Марина Туровская - Ниночка

– Тогда да, тогда понимаю, – серьезно посочувствовала Эльза.

Вскочив, Иван стал ходить по кабинету, вытирая вспотевший лоб бумажной салфеткой.

– Так что в субботу я не в постели с новой любовницей кувыркался, а работал папой на побегушках. Из детской поликлиники приезжали еще раз, на всякий случай составили план действий. В воскресенье я ездил сюда, показывал участковому место происшествия. И еще постоянные звонки из МЧС, милиции, поликлиники и Фонда защиты детей.

– А когда ее заберут?

– Обещают в течение недели, но думаю, что ни-ко-гда! – Иван выкинул в урну одну салфетку и взял со стола Эльзы другую. – Никто не отвечает за результат, все только по телефону волнуются. Комиссии из поликлиники и милиции установили, что девочка находится в хороших условиях: две няни – это мама моя и бабушка, нянь-медик – это я, плюс прекрасный уход и приличные жилищные условия. Все гуманные чиновники, как они говорят, ясно понимают разницу между уходом в приличной семье и в доме ребенка.

– Бедный Ваня, – поцокала языком Эльза.

– Вот именно. Я теперь приложение к постоянно орущему существу, которое кормят шесть раз в день с особым разнообразием, столько же раз оно писает и еще два раза какает. Мать с бабушкой падают с ног от изнеможения, и обе счастливые.

Высказавшись, Иван замолчал и стоял, приводя в норму дыхание.

Эльза думала об усталости своего сотрудника, которая обязательно скажется на результате работы или количестве принятых им пациентов. И то, и другое снизит доходность клиники.

– Ваня, я, если честно, не могу ощутить до конца масштаба всей произошедшей катастрофы, поэтому поговорим о другом. Когда ты сможешь привести мне феномен по имени Нина?

– Завтра приволоку, – решительно ответил Иван. – Если она не сбежала от Юли-алкоголички.

– Никто по собственной воле из московской квартиры, в которой проживает бесплатно, еще не сбегал. – Поправив пиджачок, Эльза указала на дверь. – Иди работай.

В коридоре, прислонившись к стене и рассматривая свои ногти, Ивана подкарауливал Петечка.

– Спросить хотел, Иван Иванович…

– О чем, Петя?

– Вчера сменщик мой видел твою машину за клиникой, где мусорные баки. Вышел полюбопытствовать, а там ты и милиционер. Ходили, записывали, разговаривали… – Взгляд Пети горел от любопытства.

Понимая, что говорит с самой говорливой сплетницей клиники, Иван, зевая и изо всех сил тараща закрывающиеся глаза, заново повторил все то, что уже рассказал Эльзе Евсеевне. Петечка слушал, забыв о ногтях и о том, что иногда нужно втягивать живот.

– Хорошо, что у стенки стою, Ваня. Даже не знаю, как удержу в себе эту потрясающую новость.

– Удержи, – зевнул Иван. – Пойду работать.

– А я бы тоже взял ребенка! – крикнул вдогонку Петя. – У меня тоже мама есть, чтобы ухаживать!

В стоматологическом кресле Ивана ждала двадцатилетняя пациентка, которой Иван выправлял прикус. Рядом с девушкой, держа ее за руку и что-то шепча, стояла Лариса, стараясь успокоить начинающую сердиться денежную клиентку.

– Из двух одинаково умных людей умней выглядит тот, кто лысый, – назидательно объяснял почти лысый Сан Саныч абсолютно лысому пациенту, сидевшему в его кресле с пластиковым распором во рту. – И я решил – чем суетиться с прической, лучше голову побрить.

– Ага, ага, – не шевеля головой, соглашался пациент.

Медленно переодевшись, Иван легким движением согнал со своего места Ларису и сел возле девушки.

– Добрый день, Женечка. Сейчас посмотрим…

В непривычно неспешном темпе Иван отработал до конца смены и даже переработал два часа. Лариса смотрела на его заторможенные движения со злостью, Сан Саныч с веселым сочувствием.

У Ивана не было ни сил, ни желания рассказывать о подкидыше, ему хотелось домой, спать.

С ленивым ужасом он думал о своем визите в Юлину квартиру, где придется уговаривать непонятную Нину поехать завтра с ним на работу.

– Бабушку пошлю на агитацию, она справится, – решил он, заезжая на стоянку перед своим домом. Часы показывали восемь вечера.

Выходя из лифта, он боязливо притих, ожидая услышать младенческий плач. Но на лестничной клетке стояла благословенная тишина.

Хотя бы пара часов бесперебойного сна. Хорошо бы три, а лучше четыре.

Открыв дверь. Иван осторожно поставил на пол портфель, бесшумно снял туфли, надел тапки и побрел к себе в комнату.

– Ваня! – шепот Татьяны Ивановны остановил его с поднятой для черепашьего шага ногой. – Иди на кухню, мы там разговариваем.

Развернувшись, Иван покорно пошлепал за бабушкой.

– …А у нас все Иваны, кроме моего папы, – рассказывала мама кому-то, пока невидимому за косяком двери, отпивая белое вино из бокала. – Мамин папа, мой дедушка, – Иван. Мама вышла замуж за Юлия, и я стала Екатериной Юльевной, но мне по традиции понравился Иван, и Ванька стал Иван Иванычем.

– А я Васильевна, – раздался молодой женский голос. – А что сталось с Ивановым батей?

– Сбежал! – Мама сделала большой глоток. – Сначала в Приморскую филармонию, на Дальний Восток, а затем в другую семью.

– Надо же, какое совпадение, – поразилась Нина. – А у меня папа был герой. Пятнадцать лет назад ему в деревне стало скучно, и он поехал в командировку как раз на Дальний Восток… С браконьерами воевать. Не то они тигров спасали, не то еще что-то редкое. В общем, убили его… я его очень любила.

Кашлянув, Иван зашел на кухню, бабушка семенила за ним.

– Будешь котлетки на пару, детские? – Татьяна Ивановна виновато заглядывала Ивану в глаза. – Или супчик капустный, протертый?

– Все буду, раз до кухни дошел. – Иван сел за стол, угрюмо посмотрел на Нину, пьющую чай с лимоном. – Завтра со мной в клинику поедешь, на работу устраиваться.

– Кем? – удивилась Нина.

– По специальности. Феноменом. Будешь кожные заболевания лечить. За очень приличные деньги.

– Иван, ты как с девушкой разговариваешь? – возмутилась бабушка.

– Устало, – прокомментировала Нина. – Я поеду, Ваня. – На ее «Ваня» у него недовольно дернулись усы. – Мне работа по специальности очень нужна, тем более за приличные деньги. В «Склифе» я чувствую себя лошадью, Холстомером.

На обед Иван потратил не меньше получаса и даже выпил маминого сухого вина. Он бы еще посидел, но глаза слипались.

Забыв о ванной, диссертации и сообщениях по электронной почте, он включил в своей комнате телевизор, решив посмотреть новости, и в минуту под них заснул.

– Умаялся, бедолага. – Татьяна Ивановна налила себе вина, чего никогда не делала в присутствии внука. – Ты точно сухенького не будешь?

– Не-а. – Нина поставила на стол пустую чашку. – Я от алкоголя дурею. Голоса начинаю слышать и к мужчинам приставать.

– Все дуреют. А я не голоса, я музыку слышу, – весело сказала Катерина. – Ой, звоночек. Это мне.

Перегнувшись через стол, она сняла с телефона трубку.

– Алло. Куда? – С испугом посмотрев на мать и Нину, она прикрыла микрофон телефона рукой. – Меня приглашают в оперу.

– Кто? – поразилась Татьяна Ивановна. – Тебя сроду никто туда не приглашал.

– Николай Юрьевич, – разулыбалась Катерина.

– Хороший мужик. – Нина взяла печенье, надкусила. – Не мое, конечно, дело, но он настоящий. Хотя и бедный.

– Да, Коля. Обязательно, Коля. Я запомнила, Коля, – безостановочно говорила в трубку Катерина, не обращая внимания ни на слова Нины, ни на взгляды матери. – Завтра в семь у фонтана, – она отключила телефон и мечтательно сообщила в пространство: – Идем в «Геликон-оперу».

– А фонтан где? – не поняла Татьяна Ивановна.

Нина пожала плечами, плохо разбираясь в географии Москвы.

– Фонтан на Тверском бульваре. – Катерина засветилась от удовольствия и тут же помрачнела. – Я понимаю, что обстоятельства в жизни бывают разными. Не будем ханжами и допустим, что ради своей будущей более удачной судьбы, иногда ради самого ребенка можно подумать о том, чтобы устроить младенца в благоприятные условия, где он не будет голодать или чувствовать себя ущербным…

– О сволочи, бросившей младенца в мусорный бак на долгое умирание, мы разговаривать не будем… – в голосе Нины было отвращение.

– Правильно. Эти две особи противоположного пола – отца я тоже имею в виду – недостойны того, чтобы о них шел хоть какой-то диалог. – Татьяна Ивановна выпила залпом полбокала. – Это не люди, это уроды моральные, психологические, физиологические… и все… мы закрываем тему подонков.

Молчание после слов бабушки длилось минуты две. Затем Нина взяла салфетку и положила в нее пять печений.

– Для Юли, а то сидит голодная, на одном кефире, худеет.

– А ей не помешает, – улыбнулась Татьяна Ивановна.

– Чего ты так рано уходишь, Нина? – Катерина долила себе вина.

– Подругу проконтролировать и самой выспаться.

Влетев в квартиру, Нина не сразу узнала Юлю. Та стояла в длинном, невыразимого оттенка платье из какого-то легкого, воздушного материала. Асимметричное, в три слоя, каждый в своем цвете, платье стройнило и придавало загадочности.

Юля прошлась перед Ниной в воздушном чуде и бирюзовых туфлях на высоком каблуке.

– Потрясающе, – восхищенно выдохнула Нина.

– А то! Второй день на кефире, и пяти килограммов нету.

– Я о платье. Это ж каких денег стоит!

– Ну ты ва-аще. – Юля с довольным видом постучала пальцем себе по лбу. – Это моя работа. Батик. Кроить и шить я тоже умею.

– Мама родная! – Нина подскочила и поцеловала Юлю. – Ты действительно художник!

– Это еще что, – ловко достав из шкафа в прихожей заготовленную вешалку, Юля выставила вперед руку с прозрачной блузкой, расписанной райскими птицами. – А это тебе. По-моему, твой размерчик.

Нина, никогда не видевшая вблизи эксклюзивных моделей одежды, осторожно потрогала край блузки.

– В жизни таковскую красоту не надевала.

Зарозовевшая Юля повесила блузку обратно.

– Пойду еще кефирчика накачу… И спать.

Юлю, вместе с ее медицинской картой, Иван прихватил как доказательство, хотя Эльза Евсеевна заранее поверила необычной информации. Ей так хотелось, чтобы ее клиника хоть в чем-то была уникальной. Ведь пациенты, придя один раз к определенному специалисту, стараются обращаться в ту же клинику и в дальнейшем – конечно, если остались довольны.

Побелевшее родимое пятно произвело на Эльзу Евсеевну ошеломляющее впечатление. Идя по коридору к кабинету дерматолога, она все время оборачивалась, глядя на обеих девушек в прозрачных одеждах, и ей казалось, что сегодня особенный день.

С Дмитрием Савельичем, который был на десять лет младше ее, у Эльзы сложились непростые отношения. Дмитрий, сведя за пять лет сотню бородавок, десяток папиллом и эритем, по ее мнению, слишком возгордился, что отразилось и на их постельных взаимоотношениях. Холостой Дмитрий частенько отзванивался по вечерам и предупреждал, чтобы она не приезжала – у него, видите ли, консультация.

Но сегодня Эльза ожидала от Дмитрия поддержки и профессиональной оценки возможностей потенциальной сотрудницы.

Дмитрий Савельевич, как никто знавший о неизлечимости медикаментозными средствами подобных изменений кожи, при осмотре Юли заметно поскучнел и с унылым видом принялся говорить о случаях с жировиками, когда те начинают рассасываться от сильного удара или прокола нестерильным предметом. Он вспомнил случай регенерации кожи, пораженной чешуйчатым лишаем, когда человек сидел на нарзановой диете с чесноком и лечился собственной мочой.

Нина, стоя в сторонке у витрины с лекарствами, слушала бурчание доктора и чувствовала снедающую его зависть. Не желая усугублять ситуацию, она вышла в коридор.

Дмитрий собрался сделать соскоб, примериваясь скальпелем к лицу Юли, но его руку вовремя перехватил Иван. Он силой вытащил Юльку из кабинета, та насупилась.

– Чего ты меня утащил? Иван, мне приятно, когда так со мной носятся. Я-то всякого насмотрелась, знаю, какие бывают кожные патологии и в какое отчаяние впадают от этого некоторые люди. А узнав про мой случай, тем более зарегистрированный официальной медициной, многие обретут надежду.

Впервые Иван посмотрел на Юлю без осуждения. И одета она была… прилично.

– Юленька. – Эльза Евсеевна отвлеклась от профессиональных медицинских проблем и переключилась на женские. – У вас отличный вкус. В художественном салоне платье покупали или в бутике?

– Сама расписывала. И Нинина блузка – тоже моя работа.

Мгновенно оценив райских птиц над тонкими цветами, главврач перевела взгляд на скучные стены холла с рекламными плакатами лекарственной продукции.

– Знаете, Юля, я, пожалуй, закажу вам три картины в стиле батик. Но…

Соскучившаяся по работе, Юля напряглась, заранее готовая на любой каприз.

– Рамки за ваш счет, но по моим эскизам, – на всякий случай подстраховалась она.

– Я не о том… – голос Эльзы журчал перспективами. – Иногда клиника будет приглашать вас продемонстрировать ход излечения родимого пятна. Вы фотографии улучшения делали?