– Мама, ты что, уже выпила с утра?

– Маленько, – призналась Катерина. – Но немного, мне еще с девочкой целый день возиться.

Не веривший в чудеса Иван встал из-за стола и подошел к бабушке. На ее шее вместо привычной россыпи бородавок розовели кружочки молодой кожи.

– Н-да. Феномен. – Из гостиной раздалось детское кряхтение. – Сейчас начнется. Как вы это выдерживаете?

Обе женщины с искренним удивлением смотрели на Ивана.

– Ты думаешь, ты кричал меньше? – почти синхронно ответили мать и бабушка. – Ты громче орал! И чаще.

– Спасибо за завтрак, мне пора на работу.

Сегодня Иван собрался на работу в два раза быстрее обычного.

Из-за пробок он приехал не раньше всех, а минута в минуту к половине девятого, то есть вовремя.

На крыльце клиники стоял монументальный Петечка, курил и приветливо улыбался.

Что Петечка самого яркого голубого цвета, с первого взгляда было непонятно. Упакованный в черную форму охранника, полноватый, медлительный и кропотливый, он был похож на избалованного мамой, тетушками и женой добропорядочного отца семейства.

Устроить Петюню хоть на какую-то работу Эльзу Евсеевну уговорила ее бывшая сотрудница, медсестра Аглая. Сама женщина давно сидела на пенсии, подрабатывала уборщицей в ближайшем магазине и вела домашнюю войну с единственным сыном.

Вообще-то Петечка мечтал быть офицером, но с учебой у него не заладилось с пятого класса. Периодически он пытался заниматься разными видами единоборств, но после трех, от силы пяти занятий бросал любую физкультуру. Ну не мог он надрываться, выкладывая для достижения цели все свои физические и душевные силы.

В командные виды спорта его не брали. Тренеры через десять минут общения чувствовали, что с пацаном что-то не так. В нем не было обычной для геев жеманности и тягучести в интонациях, но взгляд, следящий не за девушками, а за накачанными, крепкими парнями, выдавал его.

Грузчик, продавец-консультант, рабочий на бензозаправке, таксист на собственном, раздолбанном временем и мелкими авариями «Москвиче», продавец на радиорынке и даже рабочий на фабрике, производящей бетоноблоки для дачных домиков, – всеми этими профессиями Петечка занимался в течение пятнадцати лет. И ни на одной не смог задержаться больше трех месяцев. Было трудно и скучно. Но вот однажды он просидел половину рабочего дня с охранником и понял, в чем его, Петечкино, призвание.

Форма, зрительно уменьшающая его полноту и рыхлость, график работы – сутки через трое, никакой активности на рабочем месте, неопределенность служебных обязанностей, бесплатные обеды, спокойный сон в ночное время, телевизор в комнате охраны и постоянно горячий чайник – вот чего он ожидал от работы! И хотя денег платили мало, его они устраивали.

Но из одной организации его выгнали за непочтительность, когда он, до пяти утра смотревший новые фильмы, слишком вяло поприветствовал начальника охраны. А во второй фирме Петюня смог трахнуть смазливенького бойфренда коммерческого директора. Сам директор к пятидесяти годам был уже не боец, и мальчик страдал от неудовлетворенности.

Мать Пети, уставшая кормить прожорливого сынишку, узнав об очередном его увольнении, перелистала старую записную книжку и обзвонила всех, кто мог помочь парню в трудоустройстве. Не стесняясь, она точно охарактеризовала сына – добрый, немного ленивый и абсолютно голубой. Но когда ему нравится работа и коллектив, делает гораздо больше того, что входит в круг его обязанностей.

Эльза Евсеевна сжалилась над бывшей медсестрой, помня ее ответственность и нелегкую судьбу. И не пожалела. Петюня, полневший от сытой жизни на глазах, внушительно охранял двери поликлиники, не пропуская пьяных, бомжей и представителей властных структур без согласования с владелицей. Еще он по собственной инициативе ходил в магазин, закупая продукты для корпоративных обедов, контролировал кухарку и протирал от грязи автомобили сотрудников, добиваясь дорогого блеска.

– Здравствуй, Иван Иванович! – Петя затушил сигарету. – Первый раз вижу тебя невыспавшимся и искренне рад этому обстоятельству. Неужели началась личная жизнь?

Не слыша вопроса, Иван поднялся по ступенькам.

– Полироль возьми в багажнике. – Он протянул Петюне ключи от машины. – Кто уже при-ехал?

– Из отдела стоматологии твоя Лариса и Сан Саныч. – Петюня взял ключи. – На обед будет плов.

В коридоре Иван столкнулся с торопливо идущей навстречу Ларисой. Та уже переоделась в салатовый медицинский халат и нацепила накрахмаленную шапочку.

– Быстро на совещание. Эльза рвет и мечет, ей наш коммерческий представил отчет за последний месяц.

– Прямо сейчас или можно дойти до кабинета и переодеться?

– Прямо сейчас. – Лариса, не желая показать, насколько сильно от злости у нее дрожат руки, спрятала их в карман халата. – Пациентов у тебя до десяти нет, так что поспеши.

Вид у Ивана был усталый. Красные глаза, бледная кожа, невеселое настроение. Ларисе, проведшей ночь рядом с телевизором, стало обидно.

– Как отдохнул вчера? Видимо, твоя новая баба измотала тебя, Ванечка.

– Лариса, поговорим вечером. – Иван, идя за Ларисой, прямо на ходу задремал и чуть не упал.

– Ваня! – рявкнула, обернувшись, Лариса. – На совещание идем, не храпи!

В кабинете главврача разместилось десять человек. Все, кроме самой Эльзы Евсеевны и Ивана, в медицинских халатах.

– Прибыль падает! – скорбным голосом безутешной вдовы, провожающей в последний путь любимого четвертого мужа, объявила Эльза Евсеевна. – Господа, соратники! Нам всем нужно объединиться и подумать, как справиться с экономическими трудностями…

– В середине лета прибыль всегда падает, все на дачах и в отпусках, – перебил пафосное обращение к «господам» Дмитрий Савельевич. Он единственный мог перебивать Эльзу, являясь хорошим специалистом-дерматологом и официальным любовником главврача.

– Дима, твое мнение я знаю. – Эльза сделала широкий балетный жест рукой, зная, насколько хорошо даже в пятьдесят лет смотрятся ее загорелые руки в летнем, с короткими рукавами костюмчике. – Хочу услышать реальные предложения.

Все молчали. Возглас «прибыль падает» звучал каждый год, и не единожды. Летом, когда все разъезжались в отпуска, и в середине января, после повального двухнедельного празднования, когда у пациентов не оставалось денег.

От стенки отлепился Петечка, потянул вверх руку, привлекая внимание.

– Я вот с прошлого понедельника думал-думал и додумался.

Заулыбались все. Мужчины снисходительно, женщины дружелюбно.

– Говори, – поощрила Эльза Евсеевна.

– Нужна звезда! – победно оглядев кабинет Эльзы, Петя услышал смешки и откровенный хохот, и снизил тон. – Ну, типа Джуны, которая лечила все подряд, да еще судьбу предсказывала.

– У нас не гадальный салон, а солидная клиника, – посерьезнела главврач.

– Я вас, Эльза Евсеевна, бесконечно люблю и уважаю с детства, но вы меня не перебивайте, – обиделся Петечка. – Вот ведь как в других клиниках? У наркоманов – Маршак, у позвоночников – Дикуль, у худеющих – доктор Борменталь и так далее. Пусть и у стоматологов будет… зуб какой-нибудь.

– А если Эльза? – заинтересовалась главврач.

– Нет, – Петя отвечал со всей серьезностью, – Эльза Евсеевна Фридман не канает. Нужно что-то попроще, из местного менталитета.

Десять человек медицинского персонала, исключая заснувшего Ивана, начали тихонько хохотать, прикрывая рты ладонями или носовыми платками. Петя повысил голос:

– В смысле, я не в обидку говорю, но у украинцев уже есть «Океан Эльзы». А нам нужен такой врач, как в фильме, не помню, как называется, там еще Андрей Мягков, хирург-стоматолог, с испугу начинает рвать зубы без боли [1] . И к нему повалил весь город, а дальше больше. Вот нам такое нужно.

Заговорили все сразу.

– Во, открыл Америку! – возмутилась секретарша Эльзы. – Да мы об этом с самого начала, еще семь лет назад, задумались.

– Есть только две бесконечные вещи… – начал цитировать Сан Саныч, – Вселенная и глупость. Хотя на счет Вселенной я не вполне уверен.

– И где ее взять? Звездулю, извиняюсь за выражение! – перекричал всех Дмитрий Савельевич. – Клиник сотни и тысячи, а звезд, которые, Петр, между прочим, называются «бренд», по пальцам пересчитать.

– Я идею дал, а вам воплощать, – буркнул Петечка и вышел из кабинета.

– Совещание закрыто! – правильно оценила обстановку Эльза Евсеевна. – Идем работать.

Гремя складываемыми стульями, для которых за занавеской был отведен закуток, врачи и медсестры стали выходить из кабинета. Иван сидел недвижно, дремал.

– Двигай, Ваня. – Сан Саныч хлопнул друга по плечу.

– Мне с Эльзой поговорить надо, Саша.

Расставив руки с толстыми чуткими пальцами, Сан Саныч закатил глаза.

– Когда вагоновожатый ищет новых путей, вагон сходит с рельсов. – Увидев серьезность Ивана, Сан Саныч пояснил: – Афоризм. Шучу. Не задерживайся, Иван Иваныч, сегодня понедельник, пациентов будет много.

– Я коротенько, минут на сорок, – сонно улыбнулся Иван.

Эльза Евсеевна, поправив занавеску, за которой прятались составленные стулья, села за свой министерский стол.

– Что случилось?

– Я не смеялся над Петечкой.

– Заметила. Ты спал.

– Я думал. – Иван придвинулся к столу главврача. – У моей пьющей соседки в пол-лица фиолетовое родимое пятно.

– Ты что-то такое рассказывал, – начала вспоминать Эльза Евсеевна. – С Димой года два назад консультировался.

– Да. Он сказал, что терапевтическими средствами пятно не излечить, только операция. И не сто процентов, что поможет.

– Ну если Дима сказал…

– Подожди. – Иван протянул руку и накрыл ладонь главврача. – Пятно бледнеет. Ее лечит подруга. Прикосновением.

– Шарлатанство…

– Подожди… – Он сжал руку Эльзы. – Вчера Нина, та самая подруга, сняла три бородавки у моей бабушки…

Главврач вздрогнула, невольно дотронувшись левой рукой до крохотной бородавки у глаза.

– Этого нельзя делать!..

– Подожди… А сегодня семь, которые росли рядом, тоже исчезли. Сам видел.

– Она кто по профессии? Цыганка?

– Медсестра. В «Склифе» работает. У соседки, у той самой Юли, живет бесплатно.

– Это уже серьезнее.

Иван длинно выдохнул, сдерживая головокружение.

– Не высыпаюсь совершенно.

– О! – Эльза подняла указательные пальцы обеих рук. – Хотела с тобой серьезно поговорить. Иван Иванович, я год думаю о твоем компаньонстве в нашей клинике. Ты лучший сотрудник, ты прекрасный организатор… Но твои отношения с женщинами. Я не очень привечаю Ларису. Она совсем не в моем вкусе…

– И не совсем в моем, – признался Иван.

– Сейчас не об этом. – Эльза повела плечиком в несолидном легком костюме. – Ваш роман был удобен для клиники. Служебные романы свободных, это я отмечаю особо, свободных людей идут только на пользу общему делу. Вместе отработали, вместе поехали домой. Никого на стороне искать не надо, в два раза меньше форс-мажорных обстоятельств с транспортом и… мало ли с чем.

– Эльза, не грузи. – Иван покачнулся на шатком офисном стуле. – Я мертвый от усталости, а мне еще целый день работать.

– Вот об этом я и говорю. Ты впервые за год не вышел в субботу на работу, попросил выходной. У тебя новая женщина?

Согласно кивнув головой, Иван снова качнулся на стуле, чуть не слетев с него.

– У меня девочка. Зовут Олей.

Напудренное лицо главврача побледнело, сама она невольно выпрямилась в кресле, убрав руки от своего сотрудника, голос отвердел.

– Сколько ей лет?

Выпрямившись, Иван первый раз за утро улыбнулся.

– Эльза! Да совсем в другом дело! – Ему захотелось поделиться своей проблемой, и он начал говорить, все быстрее и быстрее, не обращая внимание на меняющееся настроение главврача: – Оленьке предположительно шесть месяцев. Я в пятницу нашел ее в мусорном баке, что за нашей клиникой, позвонил в МЧС. Там мне объяснили, какая это долгая процедура – оформление найденышей в дом ребенка. И я, волнуясь за малышку, привез ее домой. – У Эльзы Евсеевны, как говорится, отвисла челюсть. – Вот-вот, у моих была такая же реакция – офигение. Теперь представь, что в нашем отделении милиции оба инспектора по делам несовершеннолетних прийти на обследование не могут, а в доме ребенка карантин. – Эльза Евсеевна снова расслабилась и облокотилась о стол. – Ты понимаешь? А у нас в квартире из детского питания только йогурты, предоставленные фирмами маме для вдохновения. И я постоянно ношусь то за памперсами и за детским питанием, то за какой-то укропной водичкой и детским кремом.

– Медики были? – профессионально поинтересовалась главврач.

– Медики были, детская неотложка. Девочка оказалась здоровенькой, но недокормленной.

– Какой ужас! – У Эльзы увлажнились глаза.

– Действительно ужас, – согласился Иван. – В следующий раз перед тем, как совершить добрый поступок, десять раз подумаю.

– Ну-у, Ваня. Так нельзя.

– У нее зубки режутся, – втолковывал Иван. – И она постоянно орет. Круглосуточно.