Могила была ухоженной, тут лежали свежие цветы, но, наверное, приходили сюда исключительно монахини из монастыря. Я узнала, что у Беатрис не было родственников – ее мать умерла от пневмонии, когда ей было семнадцать, а отец годом позже скончался от заболевания, связанного с заражением крови. До того, как познакомиться с Вивианом, она жила одна и работала танцовщицей в ночном клубе. Там она работала до того дня, когда он, вернувшись домой, нашел ее мертвой.

Доктор Мори не появился на похоронах Беатрис. Более того – после того случая он ни разу не был во Франции, хотя каждое лето бывал как минимум в четырех европейских странах. Что произошло в ту ночь? Он мог ей помочь, но по какой-то причине не сделал этого? И самый главный вопрос – по какой причине она покончила с собой? Она не оставила предсмертной записки, и, значит, ее намерение совершить самоубийство было серьезным и обдуманным – люди, которые пишут предсмертные записки, просто тянут время. Было бы довольно смело предполагать, что она покончила с собой из-за Вивиана – в конце-то концов, она была психически ненормальна, а это уже говорит о многом. Но на Беатрис Фабре список женщин, сыгравших в его жизни важную роль, заканчивался. И она была самой подходящей кандидатурой.

Я размышляла, изучая стоявшую на одном из углов стола курильницу – на ней восседала каменная эротическая богиня, обнаженная женщина с длинными развевающимися волосами и двумя парами рук. Сейчас курильница была холодной, но, наверное, эротическая богиня выглядела впечатляюще, обрамленная тонкими ароматными струйками дыма благовоний. Это должна быть какая-то вещь, которую он привез с собой из Франции, думала я. Вещь, которая принадлежала Беатрис, или была сделана ее руками, или была куплена, а потом подарена ему. Я внимательно изучила короткую историю ее жизни, и знала, что она не занималась никакими духовными практиками, будь то магия, карты Таро или руны. Она была существом не от мира сего, жила в своей собственной Вселенной, и с человеческой жизнью в психологическом плане не имела практически ничего общего. Наверное, ее чувства к Вивиану в какой-то мере были частью этого выдуманного мира, и он это понимал. Но разве мы задумываемся об этом, когда кого-то любим?

Взгляд мой остановился на фотографиях. Их было несколько, но мое внимание приковал один снимок. На первый взгляд, ничего необычного: фотограф запечатлел Вивиана с бокалом вина на фоне камина. Любительская обработка, удачный ракурс и плохо поставленный свет. Я взяла фотографию в руки и поняла, что поиски мои увенчались успехом. Но что может связывать снимок, амулет и Беатрис? Я вглядывалась в фотографию, даже достала ее из рамки, убедилась, что на оборотной стороне нет записей. Тем не менее, простенький снимок заключал в себе огромный запас положительной энергии. Настолько огромный, что почти разрушительный. Эта мысль не дала мне поддаться порыву и разорвать фотографию – выход должен был быть другим. Я задумчиво погладила снимок, и вернула было его на стол, но тут за моей спиной раздался дикий вопль, от которого у любого сердце ушло бы в пятки.

Я обернулась и увидела в дверях кабинета кошку. Белая шерсть стояла дыбом, глаза горели, зубы были оскалены – казалось, еще секунда – и она бросится на меня. Я положила фотографию на стол, скрестила руки на груди и посмотрела на кошку.

– Ну, здравствуй, Афина. Давно мы с тобой не виделись.

Афина перебирала передними лапами, цепляя коготками ворс ковра, но с места не двигалась.

– Не кричи так громко. Это кошки ночью не спят, а людям надо отдыхать.

Афина испустила очередной вопль.

– Заткнись! – прошипела я.

– Афина, что случилось? – раздался голос из коридора. Я оглянулась на окно, прикинув расстояние, и пришлось признать, что бежать некуда. В последний момент я отошла в направлении одного из углов и заняла кресло напротив стола с книгами.

В комнате появилась темноволосая незнакомка. Она пару секунд помедлила, кутаясь в покрывало от кровати, после чего сделала шаг к кошке.

– Боже, как ты меня напугала! Я просто забыла выключить свет в кабинете, только и всего. – Девушка присела и погладила кошку по взъерошенной спине. – Вивиан сказал, что у тебя больное сердце, и что волноваться нельзя. Пойдем спать. Или ты хочешь выпить молока?

Я поднялась из кресла. Девушка, заметив движение, вскочила, уронив покрывало.

– Как вы с ней ласково разговариваете, – сказала я. – Наверное, вы любите кошек?

Девушка смотрела на меня. Глаза ее еще были мутными, как у человека, который до сих пор не проснулся, но она пыталась понять, кто я.

– Что вы тут делаете? – спросила она. Без волнения или страха в голосе – обычный вопрос, почти светский тон.

– Я пришла вас навестить. Угостите меня кофе?

– Кофе? – Она нахмурилась и посмотрела на кошку, которая терлась об ее ноги. – Может, для начала вы скажете мне, кто вы?

Я сделала пару шагов к девушке.

– Вот угостите меня кофе – тогда и познакомимся.

– Я не хочу с вами знакомиться. Я хочу узнать, кто вы, и что вы тут делаете.

Я сделала еще один шаг. Девушка отошла к столу, оглядела его и взяла нож для бумаг.

– Убирайтесь, – потребовала она.

– Дорогая, убери нож, – мягко попросила я. – Я не собираюсь причинять тебе вред. – Я оглядела девушку. Из одежды на ней был только прозрачный пеньюар, и я без труда разглядела татуировку на ее животе – имя «Катрин», написанное витыми стилизованными буквами. – Катрин, ведь так тебя зовут? Кэт?

Девушка молчала. Я улыбнулась и протянула ей руки.

– Не бойся. Я не обижу тебя.

Кэт по-прежнему не говорила ни слова и до сих пор сжимала в руке нож. Она размышляла, можно ли верить словам человека, который непонятно как появился в квартире посреди ночи.

– Я ничего тебе не сделаю, – пообещала я. – Видишь? У меня в руках ничего нет. Я такая же слабая женщина, как и ты. А еще я, так же, как и ты, замерзла. И не отказалась бы от чашечки кофе. Ты выпьешь кофе со мной?

Кэт вернула нож на стол.

– Я не пью кофе ночью, – сказала она.

– Хорошо. Тогда пусть будет чай.


Глава восьмая

Саймон

2010 год

Треверберг

Если бы у меня спросили, в каком состоянии я пребывал после разговора с Изольдой о подлинной сути их бизнеса, то конкретного ответа у меня бы не было. Я испытывал раздражение, злость, неуверенность, волнение, иногда даже какое-то подобие страха за свое будущее, хотя понимал, что в таком бизнесе нет ничего странного. Больше половины хозяев ночных клубов Треверберга продавали наркотики и торговали людьми. Что же мне мешало? Мешало мне то, что я оказался частью этого. Изольда была права, на попятную я пойти не мог, даже если бы очень захотел – из такого бизнеса не выходят просто так.

Решение открыть свое дело пришло ко мне спонтанно – я любил рассуждать именно так, хотя знал, что оно появилось в моей голове еще тогда, когда я был студентом третьего курса факультета экономики и основ бизнеса. На период торжественной церемонии вручения дипломов (в университете имени Уильяма Тревера торжественные церемонии очень любили и устраивали их по любому поводу – не только по случаю вручения дипломов) я уже работал на алмазной бирже. Алмазная биржа считалась одним из лучших мест, куда мог устроиться молодой экономист. Она обещала все: высокую зарплату, карьерный рост, социальные условия, хорошие связи, имя и положение в обществе.

Через полгода я уже занимал руководящий пост – в моем подчинении была группа из пяти человек. Именно тогда я купил контрольный пакет акций небольшой компании, занимавшейся продажей алмазов. Купил по смехотворной цене, так как компания терпела убытки и была готова объявить себя банкротом. Через три месяца мы открыли первый офис, еще через месяц – второй, а спустя год у нас было уже три офиса в разных концах города. Я уволился с биржи, забрав с собой нескольких экономистов, в первую очередь – Николаса, с которым мы делили контрольный пакет акций. Дела шли так хорошо, что я даже не мог подумать, что уже через несколько месяцев этот контрольный пакет будет принадлежать ему, равно как и все остальные акции, а также неограниченные права на капитал фирмы и на мою женщину.

Что было бы, если бы между нами не пробежала черная кошка? Об этом я думал по дороге на работу, медленно продвигаясь по шоссе среди сигналивших машин. Через несколько лет у нас уже было бы несколько офисов в разных странах Европы, вероятно, и в Штатах. А, может, даже не офисов, а пара-тройка небольших компаний. Наши акции вышли бы на международный рынок. Наш годовой оборот насчитывал бы несколько миллионов долларов. Мы бы жили не в Треверберге, а в Швейцарии. И радовались бы жизни, подсчитывая прибыль и строя планы на будущее.

Я мог бы проявить гибкость в том щекотливом вопросе, мог бы уступить, пойти на компромисс. Но что-то внутри меня противилось этому, и я принял Соломоново решение. Я знал, что Николас не справится без меня – он был отличным финансистом и умел считать деньги, но бизнесмен из него был никудышный. Он не имел даже общих знаний в области маркетинговых стратегий, почти не знал алмазный рынок и не обладал достаточным опытом в ведении переговоров. Его утешительным призом была разве что Вероника, но их отношения не должны были продлиться долго. Это я тоже знал, потому что отлично знал и Николаса, и Веронику.

Бизнес Изольды мог приносить огромные деньги при правильном подходе. Он уже приносил им с Биллом миллионы, и это было только начало. Мне было противно даже думать о том, что они основывают свои стратегии на человеческих слабостях и человеческом счастье. Но, с другой стороны, разве стратегии бизнеса строятся на другом? Разве продавец, занимающийся торговлей бриллиантами, не продает колье за несколько тысяч долларов богатой аристократке только потому, что она не может устоять перед чистотой камня? Разве он не накидывает пару тысяч долларов, заметив, какими глазами она смотрит на украшения? И разве он удержится от того, чтобы продать еще и диадему, и браслет, и кольцо, и серьги, воспользовавшись ее слабостью? Разве существует такое понятие – абсолютно честный бизнес?

Бизнесмен отличается от обычного продавца, прежде всего, тем, что он не просто зарабатывает деньги, а знает, как пустить их в оборот. Так какая разница, что ты продаешь, и какими человеческими слабостями ты пользуешься для того, чтобы достигнуть своих целей? Уж кому-кому, а бизнесмену точно не стоит задумываться о моральных принципах и чистоте зарабатываемых денег. Если он хочет зарабатывать чистые деньги, то ему стоит вернуться в контору, где он будет просиживать штаны с восьми утра до четырех вечера, выпрашивать у своего начальника выходные, бояться, чтобы его не уволили, и выкладывать кругленькие суммы налогов, которые будут снимать с его зарплаты.

Бизнесмен же при всех налогах, которые он платит, предоставлен сам себе, его заработок зависит от его умения вести дела, а бухгалтерию можно организовать так, что даже самый любопытный представитель налоговой инспекции не найдет в ней ничего подозрительного. Пример был перед моими глазами – бухгалтерия Изольды и Уильяма. Тот, кто составлял ее, обладал не только выдающимся талантом финансиста – с таким можно только родиться – но и хитростью змеи. Я еще никогда не видел, чтобы кому-то удавалось так ловко обходить закон.

Изольды в офисе не было – впрочем, как и Юлии. Накануне последняя сказала мне, что они отправляются в деловую поездку и вернутся только завтра вечером. Зато Уильям, несмотря на ранний час, уже работал. Его работоспособности можно было только позавидовать, так как он умудрялся сворачивать горы за короткий срок, успевал все и при этом практически не спал, а выходной посреди недели взял только один раз на моей памяти.

– Доброе утро, – поздоровался я, снимая плащ. Мы занимали один кабинет на двоих – Изольда спросила у меня, не стеснит ли меня это, и я ответил, что нет. Тем более что в случае возникновения вопросов я мог посоветоваться с Биллом, даже не вставая со стула.

– Привет, – отозвался он. – Сейчас выпьем кофе.

– Я приготовлю.

– Не стоит. Я сам.

Билл отложил бумаги, вышел в приемную и через пару минут вернулся с двумя чашками.

– Было бы странно заставлять только что пришедшего человека бегать за кофе, не находишь? – резонно заметил он, доставая сигареты.

Я молчаливо признал, что он прав.

– Изольда сказала, что тебе понравился клуб, – снова заговорил Билл, закуривая.

– Да. – Я улыбнулся. – Все на высшем уровне.