела сказать, что он самый ужасный, мерзкий и отвратительный червь во всем Лондоне, во всей Англии, в целом свете. С десяток еще более нелицеприятных эпитетов теснились у нее в мозгу и были готовы сорваться с уст, но Софи заставила себя сосредоточиться на том деле, из-за которого пришла сюда. Она сразу же наткнулась на связку любовных писем, которые не успел забрать Криспин, развязала ее и принялась читать. Они больше напоминали подборку кратких записок, которыми обменивались двое, живущие под одной крышей, когда кто-то из них отсутствовал. Половина писем, обмотанных серебристым шнурком, была подписана: «Твой навеки любящий Дики». Наверное, это уменьшительное имя Ричарда Тоттла. Вторая половина, с золотистым шнурком, заканчивалась словами: «Тысяча поцелуев от твоей дорогой куколки». Прочитав это приветствие в четырнадцатый раз, Софи застонала: никакой информации из писем любовницы убитого почерпнуть было невозможно. И потом, как узнать, от какой именно «куколки», каковых в Лондоне сотни, Ричарду Тоттлу полагалась тысяча поцелуев? И почему только она не подписывалась нормальным именем! Софи в задумчивости мерила шагами комнату, размахивая открытым письмом, когда дверь распахнулась и на пороге появился человек.

— Констебль, мисс, — мрачно представился он и взял ее под локоть. — Пройдемте со мной, мисс. Вы арестованы.

Констеблю пришлось тащить Софи вниз по лестнице. Она была так ошеломлена, что не могла ни сопротивляться, ни даже вымолвить хоть слово. Впрочем, это его вполне устраивало. Добравшись вместе с ней до площадки, где находилась контора, констебль просунул голову в дверь и сказал:

— Я отвезу горничную в Ньюгейт для допроса.

Тучный человек отделился от группы полицейских, которые перебирали кипы бумаг в конторе, и подошел к нему поближе.

— А она лакомый кусочек, — близоруко прищурился он на Софи. — Почему бы нам не допросить ее прямо здесь?

При этих словах Софи сделала попытку дернуться в сторону, но констебль лишь сильнее сжал ее руку.

— У меня приказ, — сказал он напарнику. — Мне велено доставить всех возможных свидетелей в тюрьму для допроса. Я не хочу неприятностей.

Толстяк не удостоил его даже взгляда. Он пожирал глазами Софи, то и дело сладострастно облизывая губы.

— Ладно, — кивнул он наконец и стукнул себя кулаком в живот. — Но не забудь оставить что-нибудь и для нас. Если захочешь сам полакомиться таким великолепным блюдом и обожрешься, потом будет худо.

Констебль усмехнулся и потащил свою пленницу вниз по лестнице. Не успела дверь с надписью «Ричард Тоттл, эсквайр, королевский печатник» захлопнуться, как Софи яростно процедила сквозь зубы:

— Какого черта вы себе позволяете?

— Я позволяю себе спасти вашу жизнь. — Из-под высокой черной шляпы констебля раздался знакомый голос Криспина, однако руки ее он не выпустил. — Дело в том, что последняя запись в приходно-расходной книге Ричарда Тоттла свидетельствует о получении тысячи двухсот фунтов от Софи Чампьон «за сведения». И еще, если верить тому, что говорили констебли при обыске конторы, кто-то нашел обрывок долговой расписки на эту сумму, подписанной вами, в кошельке Ричарда Тотгла. Я узнал, что к вам домой уже отправлены люди, чтобы произвести арест. И если вы не хотите, чтобы вас схватил этот очаровательный, истосковавшийся по женской ласке джентльмен, в ваших интересах уйти отсюда тихо и быстро.

— Вы хотите сказать, что в книге Тоттла есть запись о получении от меня денег? — переспросила Софи, внимание которой осталось прикованным к первой части его сообщения.

— Учитывая вашу ограниченную способность делать умозаключения самостоятельно, готов повторить, что так и есть, — ответил Криспин, сажая ее впереди себя на лошадь.

— Учитывая ваше обыкновение игнорировать законы, существующие в цивилизованном обществе, могу заметить, что вам бы следовало уяснить: силой вынуждать женщину следовать за собой, сажать ее против воли на лошадь и поминутно оскорблять недопустимо. Я требую, чтобы вы немедленно помогли мне слезть. У меня есть своя лошадь.

— Прекрасно, — сказал Криспин и крепче обхватил ее рукой за талию. — Оставив вашу лошадь здесь, мы подадим констеблям идею поискать вас поблизости, и у вас будет время уехать подальше от Лондона. — С этими словами Криспин снял дурацкую черную шляпу, которой воспользовался в кабинете Тоттла, когда услышал шаги полицейских, спрятал ее под седло и, цокнув языком, тронул лошадь.

— Что вы имеете в виду, говоря «уехать подальше от Лондона»? — повернулась к нему Софи. — Как я могу быть уверена в том, что действительно существует ордер на мой арест? Или в том, что это не вы внесли запись в книгу Тоттла, когда осматривали его кабинет? Или в том, что это не вы подложили ему в кошелек обрывок расписки, когда подошли к трупу в клубе? Может быть, все это лишь ваши ухищрения, чтобы бросить на меня тень подозрения и выиграть спор?

— Я джентльмен, — отозвался он со снисходительной усмешкой, которая косвенно ставила под сомнение ее собственное благородное происхождение. — И если я позволил себе разлить чернила на последнюю страницу бухгалтерской книги Тоттла, то лишь для того, чтобы несколько усложнить работу констеблей.

— Зачем вы это сделали? — простодушно поинтересовалась Софи, и Криспин смутился, поскольку никогда прежде не видел подобного выражения на ее лице.

— Мне бы не хотелось, чтобы обо мне говорили, что я выиграл спор нечестным путем, — ускользнул он от прямого ответа. — Однако вам все же придется покинуть Лондон.

— Я этого не сделаю, — возразила Софи.

— Но домой по крайней мере вы согласны не возвращаться? устало вздохнул он. — Вы можете пожить где-нибудь в другом месте?

Софи прищурилась, и едва забрезжившая в ее сознании мысль, что, возможно, ее недруг не так уж отвратителен, мгновенно и бесследно улетучилась.

— Надеюсь, вы не предполагаете, что я поселюсь в вашем доме?

— Не думайте, что я соглашусь на это, — в тон ей ответил Криспин. — Нет, я подумал о доме своего друга. Он владеет множеством домов в Лондоне и, без сомнения, согласится приютить вас.

— У меня самой достаточно друзей, — высокомерно отозвалась она.

— Друзей, которых вы готовы сослать на галеры за укрывательство беглого преступника?

— Нет, — вынуждена была признаться Софи. — А как же ваш друг?

— Когда-то я спас Лоуренсу жизнь, и он у меня в долгу. К тому же у него богатый опыт держаться в стороне от властей и избегать с ними конфликтов.

— У него есть свой повар? Хороший повар? — задумчиво поинтересовалась она.

Криспин готов был уже сказать: «Разумеется, не такой роскошный, как ваш», но передумал. Ему не хотелось, чтобы она догадалась, что он наводил о ней справки.

— Да, лучший в городе.

— Хорошо, я согласна, — просветлела Софи. — Но на положении пленницы я жить не собираюсь.

Криспин должен был бы вздохнуть с облегчением, но вдруг почувствовал странную тяжесть на сердце при мысли о том, что оставит Софи наедине с Лоуренсом. Криспин пытался убедить себя, что это вовсе не ревность, и старался избавиться от этого ощущения, потому что уже много лет назад на собственном опыте убедился в том, что ревность ослабляет человека. И дело не в том, что Софи Чампьон нельзя было назвать самой неотразимой женщиной, которую ему когда-либо приходилось видеть. И не в том, что они с Лоуренсом раньше часто забавлялись, соблазняя подружек друг друга. И не в том, что лорд Пикеринг считался одним из самых соблазнительных и куртуазных мужчин Англии. Криспин тщательно проанализировал сомнения, будоражившие его сознание, и, найдя решение проблемы, испытал огромное облегчение. Суть дела заключалась вовсе не в Софи и не в Лоуренсе. У него пересохло во рту и сдавило грудь попросту от жажды. А то, что его жажда усилилась многократно, когда он случайно взглянул на затылок Софи и в глаза ему ударил сноп красных искр — отблеск ее волос в лунном свете, — ничего не значило. Криспин где-то читал, что рубиновый блеск вызывает у мужчин жажду.

Жаждущий привязан к колодцу, но к Софи это не имеет никакого отношения. Криспин нашел еще несколько записей в бухгалтерской книге Тоттла, которые потрясли его не меньше, но у него не было ни времени, ни возможности залить их чернилами. И теперь он опасался, что констебли обнаружат их и пойдут по этому следу. Прежде чем это произойдет, Криспин намеревался сам расспросить Киппера Нортона о том, почему он ежемесячно платил Тотглу сотню фунтов.

Он знал, что Киппер проводил большую часть времени в одном из лондонских закрытых заведений, пользующихся славой патриотической ассоциации, хотя патриотизм их заключался лишь в том, чтобы устраивать оргии в честь королевы по поводу ее дня рождения или других праздников. На самом же деле идея заведения заключалась в том, чтобы дать возможность благородным господам, у которых слишком бдительные жены, посещать любовниц так часто, как им заблагорассудится, не вызывая подозрений. Так что это Благородное собрание добродетельных государственных деятелей представляло собой очень дорогой дом свиданий с удобной мебелью и уютными номерами. При мысли о том, чтобы взять туда с собой Софи, жажда Криспина еще усилилась, но откладывать ее обустройство под крышей Лоуренса ему не хотелось — это могло привести к нежелательным последствиям.

— Ваш друг не может здесь жить, — полуобернулась к нему Софи, когда они въехали во двор Благородного собрания. — Это дом свиданий и… — Она вдруг осеклась и прямо взглянула ему в глаза, подозрительно прищурившись. — Не хотите же вы…

— Нет, — перебил ее Криспин, прежде чем она успела высказать предположение. — Мне нужно встретиться с одним человеком, который, по моим подсчетам, должен находиться здесь, прежде, чем до него доберутся констебли. Его имя тоже есть в книге Тоттла. Не уверен, что привозить вас сюда было разумно. Но если вы возражаете, можете подождать меня во дворе.

— Почему я должна возражать? — отозвалась Софи, слезая с лошади. — Я купила этот дом.

— Что вы сделали? — Криспин смотрел на нее сверху, почти потеряв дар речи.

— Это получилось случайно. Несколько лет назад Джудит и Делия — близнецы Круэт — попросили у меня взаймы пять тысяч фунтов. Им так нужны были деньги, что я толком не поинтересовалась зачем. А прежде чем я успела узнать, что они устроили бордель, деньги мне уже были выплачены. Они даже хотели заплатить мне процент от прибыли, но я не согласилась.

Криспин тем временем спешился и передал поводья конюшему, мальчику в ливрее, не сводя изумленных я восхищенных глаз с Софи. Никогда прежде он не встречал такой женщины.

— Должна признаться, что я еще никогда не бывала в заведениях подобного рода, — смущенно заметила Софи, доверительно склонившись к Криспину. — Мне не терпится увидеть, что это такое.

— Не терпится, — повторил Криспин и провел ее внутрь. На пороге Софи задержалась, чтобы дать глазам привыкнуть к искусственному полумраку.

— Разве не прелесть? — прошептала она восхищенно, проходя в холл, стены которого были увешаны портретами британских дворян работы начала века. — Мне говорили, что все здесь устроено таким образом, чтобы случайный посетитель ни о чем не догадался по первому впечатлению. На первый взгляд это обычное патриотическое общество. Кстати, портрет короля Генриха VIII, например, стоит пятьсот фунтов.

Криспин лишь кивал, слушая вполуха, покуда Софи распространялась о достоинствах обстановки этого дома. Он размышлял о том, что могло побудить женщину, доходы которой имеют сомнительный источник, вложить деньги в такое заведение, да еще не заботясь о процентах. От этих мыслей его отвлекло появление сомнамбулического вида дворецкого.

— Я ищу Киппера Нортона, — заявил Криспин, протягивая ему серебряную монету. — Мы договорились встретиться здесь.