Марина Туровская - Ниночка

– Договорились. – Лена протянула ей стакачик пива. – Подход к бутылке каждые полчаса, не чаще, иначе не хватит и будем мучаться. У нас еще одна есть, она в кофту завернута, чтобы пивко не нагрелось. А ты будешь?

Лена протянула Нине стаканчик с пенящимся напитком. Нина ответить не успела, ее перебила Юля, перехватывая стаканчик:

– Она не пьет и не курит, крылья отращивает. А мне поздно в рай.

Второй стакан она выпила не так быстро, как первый, сполна насладившись подступающим хорошим настроением.

– Ну что, девушки? На грядки, в любимой позе? – Лена подхватила первый ящик, который ей подал муж.

Большинство клубничных батраков, согнувшись, расставив ноги и задрав зады, уже собирали красную ягоду в плоские ящики, рассчитанные на пять килограммов каждый. Некоторые сборщики неприязненно косились в сторону выпивающей компании.

– Здесь профсоюза нету! – язвительно прокричала им Лена и выпила свое пиво.

– А сколько можно съесть? – спросила Люда, глядя на огромную, граммов на сто, клубничину, сросшуюся из нескольких ягод.

– Сколько влезет, – откликнулась одна из пожилых женщин. – Только бери мелкую и темную, она слаще.

Встав у начала грядок, Нина увидела, что клубники на каждом кустике столько, сколько в родной деревне никогда не вырастало. Не меньше пяти ярких ягод краснело между бархатных широких листьев, а рядом висели зеленые, и еще белели цветки с желтой сердцевинкой. Вкус у ягод тоже был замечательным. Но главное – их оказалось много. Необычайно много халявной, свежей, с куста, клубники.

По привычке Нина взглянула на телефон, засекая время начала трудового подвига. Семь часов пятьдесят минут. «Ничего себе, – подумала она. – И уже двадцать пять градусов. Сколько же будет в два часа дня на открытом солнце?» Ладно Юля, не имеющая опыта полевых работ, не взяла футболку для переодевания и захватила мало воды. Но она-то, Нина, знала, куда едет, и должна была подумать, что воды нужно прихватить не только для питья, но и для умывания. А в идеале еще чтобы и ноги сполоснуть.

Через полчаса работы все постепенно начали снимать кроссовки – здесь, в пушистой земле междурядий, можно было пускать босиком даже малых детей.

Нина, ощущая ногами теплую землю, сразу вошла в ритм и собирала клубнику с удовольствием.

Юля и Люда отставали. Хуже них работала только восьмидесятилетняя старуха, сидевшая среди кустов клубники, отправляя ягоды больше в рот, чем в тару.

В половине девятого начали сдавать первые ящики. С каждого ящика полагалось десять процентов, то есть кто-то уже заработал первые полкило клубники. Одними из первых встали к бригадирше Лена и Петя. На двоих у них было три ящика.

– Листиков много и черешок короткий, – прокомментировала бригадирша, но ящики зачла. Мало кто мог работать с такой скоростью, как эта парочка.

Супруги за семь лет сбора в подмосковным совхозах всего, что только росло и собиралось на продажу: черешни, черной и красной смородины, вишни и яблок, – выработали свою, понимаемую друг другом с полуслова технологию. Они знали, с каким деревом и кустом удобнее работать, на каком расстоянии и на какой высоте ставить ящики, как укладывать продукт в тару.

Особенно они любили собирать клубнику. И вкуснее, и выгоднее. И несмотря на то, что супруги применяли все разработанные ими хитрости: вниз клали не совсем спелую ягоду, кусты не обирали до конца, переходя к свежим, с крупной клубникой, – у них все равно принимали работу. Вдвоем они не уступали четырем привычным работницам совхоза. А это было важно: ягода спеет каждый день и ждать не будет.

Встав с кровати и надев спортивные штаны, Иван потянулся, с неудовольствием рассматривая в зеркале шкафа свою фигуру. Несмотря на все усилия – обильную еду и частые посещения фитнес-центра – он все еще был худой. Конституция тела не в бабушку, а в маму. Хотя Лариса убеждала его в особой прелести худощавого телосложения, он ей не верил. Да, у него есть самое весомое преимущество перед другими мужчинами, но с членом наперевес в ресторане или в компании, знакомясь с девушкой, ходить не будешь.

Идя в туалет, он заглянул на кухню. Бабушка, принимая его появление как сигнал к действию, переставила тарелку с морковкой и свежим огурцом к соковыжималке.

– Яичницу или омлет, Ваня? – привычно спросила Татьяна Ивановна, открывая холодильник.

– Глазунью, ба. – Иван зашел в туалет и уже оттуда уточнил: – Из трех яиц и без колбасы!

Из своей комнаты, позевывая, медленно вышла Катерина. Прикрывая рот ладонью, она встала в дверях кухни.

– Мне тоже сок, мам.

– Нам с тобою во вторую очередь, после Ивана. – Вылив на шипящую сливочным маслом сковородку три яйца, Татьяна Ивановна включила соковыжималку и сквозь ее шум начала перечислять дочери ее утренние обязанности:

– Я сейчас бегу на рынок, сегодня будет завоз натурального молока и масла из совхоза. А ты, Катерина, проследи, чтобы Ваня сначала выпил сок и только потом начал завтракать. Вымой за ним и собой посуду. – Татьяна Ивановна ловко кидала в соковыжималку разрезанную морковь и свежий огурец.

В мерный стакан лился, пенясь, сок, пахнущий летом и здоровьем.

– Я помню, мама. – Катя зевнула и отпила воды прямо из носика чайника.

– Знаю я твое «помню». Поставь чайник! Наливай в чашку! Ты, Катерина, или забудешь, или перепутаешь. – Взяв мерный стакан с соком, Татьяна Ивановна поставила его в холодильник и прислушалась к шуму в ванной. – Чего он там возится? Сок может стоять не больше получаса, потом витамины мрут и испаряются.

Прислонившаяся к косяку Катерина слушала мать, засунув руки в карманы халата.

– Я так интенсивно поработала вчера, что сегодня вдохновение отдыхает.

– Замечательно! – обрадовалась Татьяна Ивановна, рассматривая пятнышко на своем отглаженном халате. – Овощи для сока в холодильнике, сковородку с яичницей выключишь ровно через четыре минуты. Я побежала, а то все раскупят, и придется нам пить разведенный порошок.

– У нас же йогуртов полно, мама!

Вышедшая из кухни Татьяна Ивановна перешла на шепот:

– Катерина, ну не люблю я их. Сладкие и искусственные. А молочко из-под коровы, натуральное.

Из ванной вышел Иван, чмокнул обеих женщин.

– С добрым утром. Где сок?

– Мама все знает, Ванечка. – Татьяна Ивановна погладила внука по выбритой щеке. – Я могу опоздать.

Катерина, думая о чем-то своем, достала из холодильника стакан и протянула сыну.

Выпив, Иван сел за стол и принялся за яичницу, которую мама положила на тарелку криво, и поджаренный край свисал, капая на стол маслом.

– Иван, – мама, как и бабушка, начала разговор, не дожидаясь, пока выключится соковыжималка, – когда ты познакомишь нас со своей девушкой?

– Зачем тебе? – Иван аккуратно промокнул масляное пятно белым хлебом. – Жениться мне еще рано, а промежуточные варианты я показывать не хочу.

– Мне интересно! Ваня, мы с твоей Ларисой здороваемся по телефону целый год, даже неудобно как-то. – Катерина выпила сок и зажмурилась от наслаждения. – Свадьбу ты наметил на тридцатилетие, а за оставшиеся два года может всякое случиться.

– Мама, – вытерев рот салфеткой, Иван встал, – я женюсь по любви, но и по расчету тоже.

– Почти каждый мужчина мечтает содержать женщину на ее же средства, – спокойно заметила Катерина, переставляя тарелки со стола в раковину. – Ой, Ваня, да если бы тебе приспичило жениться по любви, засунул бы ты свой списочек всего необходимого для идеальной жизни подальше да поглубже и пошел бы жить куда угодно: хоть на холодную дачу, хоть в коммуналку, хоть в сталинскую высотку на Котельнической.

Поморщившись, Иван сделал вид, что понимает женское любопытство.

– Будет время – привезу Ларису.

– А может, сегодня? – Катерина заговорщицки заглянула в лицо сына.

– Я позвоню, – ответил Иван, чтобы только закончить неприятный разговор.

К стоматологической поликлинике Иван при-ехал без пятнадцати девять. На стоянке автомобили стояли впритык друг к другу из-за начавшегося ремонта асфальтового покрытия. Невозмутимые рабочие в оранжевых спецовках на голых торсах вскрывали асфальт отбойными молотками, которые ритмично тряслись в лоснящихся от пота и от этого еще более рельефных руках.

На крыльце, с удовольствием наблюдая за рабочими, курил охранник Петечка. Даже с расстояния пятидесяти метров было видно, что наблюдает он за мужчинами особым, «голубым» взглядом.

Проходя мимо Петечки, Иван хотел посоветовать ему закатать губешки, но охранник, затушив в урне бычок, заговорил первым:

– Любовь – это торжество воображения над интеллектом.

Слегка удивившись, Иван остановился.

– Петечка, откуда умные мысли? Я за два года видел у тебя в руках из печатной продукции только кроссворды.

Не обижаясь, добродушный Петечка, заулыбался.

– От Сан Саныча услышал. Он свои афоризмы всегда вслух читает.

– Да, есть у него такая привычка, – успокоился за интеллект охранника Иван. – А на работяг не заглядывайся, они люди простые, могут и по шеям навалять.

– Так я же не наглею, – скромно опустил глаза Петечка, поглаживая себя по пивному животику. – Помыть тебе машину, Ваня?

– Помой, – согласился Иван, передавая Петечке ключи. – Но без фанатизма, только пыль смахни и вытряси половики в салоне. Оплата как всегда – триста.

– Я для тебя… – Петечка мечтательно улыбнулся, и улыбка вышла как у первоклассника-отличника, – могу и бесплатно.

Открывая дверь, Иван полуобернулся и, переложив портфель в левую руку, правой шутливо погрозил.

– Вот этого не надо, Петр. Не мечтай.

Нина сдала второй ящик, когда Юля только-только дотащила до бригадирши первый.

В десять часов Юля поняла, что больше разогнуться не сможет. Никогда. Вот так вот, скрюченной, сейчас уткнется в землю, потом завалится набок и будет лежать до вечера. Спину ломило, поясницу сдавила непривычная боль. К этому моменту Юля съела не меньше килограмма клубники, и первый порыв съесть все поле закончился.

Отрадно было смотреть на Нину. Та шла, не разгибаясь и не отвлекаясь. Руки ее быстро заполняли третий ящик, укладывая клубнику ровным слоем.

– Ничего себе она гребет. Откуда столько сил? – запыхавшись, проговорила Люда, растопырив руки, чтобы не испачкать вечернюю ажурную блузку.

– Она деревенская, – сидя между грядок, объяснила Юля. – А ты откуда такая красивая?

– Со дня рождения подруги, – призналась Люда. – Два дня гуляли. У меня ни копейки денег, а живет она, подруга моя, рядом. Вот я и вспомнила, что здесь можно заработать, и махнула прямо из-за стола. Там все равно уже пить нечего.

Люда говорила, продолжая собирать клубнику.

Многие сборщики сели отдохнуть. Кто-то устроился на ящиках, кто-то на пакетах, а некоторые, догадавшиеся взять сменную одежду, отдыхали с комфортом на расстеленных майках и кофтах.

Нина, почувствовав усталость, плюхнулась между грядок и, отставив руки назад, задрала голову, выпрямляя позвоночник. И только теперь она стала приглядываться, как собирают клубнику другие. Оказывается, так тупо – согнувшись и переступая мелкими шажочками – делают немногие, в основном немногочисленные мужчины.

Чаще всего сборщица вставала не над одной грядкой, а между двумя и разнообразила свои поклоны. В местах особого скопления спелых ягод женщина садилась, устроив ящик в ногах, и брала клубнику везде, докуда могла дотянуться: справа, слева, сзади и спереди. И ни одной особо толстой тетки на грядках не наблюдалось, что неудивительно при сумасшедшей физической нагрузке и ягодной диете.

Отдохнув часок, Юля решила, что все равно до расчета делать больше нечего, а книжку она по глупости не взяла, поэтому не спеша набрала еще два ящика к тем трем, что смогла осилить с самого утра.

Люда была более упорной. У нее вышло шесть ящиков. Зато чета Лена – Петя поставила очередной рекорд дня, сдав в пользу совхоза двадцать ящиков, то есть сто килограммов.

Нина собрала пятнадцать и могла бы еще, но в два часа прозвучала команда заканчивать работу, и народ своим ходом поплелся на распределительный пункт, где происходил расчет со сборщиками. Солнце палило вовсю, и хотелось добрести до чего-нибудь, что могло дать тень.

Распределительный пункт находился под навесом, и стало гораздо легче дышать в горячем воздухе. Тут же около своих машин стояли перекупщики, наверняка зная о желании многих долго не париться и продать заработанную клубнику немедленно, отвезя домой только пару килограммов.

Двое говорливых мужчин из Закавказья, стоявших около дорогой машины, перестали лузгать семечки, наблюдая, как смело, до бюстгальтеров, раздеваются женщины. У длинного, типичного для пионерских лагерей и военных частей корыта с кранами толпились сборщики и ополаскивались под струями холодной воды.

Нина, не суетясь, стянула футболку, и один из мужчин у автомобиля уронил семечки окончательно. Оба были одинаково одеты – белые рубашки без галстуков, черные брюки и лакированные выходные туфли. Невысокий мужчина что-то проговорил другу, и тот тоже переключил внимание на Нину с Юлей.