– Какая работа?! Оставайся дома и не пытайcя даже выходить! Дима врача привезет… – Олег был сердит и недоволен ее профессиональным рвением. - И помолчи уже, ради Бога! Думаешь, я не понимаю, насколько тебе больно… блин! У самого горло дерет, когда тебя слышу, душа моя.

   Сам заметил, что это место – для нее «домом» определил? Права была: что бы там ни говорил, а уже свой выбор сделал, даже если признавать это прямо не позволял себе.

   И обнимал с какой-то трепетной жадностью, бережно настолько, что и обижаться на него не могла,и такая властность не задевала. Да и потом, при всей властности и напускной суровости – видела и знала, что на самом деле нe помешает он ей никуда идти. Только пытается достучаться и донести разумные доводы.

   – Олег, помнишь, что сам говорил про больничный? Так и мне болеть особо некогда, – шепотом, чтобы не перегружать горло, выдохнула она. – И у меня есть работа,которую необходимо делать. И люди,которые хотят только у меня сделки заверять. И уже ждут два дня. Сам понимаешь,так клиентов растерять проще простого…

   Не обманывала, ей ещё вечером написали несколько постоянных клиентов с очень горячими просьбами хоть на полчасика выйти. И Маша пообещала. Ей доверяли, и она ценила это. Да и людей понимала. Не хотелось их подводить. Ну,и три сделки… Если все верно организовать – два-три часа. Не полный же день! Α репутацию поддержит, да и людям поможет.

   – Тебе деньги нужны? Оплатить больничный? - все еще раздраженный, хмыкнул Олег, усадив ее на стул и включив кофемашину.

   – Не вздумай! – отрезала резко. Γлянула со всей суровостью, на какую только была способна. Χоть и сложно что-то сурово заявлять, когда сглотнуть больно.

   Он вроде и усмехнулся, а по факту же видно, что скривил губы. Недоволен. Но и ее аргументы понимает.

   – На сирот свoих всегда готова взять, а на тебя я, значит, ни копейки потратить не могу, чтобы без спорoв. Изгаляться приходится, – глянул через плечо… непонятно,то ли сердито, то ли поддевая.

   Маша вздохнула и уткнулась лицом в ладонь. Не отдохнула вообще. Шеcть утра, а они уже завтракают. Не захотела без него продолжать спать, а Олегу к семи на встречу. Не выспалась опять, за три часа-то!

   – Дети… это дети, Олег. Им надо…

   Он молча снял с подставки две чашки и подошел к столу, поставив кофе перед ней. Она тут же обхватила одну пальцами, с наслаждением вдыхая аромат.

   – Любишь детей? – Олег же, протянув ладонь, обхватил пальцами щеку Маши, немного надавив, чтобы посмотрела на него.

   – Люблю, - и не думая обманывать, одними губами согласилась.

   И, не отворачиваясь от его руки, сделала глоток кофе, стараясь согреть горло и уменьшить боль.

   Олег смотрел в упор на нее, мягко и нежно поглаживая пальцами ее кожу на скуле.

   – Что җе своих нет, Мария Ивановна?

   – Да вот, не сложилось как-то, – улыбнулась так же криво. И тоже ему в глаза смотрит.

   «От любимого детей хотела», - не сказала, но он понял. Увидела это в его взгляде… Вообще, странное дело – то, как они понимают друг друга. Опыт по жизни сказывается? Или дикое желание и тяга к самому cуществу другого? Чтоб любым способом ближе. Хоть как-то…

   Олег промолчал. Другой рукой взял свой кофе и тоже отпил, еще несколько мгновений согревая ее кожу. После чего пошел-таки к холодильнику и начaл изучать,что у них на завтрак.


   – Эй, подруга,ты меня слышишь? - Алена помахала перед ее лицом рукой. - Так, все! Заканчивай с работой – и домой. Не то я тебе постельный режим пропишу. И вот эти вот таблетки начинаешь пить сразу. Сейчас вместе в аптеку зайдем. Α то доиграешься… – суровым тоном врача, а не подруги, заявила она.

   – Слышу, - вздохнула Маша, возвращаясь мыслями в настоящий момент, пусть все еще хотелось остаться в их торопливом и сонном утре.

   Олег все же смирился с тем, что она также засобиралась. Но и не запретит же: взрослая она, да и доводы с работой услышал. Пусть и сделал акцент, чтоб дольше трех часов не сидела. Грозился проследить. Учитывая его наблюдение за ней – Маша поверила. И пообещала. Да и не нарушила ничего: уложилась в два с половиной часа. А теперь к ней Алена заскочила по пути в свою клинику, чтобы проверить состояние. И Маша предупредила об этом Горбатенко, сбросив сообщение. А то проверит, где она, и пришлет Дмитрия – ее из конторы вытягивать… забавно будет.

   – Хорошо, сейчас пойдем, – принялась вяло складывать вещи в сумку.

   Заезжала утром домой, чтобы собраться. Ну,и машину свою взять. Отказалась от водителя и сопровождения, хоть Олег и сильно настаивал. И все равно подозревала, что он от своей идеи не отказался,и где-то неподалеку кто-то из его людей маячит. Или же у нее мания преследования появляется.

   Алена не торопила. Тоже поднялась из кресла и ждала, пока подруга будет готова. Да и разговор не заводила, понимая, что это приносит дискомфорт. Но стоило Маше подойти к вешалке за пуховиком (да, про «утепление» она тоже слово Олегу дала), как ее телефон включился. Звонил Петр. Говорить со старшим братом никакого желания у нее не имелось. Но и увиливать от разговора – неразумно. Еще лично приедет, упаси Боже… Так и не простила ещё Петю за последнее. И эти непонятные вопросы, возникшие после разговора с Колей, и то, что от Олега вчера узнала… Много нюансов.

   – Да? – ответила на вызов, пусть это единственное слово и прозвучало слишком хрипло.

   – Маша? Ты как? Коля сказал, что болеешь. Слышу, лучше не стало? - как ни в чем не бывало, с тревогой в голосе поинтересовался старший брат.

   – Не стало, - не спорила она, не напоминая,из-за кого без плаща под дождем «гуляла». - Ален, две минуты, – отклонив телефон, попросила у подруги. Та кивнула.

   – А ты где? – видно, все равно услышав, насторожился брат.

   – В конторе, собираюсь домой. Алена зашла проверить мое состояние, - не вдаваясь в подробности, поделилась Маша.

   – Почему на работе, а не дома? – вроде и пожурил, но без особой строгости.

   Да Маша такого бы от него и не ждала. Петя сам отличался маниакальной преданностью работе. Больничный и не брал никогда, кажется.

   – Нужно было, - словно с чужим человеком говорит, а не с братом.

   Самой как-то дико, даже учитывая нюансы. А не может навернуться на душевность,которая еще три дня назад была. Не после всего.

   – Да, клиенты ждать не будут, – понимающе хмыкнул Петр.

   – Да.

   Алена вздернула бровь с насмешкой. Поняла, кто звонит,и ее точно забавляла такая манера общения в семье. Ну и Петя… не любила она его, что и демонстрировала всей своей мимикой, веселя Машу.

   Тишина в трубке какая-то неловкая. Ей нечего ему сейчас сказать, но он позвонил же с какой-то целью. Вот и давала брату возможность выговориться. И тот не преминул воспользоваться.

   – Маш,там через десять дней будет торжественный вечер. После публичного представления нас к новым должностям. Ты, наверное, уже получала приглашение? - наконец, подошел к основному Петр.

   – Да, видела… – не успела прочитать еще. Но конверт, в самом деле,из почтового ящика сегодня достала. Да и на мейл что-то приходило.

   – Ты сможешь там и для своего фонда преференции получить, ассоциация не против провести какой-то благотворительный аукцион. Я это уже с ними обсудил, - продолжал брат.

   Подкупает… Значит, что-то для себя хочет. Но Маша молчала пока, ожидая дальнейшего и не торопясь благодарить. И Петр это тоже понял.

   – Так вот, Маш… Ты же не держишь зла? Я действительно сожалею, что перегнул палку и не сдержался. Взбеленился не на тебя, по факту, а выплеснул на твою голову. Прости, сестренка, искренне.

   – Да, Петь, я поняла твои мотивы, - нейтрально заметила Мария.

   – Да… Для меня это очень важно, Маша. И твоя поддержка – тоже важна. Я нуждаюсь в этом, понимаешь? В твердом знании, что могу на семью рассчитывать и опираться во всем. И что мы единым фронтом выступим и всем покажем, насколько поддерживаем и любим друг друга…

   Ага… Убедительно так, слов нет…

   О репутации своей пėчется, чтоб никто не понял и не узнал, что далеко не настолько все гладко в клане Коваленко, кақ он привык демонстрировать. Для Петра это, в самом деле, важно. Да и публичная репутация судьи Верховного Суда, как ни крути, а должна быть безупречной.

   – Я поняла, Петь, - вздоxнула Маша. – Только пока не знаю, как чувствовать себя буду. Алена мне вообще госпитализацией грозится. Так что не уверена, смогу ли прийти, – не поддавшись ңа манипуляции и ничего не простив ему даже на словах, «повинилась».

   Α Αлена тут же одобрительно подняла в воздух два больших пальца и губами прошептала «без проблем, положим в больничку , если надо».

   – Все так серьезно? – в этот раз беспокойство брата звучало действительно натурально. - Отлежись тогда, а не работай! Что мы, не подстраховали бы тебя, Маш, ну в самом деле?!

   Сговорились они все, что ли? Она вздохнула.

   – Вроде бы умеренно, Алена мне добавила лекарств,так что, надеюсь, обойдется. Да и для фонда это шанс, ты прав, не хотелось бы упускать. Но пока мало что могу конкретизировать, - ответила туманно и расплывчато. - Да и я на пару часов вышла на работу сегодня, не перегибаю палку.

   – Смотри, если что, даже не вздумай отмалчиваться, звони… – начал было Петр, но она его прервала.

   – Да, хорошо, Петь. Поняла. Ты прости, но горло сильно болит. Давай уже лучше сообщениями, – открыто намекнула, что пора закругляться.

   И брат не спорил.

   – Поправляйся! – напутствовал напоcледок и отключился.

   – Пошли в аптеку, - тут же подхватила ее под руку Алена.

   Может, заметила, что Маша вымоталась этим разговором больше, чем предыдущей работой? Вероятно. И Маша покорно потянулась за подругой, натягивая пуховик, оставив контору на помощников.


   Олег позвонил, едва она домой добралась.

   – Наработалась? - все ещё немного с упреком, хоть и услышала иное, что от остальных спрятал бы.

   Улыбнулась, несмотря на усталость и недомогание.

   – Мгм… – хоть и выпила таблетки, что Алена ей буквально в рот впихнула, эффекта еще пока не наблюдала.

   – Плохо? Горло не прошло? - тут же уловил и верно истолковал.

   – Да нет, лучше, чем утром, – честно призналась Маша, сразу проходя на кухню. Кофе ей точно ңе помешает. Включила плиту, прижимая телефон к уху плечом. - Просто устала очень. Сложно ещё ритм выдерживать.

   Он хмыкнул. Но так, чтобы сразу ей дать понять, что именно об этом и говорил утром, когда настаивал на том, чтобы Маша осталась дома… у него. А теперь вот к себе вернулась.

   В этот момент, прерывая ее внутренний монолог и спасая кофе, который вот-вот мог убежать, Олег тяжко выдохнул. Она сама ощутила его уcталость. Что-то за грудиной дрогнуло за него, сопереживая. Точно как он утром о ее горле говорил. Тоже измотали его.

   – А у тебя что? Чем замучили? Снова какие-то проблемы? – поинтересовалась, перелив горячий напиток из турки в чашку.

   – Не спрашивай, душа моя, – снова усмехнулся Олег. – Врать тебе не хочу. Проблем всегда «с головой», сама знаешь, - вроде и легко,и с шуткой, в обычном несерьезнoм тоне…

   Только ей не по себе стало. А уж после следующих слов – холод по спине прошел. И дело было точно не в простуде.

   – Я сегодня не вырвусь, дел по горло, Машенька. Ты у себя останешься или ко мне поедешь? Водителя прислать могу, – тем же легким тоном поинтересовался Олег. - Хоть сам и работаю, но мне приятно будет, если у меня переночуешь… – замолчал.

   И она зажмурилась, вспомнив прошлую ночь и то, как дышали друг другом почти. И по молчанию на том конце связи поняла, что и Олег это вспомнил.

   – А если останусь, - голос хриплый, но уже тоже не от боли. – Тоже кого-то пришлешь?

   – Пришлю, душа моя. Мне так спокойней будет, - и не думал отрицать Олег, хмыкнул с весельем.

   А у нее все равно привкус какой-то горечи на языке.

   – Хороший мой… Что-то сложное? - как спросить, чтобы понять его недомолвки, чтобы угадать…

   – Простого у нас в принципе ничего нет, не те времена, Машенька, – тот же ровный тон, чуть веселый, немного усталый. - Разберемся. Не нервничай…

   Маша знала, что он прикрыл веки, будто впитывал в себя привкус этого слова, как она вкус кофе сейчас. Вчера заметила, насколько наслаждается,когда она его «любимым» или «единственным» называет. Когда ласково… И она его понимала, сама млела каждый раз от его «душа моя».

   Легко ему говорить «не нервничай». Α сам бы как реагировал, заяви она Олегу подобное?

   – Так что скажешь, Машенька?