– Да нет. Послушай, у тебя есть место на твоем участке, в Версале?

– Есть сарай. Я его освободила в прошлом месяце. Так что тебе повезло.

– Ну да, повезло. Грузчики не могут все перевезти за один раз.

– Тупик де Жандарм, 6. Сейчас там работает садовник. Он тебе откроет. Тебе подходит такой вариант?

– Да. Выезжаю.

– Не расстраивайся, это просто мелкая накладка. Потом все будет отлично.

Бригадир грузчиков беспокоится.

– Едем в Версаль, – говорит Артур.

– В Версаль? Но это совсем другое дело.

– Совсем другое.

Снова выйдя на тротуар, Артур крутит головой во все стороны, ища какой-нибудь знак от Клер. Улица пуста. Грузовик трогается с места. Он бежит за ним до следующей авеню. На стоянке такси он прыгает в первую же машину. Шофер оборачивается.

– Эй, я не беру пассажиров, которые плачут.

– Я не плачу.

– Посмотрите на себя, – шофер направляет зеркало заднего вида на лицо Артура, который вытирает глаза рукавом.

– Я больше не плачу. Мне надо в Версаль.

– В Версаль? Это совсем другое дело.

– Да. Я знаю.

В тупике де Жандарм садовник с секатором открывает ворота. Через час и семь минут постель Артура устроена в окружении девяти стопок картонных ящиков на отсыревшем дощатом настиле. Он улегся, прижав к щеке желтый экран мобильного телефона По плечам побежал холодок, поднимающийся от влажной земли. Через щели в крыше сарая виднеется небо и проникает несколько острых лучей. Вскоре после полудня, не зная, что делать с остатком выходного дня, он вперемешку нагромождает коробки на кровать, которая окончательно исчезает под покрывалами, занавесками и бельем. В одной из этих тряпок он находит Карагеза, паяца из раскрашенного картона. Он идет в дворцовый парк, проходит мимо высохшего фонтана Нептуна. Под голыми голубыми небесами из боскетов доносится оглушительно громкий менуэт. Гид рассказывает историю гильотины трем пожилым дамам в одинаковых шляпках с перьями, они с лучезарными улыбками делают записи в блокнотах. «Будучи принят Людовиком XVI, доктор Гильотен объяснил, что он испытывает некоторые трудности в практическом применении изобретенного им механизма! Нож застревал, не дойдя до цели! Его Величество попросил показать чертежи! "Это элементарно, Гильотен, – воскликнул король! Ваш нож имеет круглое сечение! Он поворачивается, смещается и застревает!" Одним движением пера Его Величество начертил косую линию и отдал чертеж доктору Гильотену: "Вот, Гильотен, с прямолинейным сечением лезвие дойдет до конца своей траектории"». Одна дама спрашивает по-английски с немецким акцентом, что за громкая музыка доносится из боскетов. «Сюрпризы Амура, Охотничья песнь, это Рамо, мадам. Хотите узнать, что сыграют потом?» Гид вынимает буклет, украшенный обнаженной женщиной на облаке, целомудренно прикрывающейся драпировкой. «Дальше последует «Пантомима» – легкомысленный, беспечный мотив».

Вечером в пустом кабинете он сверяется со списком пациентов в компьютере, печатает первые буквы фамилии Клер. Появляется номер, которого он не узнает. Он набирает его, синтетический голос предлагает меню, он теряется, бросает трубку, от которой откалывается кусочек пластмассы. Он записывает этот номер, снова проверяет экран своего мобильного телефона. Единственное сообщение: Пон. 19 марта – 21:17. Он звонит Клер, не нажимает на зеленую клавишу, следит за долговечностью этих цифр. Несколько секунд – и экран темнеет. Он ждет. Цифры меркнут.

В комнате ожидания он ставит кресла в ряд и растягивается на них. Он карабкается на вершину дерева с гладким, влажным и блестящим стволом. В небе загорается море пламени. Солнце закрывает самолетик, тянущий за собой транспарант: Огненная Земля. В кабине он видит мелькающие руки, смеющиеся женские лица, но на таком расстоянии трудно быть уверенным. Самолетик делает вираж, солнце ослепляет Артура. Но веки его закрыты. Звонит мобильный. Он открывает глаза, сразу же отворачивается, ослепленный светом, нащупывает аппарат. «У вас новое сообщение». Он слушает. «Я не знаю, что вы сделали с моей дочерью, вы ее измучили. Вы разочаровали меня». Это голос Белы. Он набирает вчерашний номер. В этот утренний час голосовое сообщение сменил собственный голос Белы Люнель.

Миновал полдень. За стеклом переговорного устройства виднеется лицо Белы. На высоте ее рта небьющееся стекло проколото девятью отверстиями, расположенными по кругу. Артур успевает их пересчитать. Ну и холод в этих офисах. Он трогает радиатор рядом со скамейкой, на которой он сидит. Не работает. На Беле шапка из красного велюра красные перчатки и наглухо застегнутое гранатовое пальто с поднятым воротником из черного меха, который обрамляет острую линию подбородка.

– У меня нет времени, – предупреждает она, – я даже позавтракать не успела. Как я могу хотеть с вами разговаривать после того, что вы сделали с моей дочерью? Да и соглашусь ли я вас слушать? Нет, это вы меня выслушаете. Вы дали ей женский голос, конечно, из добрых намерений, я сочла это рискованным, я ничего не сказала, но вы знаете, я хорошо понимала, что это нарушит ее душевное равновесие. Что это потрясет ее до глубины души и заставит всплыть ее прошлое. А моя дочь ненавидит прошлое. Мужской голос у нее сложился, потому что она хотела исполнить желание своего отца. После рождения нашей старшей дочери он хотел…

Звонок коммутатора перебил ее. Бела отвечает раздраженным голосом, пальцы ее порхают по клавишам, она перенаправляет вызов.

– …мальчика. Но вы ведь врач. Такие истории случаются, казалось бы, понять несложно. Разве перед тем, как делать операцию, вы не попытались ее понять? Вы оперируете левой рукой?

– Обеими руками.

– Но в какой руке держите скальпель?

– Это лазер.

– Почему вы меня перебиваете? Лазер вы держите в левой руке?

– В правой. Я вам уже отвечал в тот вечер, когда мы у вас ужинали. Я левша, когда пишу, но правша для всего остального.

– «Сделай это правильной рукой; а ну-ка, какой рукой мы крестимся?» – что только нам не повторяли в детстве, чтобы помешать нам пользоваться левой. Во всяком случае, вас-то это не заботит. Ее голос после операции не лишен очарования, это очевидно. Он делает ее, как бы это сказать, прозрачной. Да, точно, прозрачной. В то же время это не она В первый раз, когда она мне позвонила, я ее не узнала. Я не узнала собственную дочь, можете себе представить? Вы этого хотели? Вас поблагодарить прикажете?

Взгляд Артура не отрывается от губ Белы. Он хочет найти на них след, материальное доказательство слов, которые она произносит.

– Так вот, я понятия не имею, где она. Вы ее не похитили, по крайней мере?

Коммутатор снова мигает, Бела снимает трубку до звонка. Артур чувствует, как она односложно отвечает, потом кладет трубку с горькой складкой у рта.

– Вы должны были вместе переехать в новую квартиру, ее нет у нее дома, вы говорите, что она не у вас, так где же она? Моя дочь сумасшедшая, это на нее похоже – исчезнуть, никого не предупреждая, и я рассчитывала, что вы это измените. Браво. Не поздравляю вас. В ваше оправдание можно сказать, что характер у нее нелегкий. Совсем не похожа на себя в детстве – она была бледной худышкой, груди у нее не было, не было ничего похожего на грудь, которая у нее сейчас и которая вам так нравится, вот видите, я все знаю. Ей никогда не хотелось бороться за первенство. Нам с ее отцом казалось, что она ленивая и апатичная. Мы взялись за ее лечение. Мы нашли хорошее средство, уколы эндокринологических препаратов, «Динаболон», вы, наверное, знаете, вы же врач, это ее взбодрило. Но голос ее сразу стал низким. Ее отец был в восторге. У нас было впечатление, что мы получили и дочь, и сына сразу. Два в одном, как он говорил. Он стал ее фотографировать. В самых разнообразных ракурсах. Иногда в достаточно фривольных позах. Ведь мы не ханжи в нашей семье. Мы умеем смотреть природе в лицо. Он и меня фотографировал, очень красиво получалось. В ванной комнате, помните? Так вот, вы взяли на себя огромную ответственность. Изменив ее голос, вы изменили очень многое. Вряд ли ее отец будет рад узнать об этом. Впрочем, это его больше не интересует. Но вы теперь обязаны нести эту ответственность. Во всяком случае, если вы не способны приручить Клер, то не стоит и думать об этом, забудьте о ней.

Мигает ряд лампочек, Бела нажимает на кнопки, беспрерывно раздаются звонки. Артур выходит, не дождавшись последнего залпа.

Он возвращается в кабинет. В конце рабочего дня Сибилла передает ему сообщение от мадам Люнель.

– Ну, как вы преодолели испытание? Садовник мне позвонил. Ты весь сарай занял. Там ведь даже твоя постель.

– Клер больше нравится ее постель.

– Я ее понимаю. До завтра?

Он разворачивает записку от матери.

Она у меня.

Глава 10

Вечер. Занавеси у гадалки раздвинуты.

– Я вижу женщину, которая угрожает вашей любви. Ты говорил с ее матерью.

– Да.

– Неестественная, лживая женщина. Левой рукой сними две карты с колоды, одну снизу, другую сверху. Так Первая карта – вход: луна. Не надо засыпать перед дверью под луной, ее лучи опасны. Ты рискуешь не проснуться. Луна может загипнотизировать, ослепить твою душу. Ты слишком много воображаешь, слишком много внимания обращаешь на свое страдание. То, что ты переживаешь, не является реальностью. А теперь взгляни на вторую карту, это дорога, она соединяет землю и небо. На дороге два путника. Один спускается с неба, другой поднимается с земли. Они встречаются. Но карта перевернута, все фигуры вниз головой. Надо крепко встать ногами на землю и поднять голову к небу. То, что ты переживаешь, не случайно. Судьба вызывает тебя на дуэль. После этой любви ты станешь другим. Рассчитывай свои силы! Тебе холодно? Естественно. Если ты не рассчитаешь силы, можешь совершить неверный поступок Все твои карты увенчаны синим небом. Венец – не разрыв. Сначала в отношениях главенствовал ты, потом она, но первенство снова вернется к тебе. Надо заставить эту женщину коснуться земли обоими плечами, деликатно и твердо. Ложись.

Он ложится на спину.

– Я развязываю узел сердца. Я чувствую присутствие Клер. Она больна?

– Не знаю.

– Ей нехорошо. У нее никого нет. Она одна. Она потеряна. Она плохо ест. Ваша связь сохранилась. Она живет в тебе. Ты живешь в ней. Ты ей нужен. Она защищается. Не забывай, ты мужчина, который дал ей ее голос. В ее уме надо посеять сомнение, а не отдаленность. Твои знания сбивают ее с толку. Делай свою работу. Лечи голоса. Готовься. Ваши отношения возобновятся. Да. Плачь, если тебе от этого легче. Твои слезы мне лестны, но твое страдание бесполезно. Дыши глубоко. Я кладу руку тебе на грудь. Если ты почувствуешь тепло в области сердца, скажи мне. – Она прикладывает ладонь к его солнечному сплетению. – Она скучает по тебе. Ты увидишь ее снова. Очень скоро.

– Вы верите во все, что мне говорите?

– Твои сомнения мне не нравятся. Ты должен мне двести.

* * *

На экране крайний нападающий; по лицу его стекают пот и кровь, бровь разбита, на лбу повязка, он прыгает вверх. Он бросает свое тело по косой, как копье. За ним бегут другие, он отклоняется от косой линии на горизонталь, и вот он рухнул на газон. Клиенты в баре разом вскрикивают. На экране нападающий поднимается в замедленной съемке, комок земли встает на место, спортсмен бежит задом наперед.

Он наклоняется, чтобы ее поцеловать, она уворачивается, подставляя вместо губ щеку.

– Ты колешься. Ты перестал бриться?

– Почему ты исчезла?

– Я не исчезла. Я здесь.

– Почему ты убежала?

– Я не убежала. Это ты от меня сбежал. Ты уходил от ответа. Не хотел мне сказать, какие вечера будешь проводить со мной, я не могу записать их в свой ежедневник Ты отказываешься от муляжа твоего тела, нарушаешь нашу сделку. Если это не значит сбежать, тогда что это такое? Ты не доверяешься мне. Ты меня бросаешь. Даю тебе последний шанс.

Пора уходить. Клер оставляет на столе несколько монет. У нее есть для него подарок Она открывает сумочку и достает оттуда сверток из красной бумаги.

– Что это?

– Открой.

Он повинуется, рвет красную бумагу. Звук разрыва воскрешает в памяти фразу ясновидящей. «Никакого красного цвета между мужчиной и женщиной, не надо этого». Это ключ в форме четырехлистного клевера.

– Что это?

– Ключ от забот. Ключ от твоего дома, ключ от моего дома.

Она не сказала «ключ от нашего дома».


Артур забрал вещи из сарая Сибиллы. Переезд начался вновь. В платяном шкафу для мужской одежды в квартире номер два он находит на вешалках старинные мужские костюмы, элегантные, пахнущие затхлостью, сшитые пятьдесят или шестьдесят лет назад. Он освобождает гардероб, снимает костюмы с вешалок, бросает в угол спальни, чтобы потом решить, что с ними делать. Коробки собраны в гостиной, напротив ящиков Клер. Он начинает распаковывать вещи, расставляет книги на полках книжного шкафа. Она смотрит. Ее волосы развеваются во всех направлениях. Вентилятор, стоящий в метре от нее уносит ее слова. «Мне нравятся книги, я люблю их трогать, люблю, когда они рядом, – говорит она, устремив взгляд прямо перед собой. – Это мертвые говорят со мной, не шевеля губами. Они обращаются ко мне, я их слушаю, это сирены, я уже не могу не слушать их голосов. Знаешь, когда я вынула их из книжного шкафа, чтобы упаковать в коробки, я заметила, что я их разбудила. Я странная, правда? Наверное, это из-за Андерса». Ее голос сохранил эту странную, неустановившуюся тональность, несколько нечеткий тембр – голос, как будто лишенный плоти. Взгляд Артура задерживается на ней, и она понимает, что он смотрит на ее голос. «Меня беспокоит эта хрипотца. Операция не удалась? Я задумываюсь, имела ли я на это право. Знаю, ты захочешь меня успокоить. Снова скажешь, что надо потерпеть. Но ведь ты сам научил меня нетерпению».