— Ты похудел, — сказала мне она печально. — У тебя что-то случилось?

— Ну… — начал я.

Джессика махнула на меня рукой и, достав из кармана ключи, открыла дверь машины.

— Ну, — передразнила она. — Почему ты не можешь прямо ответить на вопрос? Да или нет?

— Нет, — ответил я. — То есть, да. Ровным счетом ничего хорошего. Хотя могло быть и хуже.

Пару минут мы сидели молча. Наконец, Джессика повернула ключ зажигания и посмотрела на меня.

— Ты расскажешь мне, что произошло? — спросила она.

И я рассказал. Я думал, что рассказ мой займет немногим больше часа, но какая-то неведомая сила не давала мне остановиться, и я рассказал Джессике все. Я говорил про Рене, про Беатрис, про Афродиту, про Изольду. Она не перебивала, не задавала вопросов — просто слушала. Я закончил свой рассказ уже тогда, когда мы приехали, поужинали и расположились на диване в моей гостиной. И только после того, как все было сказано, я подумал о том, что мне было нужно именно это. Сесть и рассказать все одному человеку, который не задавал бы лишних вопросов, а просто выслушал бы, может, даже, никак не отреагировав. Порой люди осознают природу своего нервного напряжения только после того, как выпускают его наружу.

Я чувствовал себя как ребенок, который увидел кошмарный сон, а потом поделился им с кем-то из взрослых, и теперь ему стало легче. Такой легкости я не ощущал никогда. Легкости — и пустоты. Это не была та пустота, которая возникала после того, как я убирал подальше неприятные мысли, забывшись в объятиях незнакомой женщины после пары затяжек опиума. Это была абсолютная, безграничная пустота, чистый лист, на котором можно было написать все, что угодно. Пока что мне не хотелось ничего писать — хотелось до конца насладиться его совершенной природой. Я не торопился. Это, пожалуй, было единственным, что я был готов взять с собой из… прошлой жизни?

Мы проснулись поздним утром. Точнее, проснулся я — Джессика до сих пор спала. Уже после того, как я уснул, она приняла душ и задремала, не одеваясь. Она закуталась в плед, но он не согрел ее от предрассветной прохлады, и она тесно прижалась ко мне. Я смотрел на нее и думал о том, что мне не хочется прикасаться к ней и не хочется будить, хотя, если бы мы проснулись вместе в те дни, когда только познакомились, я бы слишком долго не размышлял. Я вспоминал, как она выглядела в тот вечер на море, и все отчетливее понимал, что воспринимаю ту Джессику и эту как двух разных женщин. Не знаю, в ком было дело — во мне, в ней, или же причина заключалась в чем-то еще — но за эти несколько часов между нами что-то перевернулось. Перевернулось — и встало на свои места.

Джессика попыталась повернуться во сне, но, так как места на диване было мало, у нее это не получилось. Она недовольно вздохнула и, приоткрыв глаза, сонно посмотрела на меня. Я наклонился к ней и поцеловал в лоб.

— Доброе утро. — Она снова закрыла глаза. — Как насчет кофе?

— Отличная мысль. Я помню, что у тебя хорошо получается его готовить.

Джессика села, потянулась и стала собирать растрепавшиеся волосы в прическу.

— Как спалось? — спросила она.

— Замечательно. Правда, у меня затекла спина.

— Вчера я пыталась предложить тебе перебраться в спальню, но ты уже спал.

Она снова подняла на меня глаза и на секунду замерла, после чего продолжила заплетать волосы в косу.

— Что? — спросил я.

— Когда я проснулась, ты на меня так посмотрел… у тебя совсем другие глаза.

— В каком смысле?

— Когда мы впервые встретились — помнишь, когда я пришла к тебе в гости — у тебя были холодные глаза. Я тогда еще подумала — странно, ты улыбаешься, сопереживаешь, шутишь, а глаза у тебя все равно холодные-холодные, как лед. Мертвые. А теперь я посмотрела — и они совсем другие. Живые. Будто и не твои вовсе. И я могла бы свалить все на то, что мы давно не виделись, но вчера они у тебя были прежними, это я точно помню.

— Свалим все на ночное освещение?


В здании аэропорта было людно и шумно, и Джессика недовольно сморщила нос.

— Ненавижу толпу, — уведомила меня она. — Зачем мы сюда пришли? Это до сих пор секрет?

— Я ведь сказал, что хочу тебя кое с кем познакомить.

Она нетерпеливо потянула меня за руку.

— Так не честно! Я умру от любопытства!

Я бросил взгляд на наручные часы.

— Врачу нельзя говорить такие вещи. А если я начну делать тебе искусственное дыхание?

Джессика хитро прищурилась.

— Что это вы имеете в виду, доктор? — спросила она.

— Искусственное дыхание, разумеется, что же еще? — Увидев Ванессу, я помахал ей рукой. — Ты знаешь, что я окончил курсы по экстренной медицине с оценкой «отлично»?

— Еще бы. У тебя ведь было много пациентов, на которых ты мог практиковаться.

Ванесса подошла к нам и поставила на пол небольшую дорожную сумку. По случаю перелета на ней не было делового костюма и туфлей на высоком каблуке. Она ограничилась бледно-голубыми джинсами, легким свитером из серой шерсти и кроссовками. Несколько секунд они с Джессикой изучали друг друга, после чего Ванесса протянула ей руку.

— Здравствуйте, — сказала она.

— Здравствуйте, — ответила Джессика, пожимая ее пальцы. — Меня зовут Джессика Стокхард.

— А меня зовут Ванесса Портман. — Она помолчала, глядя собеседнице в глаза, добавила: — Я была любовницей вашей матери.

Джессика довольно долго молчала. Наконец, она осторожно убрала руку.

— Нет, — заговорила она. — Не любовницей.

Ванесса подняла бровь.

— Да? А кем же я была?

— Любимой женщиной.


Джессика обхватила колени руками и посмотрела в ночное небо.

— Как же тут здорово, — поделилась она со мной. — Похоже, я нашла свой маленький Рай. И тут так хорошо работается.

— Надеюсь, дойдет очередь и до вакханок.

Она расхохоталась.

— Вакханки! Я уж и думать про них забыла…

— Но тебе не удалось меня обмануть, так?

— Так. Но ты мог подыграть хотя бы для приличия.

Джессика принялась чертить босой ногой фигуры на песке.

— Мы с Ванессой долго разговаривали, — снова заговорила она.

— Она тебе понравилась?

— У меня в голове до этой встречи создался совсем другой образ… но я рада, что он оказался так далек от реальности. Она замечательная. Похожа на маму. — Джессика сделала неопределенный жест рукой. — Если бы ты заранее рассказал мне, что это за сюрприз, то я смогла бы подготовиться морально.

Я наклонился вперед и стер одну из нарисованных ей фигур.

— Есть встречи, которые должны быть неожиданными.

— Да, в чем-то ты прав. — Она помолчала. — Все же интересно, как порой играет людьми судьба. Сначала вы с ней встретились, а потом мы встретились с тобой… а теперь мы встретились с ней. Вы ведь друзья, да?

— Да.

— Только друзья?

Я стер еще одну фигуру, и Джессика тут же нарисовала следующую рядом.

— Уже да.

— Чем ты собираешься заниматься?

— Пока что я собираюсь отдыхать. А потом вернусь домой.

Джессика убрала в сторону холщовую сумку, с которой она ездила в аэропорт, и положила голову мне на колени.

— А потом? — спросила она.

— А потом, — ответил я, — будет потом.

— Так не честно! Это не ответ.

— На самом деле, у меня нет ответа.

Джессика устроилась поудобнее.

— Может, останешься тут? — предложила она.

— Ты ведь знаешь, что у меня там клиника. И клуб. Вряд ли я когда-нибудь уеду из этого города. Не знаю, что должно случиться для того, чтобы я принял такое решение.

— Тогда я поеду с тобой.

Я погладил ее по волосам.

— Там нет океана, и круглый год идет дождь.

— Зато там есть ты и Ванесса. Сколько себя помню, у меня никогда не было друзей. Либо приятели, либо безликие имена в Facebook, либо надоедливые поклонники фотографий. Кроме того, жить тут одной — смертная скука, несмотря на теплую погоду, океан и все остальное. И еще у тебя есть Афина! — Джессика пару раз сжала пальцы в воздухе так, будто хотела потрепать шерсть кошки. — Мне не терпится ее потискать, я так по ней соскучилась! Но иногда мы будем приезжать сюда и искать вакханок.

— Только при условии, что ты больше не будешь плакать на крыльце и рассказывать мне печальные истории.

Джессика подняла голову.

— И ты тоже не будешь грустить и рассказывать мне печальные истории.

— Обещаю. Только хорошие. И у них обязательно будет счастливый финал.