Я покачал головой.

— Уж лучше бы я не спрашивал.

— Но ведь ты все равно от меня не отстанешь. — Ванесса отложила папки. — Если тебе что-то нужно, то ты будешь мешать всему миру, пока не добьешься своего. Так о чем ты хотел поговорить?

— Мне нужно будет уехать на пару дней. И у меня есть пара пациентов, сеансы которых я не могу перенести. Ты сможешь их принять?

Ванесса откинулась в кресле.

— Пациенты, разумеется, мужчины?

— Да. С меня любая услуга.

— Любая? — переспросила она, прищурившись.

— Абсолютно.

Ванесса взяла со стола небольшую статуэтку кошки и повертела ее в руках.

— Хорошо, — протянула она. — Нормальный мужчина ответил бы «в разумных пределах», но ты к нормальным мужчинам не относишься, так что для тебя я придумаю что-нибудь особенное.

— Я могу принять пару твоих пациенток. Ту же самую госпожу Ларсен. Я до сих пор чувствую себя виноватым перед ней.

Она рассмеялась.

— Очень хороший ход, доктор Мори. То есть, я два дня буду терпеть ваших пациентов-чурбанов, которые будут разглядывать мою грудь и мои ноги, а вы отделаетесь парой приятных бесед с красивыми женщинами?

— Если твоя юбка будет подлиннее, а декольте — поскромнее, то они смогут сосредоточиться на сеансе психоанализа. Потому что, если честно — а ты знаешь, что я привык говорить прямо — при взгляде на тебя мне приходит в голову мысль о том, что у тебя красивая грудь и красивые ноги. И потом уже о том, что ты — врач.

— Ладно. Вот мое условие. Я приму твоих пациентов. А ты по возвращении будешь в течение недели воздерживаться от пошлых шуток в мой адрес.

Я в растерянности поднял руки.

— Так не честно! О чем же мы будем разговаривать?

— О работе. Если ты забыл, мы с тобой компаньоны, оба психоаналитики, у нас своя клиника. И есть много случаев, которые мы могли бы обсудить.

— Нет, Ванесса. Неделя — это чересчур. Пусть будет… три дня. Или знаешь, что? Пусть будет неделя. Но я буду позволять себе одну пошлую шутку в день.

Она вернула статуэтку на стол.

— Хорошо. Но за каждую пошлую шутку я буду добавлять тебе еще день. — Она подняла палец. — Семь дней, доктор Мори.

— Но юбку бы я все же посоветовал немного удлинить. Иначе за этими двумя пациентами придут другие, и тогда у тебя будет маленький мужской клуб.

— Уже восемь.


Адам, разумеется, не пришел в восторг, когда узнал о моем решении поехать в гости к Изольде.

— Ты хоть понимаешь, сколько организационных вопросов мне нужно будет решить без тебя? Ты ведь знаешь, как я ненавижу все эти переговоры.

— Если бы не твое отсутствие, я бы мог предположить, что тебе не понравилась Изольда — и поэтому ты мне это говоришь.

— Наплевать мне на твою Изольду. Просто, если ты не забыл, у нас общий бизнес, и управлять мы им должны вместе.

Я свернул с центральной улицы на узкую дорогу, решив, что пробку в центре города лучше будет объехать окольными путями.

— Я думаю, ты понимаешь, что этот визит будет нести деловой характер.

— Деловой характер! — передразнил Адам. — Если бы я знал тебя первый день, то, возможно, и купился бы на это.

— Что бы там ни было, я уже заказал билет на поезд до Треверберга. — Я посмотрел на него и, заметив, что он хочет что-то сказать, поспешил добавить: — Если уж на то пошло, ты сам часто говоришь о роли полезных знакомств и деловых контактов в развитии бизнеса.

Адам передернул плечами.

— Делай то, что считаешь нужным, — ответил он.

В Треверберге я был только проездом — это время пришлось на конец моего незапланированного путешествия по Европе. После шести месяцев, проведенных за океаном, при мысли о возвращении в холодный Мирквуд накатывала смертная тоска. В результате Адам отправился домой в одиночестве, а я навестил Италию, Венгрию, Польшу и Чехословакию. Хотел поехать и во Францию, но какая-то неведомая сила внутри меня не дала мне купить билет до Парижа. Поэтому я вернулся домой.

Поезд мой проходил через Треверберг, где он остановился на сутки в связи с профилактическими работами на путях, и пассажирам пришлось коротать время и изучать достопримечательности. Мы прогулялись возле реки, осмотрели старую часть города с особняками и каменными домами, напоминавшими средневековые постройки, но на ознакомление с главной достопримечательностью Треверберга — ночной жизнью — времени у нас не осталось. Город производил странное впечатление: контраст старых домов и небоскребов в новой части казался диковатым, но вместе с тем придавал атмосфере особый шарм.

Почему-то мне хотелось думать, что Изольда Паттерсон живет не в центре делового района (наверное, так оно и было, принимая во внимание ритм ее жизни), а в одном из мрачных особняков в старой части города у реки. В таком особняке, который был бы под стать ведьме — именно такой она мне показалась. Я бы не назвал ее красивой: в ней присутствовал какой-то животный магнетизм, который за долю секунды отключал все мысли о сдержанности, такте и воспитанности. Секс с ней можно было сравнить с бесконечным падением в темную пропасть — и с каждым следующим отрезком преодолеваемого расстояния телом овладевало все более сильное и непреодолимое желание делать самые непристойные вещи, которые я только мог вообразить. А потом Изольда преподносила сюрприз — давала понять, что есть еще бесконечное множество непристойных вещей, о которых я не имею никакого понятия.

— О чем задумался? — заговорил Адам и добавил язвительно: — О бизнесе?

— Далеко нам еще?

— Тут поворот направо — и мы на месте.

2011 год

Мирквуд

— А я говорил, что тебе нужно было отлежаться с недельку. Теперь ты выглядишь здоровым! И начал снова улыбаться, а то я подумал, что с тобой случилось что-то серьезное.

— Что уже со мной может случиться.

Адам взял со стола свечу и зажег ее, воспользовавшись зажигалкой. Сидевшая рядом со мной Кэт наблюдала за его действиями, рассеянно поглаживая свои волосы. Мы не виделись неделю, за это время она успела превратиться из блондинки в шатенку, и теперь не отходила от меня, перемежая восклицания «я соскучилась!» с заботливыми фразами «мне кажется, ты до сих пор бледный… и немного похудел…» и вопросами «мне идет этот цвет?». Я же за неделю, проведенную на больничном, выспался, отдохнул и теперь чувствовал себя почти здоровым. И даже ловил себя на мысли, что общество Кэт меня не утомляет.

— Как тебе мой новый имидж? — спросила Кэт у Адама.

Тот бросил на нее короткий взгляд и достал из кармана брюк пачку сигарет.

— Пошловато, кричаще и не оригинально. В общем, тебе, как всегда, к лицу.

— Ты опередил меня — я хотела сказать те же два предложения о твоей рубашке.

Адам взял со стола зажигалку.

— Пожалуй, я оставлю влюбленную пару в одиночестве. Вам есть, о чем поговорить.

Кэт проводила его взглядом.

— Знаешь, о чем я подумала? — заговорила она. — Нам надо куда-нибудь поехать.

— Далеко?

— Куда-нибудь… в Европу. На пару недель. Ты бывал в Европе?

— Объездил почти всю.

Она стряхнула пепел с сигареты и посмотрела на танцевавших на сцене девушек, которые изображали дьяволицу и ангела.

— Тогда поедем туда, где ты еще не был.

— На Северный полюс? — предположил я.

Кэт сморщила нос и покачала головой.

— Нет. Там холодно. Давай поедем в Африку?

— В Африку? — рассмеялся я. — Я был в Африке. Несколько лет назад мы организовали благотворительную поездку в Ливан, и из шести месяцев два жили в Африке. Не думаю, что тебе бы там понравилось. Там нет ни отелей, ни магазинов, ни ресторанов. Только жара и пустыня — по большей части.

— Тогда мы поедем в Египет.

Кэт потушила сигарету и приняла расслабленную позу, положив голову мне на плечо.

— Это хорошая мысль, — признал я. — Египет расположен на африканском континенте, потом ты сможешь сказать, что была в Африке. Только сначала мы купим тебе паранджу.

Не то чтобы мне хотелось ехать в Египет, но у меня было отличное настроение, и я был рад, что Саймон и Изольда не принесли с собой никаких бед — о них я не слышал с тех самых пор, как встретился с последней в клубе. Почему бы не поехать в теплую страну, не погреться на солнце и не посмотреть на то, как другие мужчины раздевают взглядом мою спутницу?

Кэт осторожно потянула меня за рукав рубашки.

— А чем мы будем заниматься в Египте? Смотреть пирамиды?

— Мы будем плавать в море и загорать.

— А еще чем?

Мое внимание было сосредоточено на танцевавших девушках: дьяволица, как и следовало ожидать, убедила ангела в лживой природе святости греха, и теперь помогала ему избавиться от одежды. Кэт в очередной раз потянула меня за рукав.

— Вивиан, — позвала она. — Ты со мной не разговариваешь?

— Почему же, дорогая. Прости, я отвлекся. Что ты спросила?

— Я спросила, чем мы будем заниматься помимо моря и пирамид?

Я, наконец, понял, к чему она клонит.

— Даже не знаю, что и сказать. — Я сделал театральную паузу. — Думаю, ты захочешь, чтобы с тебя написали портрет, и мы найдем художественную мастерскую, где будет много молодых и красивых египтян?

— Как много?

— Если тебе будет мало, мы приведем еще.

Кэт потянулась к моим губам, но, когда расстояние между нашими лицами стало минимальным, отстранилась и с хитрой улыбкой продемонстрировала мне ключ от одной из комнат наверху. Из моего кармана она вытащила его очень ловко — я ничего не почувствовал.

— Ты ведь не думаешь, что я буду ждать до Египта? — спросила она.

— Во-первых, я думаю, что нехорошо красть ключи из моих карманов. Во-вторых, в этих комнатах тусклый свет, который меня раздражает. Подожди немного, через пару часов мы поедем домой.

Я протянул руку для того, чтобы забрать ключ, но Кэт мне его не отдала.

— Ну, пожалуйста. — Она опустила голову и посмотрела на меня исподлобья, придав глазам самое молящее выражение, на которое только была способна. — Ведь я соскучилась, и ты тоже, я знаю. — Она погладила меня по щеке. — Кроме того, гости даже не заметят, что тебя не было. Мы ненадолго.

Насчет последнего я сомневался, но, тем не менее, поднялся вслед за ней и, помахав стоявшему неподалеку от нас Адаму, указал в направлении комнат. Тот кивнул и вернулся к разговору с двумя молодыми женщинами, которые пили коньяк и довольно улыбались.

— Вы понимаете друг друга с полуслова, — заметила Кэт, беря меня под руку. — А иногда и без слов.

— В нашей работе это полезный навык.


Кэт откинулась на подушки и с видом довольной кошки потянулась всем телом.

— Хочу пить, — заявила она.

— Увы, утолить жажду можно только на первом этаже.

— Ты мог бы подумать заранее и принести что-нибудь. Ох, мужчины. Когда вы думаете о сексе, даже из головы джентльменов все улетучивается!

Я лежал на животе, прикрыв глаза, и сейчас мне меньше всего хотелось думать о том, что нужно куда-то спускаться и что-то нести. У меня кружилась голова — то ли от недельного курса сильных антибиотиков, то ли от резко поднявшегося уровня эндорфинов в крови, то ли от того и другого вместе. По причине головокружения я не прикоснулся к кокаину, пакетик которого лежал в потайном кармане моего пиджака, но Кэт он пришелся по вкусу. Она аккуратно вытерла кончик носа, после чего взяла меня за руку и провела языком по тыльной стороне ладони, собирая последние крупицы порошка.

— Ты уже собираешься спать? — спросила она и добавила язвительно: — Устал?

— У меня кружится голова. Я полежу минут пять, а потом…

Как я ни старался, у меня не получалось выдавить из себя конец этой фразы. Мое внимание было приковано к большому окну, закрытому тяжелыми бархатными шторами. Я бросил взгляд на окно совершенно случайно, но спать мне расхотелось тут же. Силуэт женщины в нежно-голубом платье четко выделялся на фоне темных штор. Несмотря на тусклый свет — пресловутые красные плафоны, на которых в свое время настоял Адам («они будут создавать интимную обстановку») — я видел ее очень хорошо. Мягкие, по-детски наивные черты лица, зеленые глаза и волосы с медным отливом, свободно лежавшие на плечах. Женщина стояла, не двигаясь с места, скромно сложив руки ладонь в ладонь и прижав их к животу. Я хорошо помнил и эти глаза, и эти волосы — такого оттенка у женщин я больше никогда не видел — и эту позу, о которой часто говорил ей в шутку «когда ты так складываешь руки, в тебе есть что-то от монахини». Это была Беатрис.

Я сел на кровати, опрокинув на пол небольшую хрустальную пепельницу — она прокатилась по ковру и, звякнув, исчезла под кроватью. Беатрис смотрела на меня. Смотрела не пристально и не внимательно — ее взгляд был слегка отстраненным и мечтательным. Создавалось впечатление, будто она давно хотела увидеть меня, а теперь размышляет: это сон или явь? И… она улыбалась. В этой улыбке не было ни горя, ни радости. Это была одобряющая улыбка.