Элоиза Джеймс - Ночь герцогини

– С Китти я как-нибудь справлюсь, – улыбнулась Гарриет. Как хорошо, что не нужно брать с собой ни сумочку, ни шаль, радовалась она. Просто выходишь из комнаты, и все!

У дверей в бальный зал их уже поджидал дворецкий.

– Представление вот-вот начнется, – шепотом предупредил он. – Будьте любезны, подождите немного, я сейчас отыщу для вас стулья.

– Благодарю вас, – машинально кивнула Гарриет. И только в последнюю минуту спохватилась, что, как мужчина, обязана пропустить вперед Исидору.

Перед неким подобием сцены были в несколько рядов расставлены позолоченные стулья, на которых чинно рассаживались гости. Гарриет с Исидорой встали позади последнего ряда кресел. Вдоль одной из стен тянулись узкие, от пола до потолка, окна, из которых открывался прекрасный вид в сад. Очень ухоженный, летом он, наверное, выглядел очаровательно, но сейчас, когда окна были затянуты морозными узорами, можно было подумать, что за окнами высятся айсберги.

Стоявшая на сцене молодая женщина устремила пылающий взор в небеса. Потом, вытянув вперед одну руку, вдруг воскликнула:

– Яркая звезда Венера, упавшая с небес на землю, с трепетом поклоняюсь тебе!

– Представляю, как бедняжка замерзла! – прошептала Исидора, зябко кутаясь в шаль.

Платье, в котором была актриса, представляло собой несколько клочков прозрачного шифона, сплошь расшитого блестками. Такими же блестками были усыпаны и струящиеся по плечам распущенные волосы девушки.

– Какой прелестный костюм, – шепнула Гарриет. – Посмотри, как у нее блестят волосы!

– При каждом движении головы, – добавила Исидора. Появилась еще одна актриса – с короной на голове и в платье, покроем напоминающем римскую тогу.

– Я богиня Венера! Проси меня, о чем хочешь, прекрасная девица!

– А я-то надеялась, что буду шокирована, – с разочарованным видом прошипела Исидора. – Увы – все это смахивает на маскарад при дворе... и к тому же скучный.

Кто-то подергал Гарриет за рукав. Обернувшись, она увидела подмигивающую ей Китти.

– Пойдемте к нам, – позвала она. – Я заняла для вас место.

Вдруг, как из-под земли, появился лорд Стрейндж. Подойдя к Исидоре, он поклонился и принялся что-то нашептывать ей на ухо. Гарриет он как будто не заметил – даже головы не повернул в ее сторону.

Хотя не мог не заметить ее. Ну, погоди...

– Исидора, – окликнула она, безапелляционно вклинившись в их разговор и тоже демонстративно не замечая Стрейнджа. Исидора смеялась, всякая тень беспокойства исчезла с ее лица.

Стрейндж принадлежал к тому типу людей, которые выделяются в любой толпе и их просто невозможно не заметить. На лице его лежала тень усталости, но в глубине его существа как будто горело пламя, и Гарриет, поглядывая на него, вдруг почувствовала...

Как глупо!

– Не волнуйтесь о герцогине, – бросил Стрейндж, даже не позаботившись кивнуть мистеру Коупу. – Она сядет со мной, в первом ряду. А вы идите, юноша... прелестная мисс Китти вас уже заждалась!

Гарриет скрипнула зубами.

– Не уверен, что Исидоре прилично сидеть в первом ряду – особенно если танец шести девственниц будет выглядеть шокирующе!

Стрейндж с легкой улыбкой окинул Исидору взглядом.

– Решение будет за ней, – проговорил он таким интимным тоном, что Гарриет почувствовала, как у нее заполыхало лицо. И, конечно, Исидора сдалась – торопливо чмокнула Гарриет в щечку и повернулась к Стрейнджу.

– А ты садись со своей приятельницей! – весело прощебетала она.

Китти, вернувшись на свое место, кивала, как китайский болванчик, подмигивала – словом, всячески давала понять, что ждет, не дождется, когда мистер Коуп присоединится к ней.

– Везет вам, юноша! – бросил лорд Стрейндж, беря под руку Исидору. – Думаю, ваша светлость, сегодня вечером мистеру Коупу вряд ли дадут скучать, – добавил он.

Исидора ответила ему улыбкой.

– Я не пользуюсь этим титулом. Пожалуйста, зовите меня просто Исидора.

Гарриет заставила себя уйти не оглянувшись. В конце концов, Стрейндж не для нее, твердила она себе. И потом, похоже, ему нравится Исидора – чего та, собственно, и добивалась.

Оставленное для нее место оказалось рядом с Нелл, и Гарриет охватила жалость. Бедная Нелл – она ведь влюблена в Стрейнджа. Какое разочарование ее ждет!

– Ты передал ему мою записку? – шепотом спросила ее Нелл.

Венера на сцене, казалось, сердилась.

– «Мне страшно... величие, исходящее от ваших божественных глаз, пугает меня!» – продекламировала девушка, падая к ногам богини.

– Передал, – прошептала Гарриет.

– И что он сказал? Он придет вечером ко мне?

– Я постарался намекнуть ему, – объяснила Гарриет. – Послал две строчки стихотворения. А завтра пошлю еще две.

На лице Нелл отразилось сомнение.

– А о чем это стихотворение?

– «Ночной порой поет соловушка лесной», – прошептала Гарриет.

Стоило Нелл улыбнуться, как лицо ее разом изменилось – простенькая мордашка моментально стала очаровательной.

– Чудесно! – просияла она. Она склонилась к уху Гарриет и заговорщически шепнула: – Я сказала Китти, что ты наследник владельца угольных шахт, так что веди себя соответственно!

Гарриет чуть не упала в обморок.

– Ты – что?!

– Не то чтобы тебе это нужно, – подавив смешок, прошептала Нелл. – Бедняжка и так уже по уши втюрилась в тебя! – Она снова склонилась к самому уху Гарриет. – Твердит, что у тебя, мол, чувственная красота. Чувственная! Умереть – не встать! Надо же – сказать такое о джентльмене!

Гарриет вдруг почувствовала на своем колене руку Китти.

Собравшись с духом, она осторожно отодвинула ногу. Китти скривилась, но предпочла промолчать. А Гарриет немедленно сделала вид, что полностью поглощена представлением.

Венера куда-то исчезла, вместо нее на сцене появились две трепещущие девственницы... Ну, надо же, подумала Гарриет, кто бы мог подумать, что пресловутые вечеринки в доме лорда Стрейнджа на поверку окажутся такими нудными?

Исидора и лорд Стрейндж, высидев минут десять, незаметно ушли. Правда, Гарриет не была уверена, что это как-то связано с шестью унылыми девственницами, с потерянным видом слонявшимися в этот момент по сцене. Скорее всего, Исидоре просто надоело.

Впрочем, ей тоже уже надоело.

– Прошу меня извинить, – прошептала она на ухо Китти, когда к шести девственницам присоединились шестеро столь же скудно одетых молодых людей. Гарриет готова была поклясться, что со своего места видит их посиневшие, покрытые гусиной кожей коленки.

– Мне кажется, начинается самое интересное, – прошептала в ответ Китти. После появления на сцене актеров она не сводила глаз со сцены.

– До завтра, – твердо сказала Гарриет.

Она выскользнула из зала как раз в тот момент, когда одна из девственниц упала в объятия своего кавалера. Гарриет молча порадовалась за них; может, хоть теперь бедняги согреются, с сочувствием подумала она.

7 февраля 1784 года

На следующее утро он снова ворвался к ней в комнату, даже не удосужившись постучать, однако Гарриет уже была готова к этому. Предполагая нечто подобное, она успела встать и одеться – устроившись в кресле, она читала с таким видом, будто это не она плюхнулась туда за пару секунд до его прихода.

– О! – слегка опешив, буркнул Стрейндж.

Гарриет с улыбкой встала – можно было подумать, что мужчины, врывающиеся под утро к ней в спальню, ей не в диковинку.

– Готовы, сэр? – жизнерадостно поинтересовалась она, стараясь игнорировать тот факт, что при одной только мысли о том, что сейчас снова придется трястись в седле, все ее мышцы разом напомнили о себе ноющей болью.

– Да, – бросил он.

У него снова был сердитый взгляд. Похоже, один ее вид почему-то выводит его из себя, подумала Гарриет. Дурные манеры этого человека потихоньку начинали ее бесить. Впрочем, видно, все мужчины таковы, смиренно подумала она; Бенджамин временами тоже бывал невыносим.

Зато ее с детства приучили, что истинная леди всегда должна держать себя в руках – Боже упаси срывать свое раздражение на других! Ее вышколили так, что Гарриет ни разу не позволила себе огрызнуться на тех, кто постоянно обвинял ее в самоубийстве мужа – даже когда эти люди были непозволительно грубы.

Стрейндж вскочил в седло – лицо его светилось мальчишеской радостью, которую Гарриет помимо своего желания нашла очаровательной.

Едва добравшись до того места, где начиналась дорожка для верховой езды, Стрейндж, приподнявшись в стременах, слегка ударил лошадь каблуками, заставив ее перейти на рысь. Искоса поглядывая на него, Гарриет была вынуждена признать, что ее не просто тянет к этому человеку. Охватившее ее желание было настолько сильным, что она чуть слышно охнула, ощутив собственную беспомощность. Оно было... ненасытным. Она готова была пойти на что угодно, лишь бы иметь возможность коснуться его...

Даже притом, что он считает ее изнеженным юнцом, один вид которого приводит его в бешенство.

Ухватившись за поводья, Гарриет толкнула кобылу коленями, заставив ее перейти на рысь. Ее тряхнуло – соприкосновение с седлом отдалось в отбитых накануне ягодицах такой болью, что Гарриет с трудом сдержала крик. Покрепче упершись в стремена, она попыталась приподняться. Это помогло – правда, ненадолго. Лошадь, набирая скорость, пошла галопом, и Гарриет стало чуть-чуть полегче. Она старалась двигаться в такт движениям лошади, и боль стала потихоньку утихать.

Припав к шее кобылы, Гарриет вдруг поймала себя на том, что скачка начинает доставлять ей удовольствие. Даже холодный ветер, хлеставший ее по лицу и по-разбойничьи посвистывающий в ушах, уже не казался таким резким.

Стрейндж ждал ее в конце дорожки. Гарриет осадила кобылу – грудь ее ходила ходуном.

– Уже лучше, – отрывисто буркнул он. Резко развернув жеребца, он пустил его по дорожке обратно к дому.

– Ради всего святого! – сквозь зубы пробормотала Гарриет, устремляясь за ним. Он ведь сам только вчера говорил, что лошадям после скачки нужно перейти на шаг, чтобы они успели остыть! Махнув рукой, она поскакала за ним. Стоять на месте было невозможно – лютый холод пробирал до костей. Промерзшая за ночь земля звенела под копытами лошади, тонкий ледок потрескивал и разлетался в стороны брызгами сверкающих льдинок.

Ах, как хорошо!

Сердце Гарриет стучало, как молот, в жилах струилась кровь. Она вдруг поймала себя на том, что давно уже – многие годы – не чувствовала себя такой... такой живой!

Наверное, с тех пор как умер Бенджамин, подумала она. Нет, поправилась Гарриет, задолго до того, как он умер. Она чувствовала себя так, словно все это время задыхалась, спеленатая в тугом коконе, а потом покров приподнялся, и она открыла для себя новый, прекрасный мир, окружающий ее со всех сторон; мир, сверкающий яркими красками, в котором бурлила жизнь. Слегка шевельнулись кусты – и на дорожку выскочил олень; краем глаза Гарриет успела увидеть, как мелькнул хвост юркнувшего в нору кролика.

В конце тропинки Гарриет натянула поводья, придерживая кобылу. Ее лошадь, наслаждавшаяся бешеной скачкой ничуть не меньше своей всадницы, грациозно перебирая тонкими ногами, неохотно перешла на шаг, успев, однако, сделать несколько курбетов, которые больно отдались в теле Гарриет. Но та даже не поморщилась – вид загородного дома лорда Стрейнджа до такой степени захватил ее, что Гарриет не заметила боли.

Впервые со времени своего приезда она получила возможность хорошенько рассмотреть его. Он сильно смахивал на рисунок, сделанный детской рукой; феодальный замок и обычный помещичий дом словно спорили между собой и не могли договориться. Левое его крыло щеголяло сверкающим портлендским камнем, зато правое выглядело в точности как часть средневекового рыцарского замка.

Левое крыло как будто припало к земле; от него, словно спицы колеса, в разные стороны тянулись оранжереи и теплицы. Гарриет обратила внимание на какую-то неведомого назначения пристройку, смахивающую на башню: похоже, неизвестный архитектор вознамерился возвести копию знаменитой Пизанской башни, только оригинал не так сильно кренился к земле, как его копия. Она была сложена из кирпича, а венчала ее небольшая, похожая на аккуратную шапочку медная крыша.

Чуть хрипловатый голос за спиной заставил ее очнуться.

– Вы с таким недовольным видом разглядываете мою башню! Хотите увидеть ее поближе?

– Неужели вы на самом деле сами ее спроектировали?!

В первый раз за все время их знакомства Гарриет увидела другого Стрейнджа – лицо его вспыхнуло юношеским энтузиазмом, от едкого сарказма в голосе не осталось и следа.