— Даже не знаю, что это было, доктор Портман, — сказал я. — То, что вы сидите у меня на коленях — это еще куда ни шло, но то, что вы позволяете себе такие вольности… я могу вас неправильно понять.

— Неправильно понять? Как именно? — полюбопытствовала Ванесса. — Может, вы хотите того же, чего и я, доктор Мори, только не высказываете это вслух?

— Что на тебя нашло, Ванесса, ты можешь мне объяснить? Я понимаю, что меня не было тут несколько дней, но твоего странного поведения это не оправдывает.

— Я и понятия не имею, что на меня нашло, но не думаю, что мое поведение стоит оправдывать. Мы знаем друг друга достаточно давно, и нам уже не нужно объяснять друг другу некоторые вещи. Поправь меня, если я ошибаюсь.

Я обнял ее за талию, и прикосновение к ее коже, полоску которой оставлял открытым приподнявшийся пиджак, заставило меня вспомнить тот вечер за городом. И на самом-то деле, почему мы должны что-то друг другу объяснять? Тем более что все объяснения уже выдумали до нас.

Ванесса не дала мне обнять ее крепче и поцеловать — она легко толкнула меня и, поднявшись, подошла к двери.

— Думаю, сюрпризы нам не нужны, — резонно заметила она и, кивнув на небольшой диван напротив окна, добавила: — Там нам будет удобнее.

Глядя на то, как Ванесса снимает пиджак, я в очередной раз говорил себе, что мужчина никогда не поймет, что происходит в голове у женщины — а если ему кажется, что он это понимает, то он далек от истины. Порой мы с Ванессой позволяли друг другу откровенные шутки, которые любой посторонний человек расценил бы как шутки людей, связанных не только общим делом, но и чем-то личным. Иногда мы говорили громче обычного во время обеда в ресторане, так как нам нравилось наблюдать за смущением окружающих. Но дальше шуток это не заходило. Да и не могло зайти — по крайней мере, до сегодняшнего дня я был в этом уверен. Мы расценивали их исключительно как шутки, никто не видел в них и намека на что-то большее. А даже если бы и увидел, то мы бы дружно посмеялись и забыли бы. А теперь моя коллега, которую я, конечно, воспринимал не только как более опытного врача и как близкого друга, но и как женщину, раздевалась передо мной, а я и не думал о том, чтобы ее остановить. Напротив, я думал о том, что ей следует помочь. Но Ванессе эта идея не понравилась. Не понравилось ей и то, что я поднес руки к своему галстуку.

— Позволь, — попросила она. — Мне нравится это делать.


К реальности меня вернула мысль о том, что я нахожусь на работе, более того — ко мне вот-вот должен придти пациент. Я бросил взгляд на стоявшие на столе часы и убедился в том, что до его прихода у меня есть ровно пятнадцать минут. Их должно было хватить на то, чтобы достать необходимые документы и просмотреть — хотя бы для приличия — записи с прошлого сеанса. Но вставать мне хотелось меньше всего, и голова Ванессы, лежавшая на моей груди, заставляла меня думать о других вещах. В частности, о том, как я ненавидел секс в заранее ограниченных временных рамках.

— Ведь правда, это было лучше, чем кофе? — спросила у меня Ванесса.

— Нет, потому что мне нужно идти. И у меня затекла спина.

— Это было лучше, чем кофе.

Я попытался встать, но Ванесса взяла меня за руку.

— У тебя есть еще пятнадцать минут.

— Мне нужно просмотреть записи.

— Ты можешь просмотреть их, когда придет пациент. Кроме того, этот твой господин Макдауэлл вечно опаздывает. — Она подняла голову и посмотрела на меня. — И, кроме того, я хочу еще.

— Я тоже, дорогая, но я на самом деле должен идти. — Я поцеловал ей руку. — Мы обсудим это за обедом.

Ванесса смотрела на то, как я одеваюсь, но вставать не торопилась.

— Как поживает депрессия господина Макдауэлла? — спросила она.

— Ему лучше.

— Рада слышать. — Она потянулась и приняла более удобную позу. — Если так, то, может, ну его, этот скучный сеанс психоанализа? Я не буду одеваться и подожду вас обоих тут.

Я на секунду отвлекся от завязывания галстука, оторвался от изучения своего отражения в зеркале и посмотрел на нее.

— Ты уверена, что у тебя ничего не случилось?

Ванесса пожала плечами.

— Что же, я для разнообразия не могу хотеть мужчин? — Она сделала паузу. — Или двух мужчин? Кстати, ты сегодня вечером свободен?

Я снова принялся за галстук.

— Если ты хочешь знать мое мнение, то нам не стоит увлекаться.

Она повернулась на бок, оказавшись лицом ко мне, и легла, подперев голову рукой.

— Почему?

— Потому что… ты сама знаешь ответ на этот вопрос, Ванесса.

— Так, значит, ты свободен?


Я вернулся домой в начале восьмого. Можно было остаться в клинике еще на час, потому что я так и не закончил разбирать скопившиеся за время моего отсутствия бумаги, но работать я не мог — у меня все валилось из рук. Мысленно я раз за разом возвращался к событиям сегодняшнего утра и не понимал, как это произошло. И, самое главное, почему это произошло. В какой-то момент я пришел к выводу, что такое развитие событий можно было предвидеть. Когда-нибудь мы с Ванессой после трудного рабочего дня могли заказать столик в ресторане, потом пойти в какой-нибудь клуб и продолжить вечер там, а закончить его у меня или у нее дома. Закончить так, как обычно заканчивают вечер двое одиноких людей, пусть и коллег, которые никому ничего не должны. На следующее утро мы, как всегда, улыбались бы друг другу и обсуждали бы рабочие вопросы — ведь после моего дня рождения между нами ничего не изменилось, а, может, мы даже стали еще ближе и начали доверять друг другу еще больше. Но чтобы позволять себе то, что мы позволили сегодня, да еще на рабочем месте и с утра, когда мы оба знали, что в такой час у нас обоих больше всего дел?

Сегодня я мог сосредоточиться на чем угодно — но только не на работе. Я с уверенностью мог сказать, что этот день прошел зря, и думал о том, что было бы нечестно брать с пациентов деньги за сегодняшние сеансы. Я терял нить их рассказов, переспрашивал, а один раз даже назвал одного пациента именем другого. Мою неуравновешенность можно было объяснить результатом напряжения последних дней, но в таком случае я уже должен был быть спокойным как удав, потому что если что-то и позволяло мне расслабиться, то это секс. А вместо этого я каждые пять минут смотрел на часы, как восемнадцатилетний мальчишка, ожидающий свою первую девушку в пустом родительском доме, и проклинал все на свете, потому что стрелки двигались непросительно медленно.

Мой ужин, как и в прошлый раз, остался нетронутым. Я сидел за столом, курил, изучая тарелки, и думал о том, что происходящее даже не нервирует, а откровенно пугает. Что-то было не так. Что-то, что не поддавалось объяснениям, не могло выстроиться в логическую цепочку. Чертов Саймон, который появился неизвестно откуда. Его идиотский рассказ о видениях, который мог бы показаться бредом сумасшедшего, если бы не слова про Беатрис. Чертова Изольда, которую я отправился искать по его просьбе — и лучше бы не находил, что-то внутри подсказывало мне, что после этого будет только хуже. Смерть мамы. Смерть Кэт. Смерть Уильяма, наконец — конечно, меня она не касалась, но я был уверен, что ее тоже нужно включить в этот список. И — для достойного завершения картины — Беатрис. Я бы мог списать это на действие наркотиков, но я не прикасался к ним уже давно, а от никотина и кофеина — в таких дозах, в которых я их употреблял — галлюцинаций не возникает.

Звонок в дверь заставил меня отвлечься от мыслей. Несмотря на то, что я до сих пор поглядывал на часы, о Ванессе я не думал, и звонка не ожидал — моя рука вздрогнула, пепел с сигареты упал на пол, а бокал покачнулся, и вино вылилось на стол. Я устало потер лоб ладонью, глядя на то, во что превратилась белоснежная скатерть, после чего поднялся и направился к дверям.

Ванесса поставила на пол открытый зонт и стряхнула с волос дождевые капли.

— Ох, ну и погодка! — пожаловалась она. — Льет как из ведра!

— Такие вечера лучше всего подходят для чтения под теплым одеялом.

— Ты не поможешь даме раздеться?

Я снял с ее плеч плащ и на пару секунд замер, глядя на нее. Из одежды на Ванессе были только чулки и обычные для нее туфли на высоком каблуке. Она подняла бровь и посмотрела на меня.

— Тебе… тебе, наверное, холодно? — Это было единственным, что я смог сказать.

— Конечно, холодно. — Она взяла из моих рук плащ и бросила его на диван. — Даму ты раздел. Любой джентльмен на твоем месте теперь помог бы ей согреться.


В тот вечер на моем дне рождения, несмотря на расслабляющую атмосферу и выпитый кофе, мы с Ванессой довольно осторожно изучали друг друга. Пытались понять с другой стороны, почувствовать, найти точки соприкосновения. Я бы даже сказал, что в этом была какая-то очень тонкая нежность, подобие чувств, которые появляются между двумя людьми на короткий срок, а потом исчезают. Но сейчас все было иначе. Не было никакой нежности и осторожности. Мы обратились к самой темной стороне человеческой сущности, в которой, если разобраться, и не было ничего человеческого. Животные инстинкты, которые даже самый волевой человек не в силах отрицать, преодолевать или оттеснять. И, если в прошлый раз я осознавал, что в Ванессе есть что-то светлое и теплое, несмотря на ее взгляды на жизнь, то теперь в ней не было ни намека на подобные вещи. Теперь она чувствовала то же самое, что и я — бесконечную темноту, у которой только одна цель: найти внутри что-то еще более скрытое, неизведанное, такое, чего испугается любой человек, потому что все люди боятся своей природы. Теперь это была наша общая волна. Если я и мог о чем-то думать, то думал я о том, что так хорошо не чувствовал ни одну женщину — иначе бы обязательно ее запомнил.

В какой-то момент мы приблизились к той грани, когда физическая оболочка требует отдыха, но тело вопреки всему требует еще, и сколько бы оно ни получало, ощущение удовлетворения даже не маячит на горизонте. Это было похоже на то, что я испытывал… в постели с Изольдой. Мне было противно думать об этом, но в те минуты эта мысль доставляла мне какое-то извращенное удовольствие. И Ванесса будто прочитала мои мысли. Она положила руки мне на плечи и легко, неуверенно оттолкнула.

— Вивиан, пожалуйста, я сейчас сойду с ума. Давай остановимся на минуту.

— Какого черта?

— Умоляю. Дай мне вздохнуть.

— Ты, как всегда, думаешь только о себе!

Она снова оттолкнула меня, на этот раз грубее и, освободившись, взяла мой портсигар. Я смотрел на то, как она подкуривает две сигареты и протягивает одну из них мне.

— Извини, я не хотел этого говорить. Не знаю, кто меня тянул за язык… нам на самом деле нужно остановиться на несколько минут. По-моему, мы оба сошли с ума.

Ванесса улыбнулась и выдохнула опиумный дым мне в лицо. За этот вечер я изучил ее тело до мельчайших изгибов, не было ни одного миллиметра кожи, к которому я бы не прикоснулся, но больше всего мне хотелось, несмотря на ее протест, прижать ее к кровати и продолжить это делать. И еще больше мне хотелось, чтобы она при этом продолжала протестовать и сопротивляться.

— В нас обоих вселился злой темный бес порока, — сказала она.

Очень смешно, подумал я, но вернул ей улыбку.

— Это такое странное ощущение, когда… полностью отпускаешь вожжи, — продолжила Ванесса, снова затягиваясь. — Необычное, но приятное. У тебя когда-нибудь до этого было такое?

— Настолько? Ни разу.

— Я почему-то так и подумала. — Она помолчала. — Я только что три часа подряд трахалась с мужчиной, и теперь хочу еще. Интересно, что бы это значило?

— Тебя не удовлетворяют женщины? Ты хочешь об этом поговорить?

Ванесса стряхнула пепел с сигареты.

— Я оценила ваш юмор, доктор Мори, — сказала она. — Но, как мне кажется, все не так просто, и одним сеансом это не обойдется.

— Мы уже говорили, что не стоит…

Она наклонилась ко мне и взяла за подбородок.

— …увлекаться. Да. А чем мы занимались сейчас? Целомудренно общались и пили зеленый чай? Я и с женщинами такого никогда не вытворяла, о мужчинах говорить не приходится. Что скажешь?

— «Я хочу тебя» подойдет?

— Мы договорились отдохнуть минуту.

— Минута уже прошла.

Ванесса поднялась.

— Я хочу принять душ. У тебя есть халат?

— Конечно. В шкафу. Только для начала я включу обогреватель. Или тебя интересует холодный душ?

— О нет, холодный душ меня не интересует. И еще меньше меня интересуют все эти новомодные кнопки в твоей ванной комнате. Будь добр, разберись с ними без меня.

Включив обогреватель, я подошел к зеркалу, оглядел себя, включил воду и пригладил волосы. В ванной было холоднее, чем в спальне, и я уже повернулся и направился было к дверям, но тут снова увидел ее. Самый неподходящий момент, который только можно было придумать.