Джулия Куинн - Ночь наслаждений

– Не знаю.

Он проник в нее вторым пальцем.

– А если я сделаю так?

Энн взвизгнула, и он дьявольски улыбнулся.

– Как насчет этого? – хрипло спросил Дэниел, носом отводя в сторону полы халата. Обнажая груди. И через какую-то долю секунды его губы сомкнулись на соске.

– О!

На этот раз Энн вскрикнула немного громче и скорее почувствовала, чем услышала, как он усмехнулся.

– Ты ужасно порочен! – упрекнула она.

Он лизнул ее грудь и тут же хищно посмотрел на Энн:

– Я никогда и не отрицал этого!

И перешел к другой груди, как ни странно, оказавшейся еще более чувствительной, чем первая, и Энн едва заметила, что халат распахнулся полностью.

– Подожди, пока увидишь, что еще я могу делать.

– Мой бог!

Она и вообразить не могла что-то порочнее этого!

Но когда его рот прижался к ложбинке между ее грудями и он стал двигаться вниз, вниз, по ее животу, пупку, и ниже…

Энн снова ахнула:

– Не посмеешь!

– Неужели?

– Дэниел?

Она не знала, о чем просит его, но не успела понять, как он поднял ее так, что теперь она сидела на самом краю кровати, и его губы были там, где только что хозяйничали пальцы, и то, что он делал языком и губами, и его дыхание…

Господи милостивый, она сейчас растает. Или взорвется.

Энн вцепилась ему в волосы так сильно, что ему пришлось разжать ей пальцы. Не найдя опоры, она упала на спину, приземлившись на мягкий матрац. Ноги по-прежнему свисали с кровати.

Голова Дэниела вынырнула из плена ее бедер. Он выглядел очень довольным собой.

Дождавшись, пока он поднимется, Энн выдохнула:

– Что ты со мной делаешь?

Потому что он еще не закончил. Она страстно хотела его, чего-то такого…

– Когда ты достигнешь этого, – сказал он, срывая с себя рубашку, – я должен быть в тебе.

– Достигнешь этого?

«Что он хотел этим сказать?»

Он взялся за панталоны, и уже через секунду был обнажен, а Энн могла только смотреть на него, как на чудо.

Он ступил между ее ног. И показался ей великолепным, но конечно, конечно, не думал, что будет…

Он коснулся ее снова. Пальцы сжали ее бедра, разводя в стороны, открывая…

– О мой бог, – прошептала Энн. Сколько раз она повторила эти слова за последние несколько минут? Но если и существует время прославления создания господня, вот оно. Настало сейчас.

Кончик его плоти толкнулся в ее отверстие, но он не проник внутрь. Вместо этого, казалось, довольствовался тем, что просто касался ее, терся о самое чувствительное место, обводя его по часовой стрелке и против… И с каждым касанием Энн открывалась немного шире, пока кончик без видимого давления скользнул внутрь.

Она вцепилась в край кровати, не совсем понимая, что с ней происходит. Она боялась, что при первом же выпаде он разорвет ее. И в то же время хотела большего. Она понятия не имела, как это может быть, но не могла не прижиматься к нему бедрами.

– Я хочу всего тебя, – прошептала Энн, шокируя себя собственными словами. – Сейчас!

Она услышала, как он резко втянул в себя воздух, и когда подняла голову, увидела, что его глаза затуманены желанием. Дэниел простонал ее имя и рванулся вперед, не до конца, но достаточно для того, чтобы она снова испытала это странное, прекрасное ощущение того, что она открывается ему. Что он открывает ее.

– Больше, – сказала она и не просила. Приказывала.

– Рано.

Он вышел из нее и снова вошел.

– Ты не готова.

– Мне все равно.

Она сказала правду. В ней накапливалось давление, делавшее ее жадной. Она хотела его всего, хотела, чтобы он пульсировал в ней. Хотела чувствовать, как он скользит в нее, входит до конца.

Дэниел снова стал двигаться, и на этот раз она сжала его бедра, пытаясь притянуть ближе.

– Ты мне нужен, – простонала она, однако он сопротивлялся, полный решимости не торопиться. Но его лицо было искажено едва сдерживаемым желанием, и Энн понимала, что он хочет этого так же сильно, как и она. Он не спешил, считая, что именно этого она хочет.

Но ей лучше знать!

Должно быть, он пробудил в ней что-то порочное, распутное, какую-то женскую часть ее души. Энн понятия не имела, откуда знает, что делать. Даже не знала, что собирается сделать это, пока все не случилось. Но ее руки сами собой поднялись, легли на груди и прижали одну к другой, стискивая… При этом она видела, как он наблюдает за ней.

Дэниел смотрел на нее с желанием столь ощутимым, что оно обжигало ей кожу.

– Еще раз, – прохрипел он, и она сделала это, словно подпирая себя невидимым корсетом, пока груди не стали казаться огромными, пухлыми и восхитительно набухшими.

– Тебе нравится? – прошептала она, только чтобы поиздеваться над ним.

Дэниел кивнул, дыша так часто, что его движения были порывистыми и грубыми. Он все еще так сильно пытался не торопиться, что Энн поняла: нужно послать его через край этого желания. Он жадно смотрел, как она играет своими грудями, и чистая, примитивная потребность, горевшая в его глазах, позволяла ей чувствовать себя богиней, могущественной и сильной.

Она облизнула губы и сжала розовые соски большим и указательным пальцами. Ощущение было поразительным. Таким, словно Дэниел снова сосет ее груди. Ее пронзила новая молния наслаждения, ударившая между ног, и Энн с удивлением поняла, что сама вызвала это. Своими неловкими пальцами.

Откинув голову, она застонала.

Дэниел тоже был захвачен волной желания и сделал выпад, жесткий и быстрый, так что их тела, наконец, соединились.

– Ты сделаешь это снова, – прорычал он. – Будешь делать каждую ночь. А я стану наблюдать…

Трепеща от блаженства, он двигался в ней.

– Я стану наблюдать. Ночь за ночью.

Она улыбнулась, наслаждаясь своей вновь обретенной силой, и гадала, что может еще сделать, чтобы он окончательно ослабел от желания.

– Никогда не видел ничего прекраснее, чем ты сейчас. Прямо сейчас. В этот момент. Но это… это…

Он снова стал двигаться, застонав, как от боли, и опираясь ладонями о подушку по обе стороны от ее головы.

Энн вдруг поняла, что он пытается не шевелиться. Держаться неподвижно.

– Я не это хотел сказать, – пропыхтел он, тяжело дыша.

Она посмотрела на него, посмотрела в глаза и почувствовала, как он взял ее руку и их пальцы переплелись.

– Я люблю тебя. Я люблю тебя, – повторял он снова и снова, и в его голосе звучала любовь. Она ощущала эту любовь с каждым движением его тела, и это было ошеломляюще, удивительно, особенно еще и потому, что она в этот момент словно стала частью другого человека.

Она стиснула его пальцы.

– Я тоже тебя люблю. Ты первый мужчина. Первый мужчина, которого я… – шептала Энн.

Она не знала, как высказать все, что у нее на сердце. Хотела, чтобы ему стало известно о каждом моменте ее жизни, каждом триумфе и разочаровании. Но больше всего хотелось, чтобы Дэниел понял: он первый мужчина, которому она доверяла беззаветно, единственный, кто завоевал ее сердце.

Он взял ее руку и поднес к губам. Сейчас, посреди самого плотского, самого эротического соития, которое она только могла представить, он поцеловал костяшки ее пальцев так нежно и почтительно, как древний рыцарь.

– Не плачь, – попросил он.

Она и не сознавала, что плачет.

Он поцелуями убрал слезы, навис над ней и стал двигаться, вновь воскрешая к жизни огонь в самом ее естестве. Она гладила его икры пятками, извивалась, приподнимала бедра, и они вместе нашли общий ритм. Что-то в ней менялось, расширялось и сжималось, пока она не поняла, что больше не вынесет, и тогда…

– Ооооо! – вскрикнула Энн, когда окружающий мир взорвался. Она вцепилась в его плечи, стиснула с такой силой, что приподнялась с кровати.

– О господи! – выдохнул Дэниел. – О господи, о…

С последним выпадом он вскрикнул, дернулся вперед и наконец обмяк, изливаясь в нее.

«Вот и все», – дремотно думала Энн.

Вот и все, но ее жизнь только начинается…

Уже поздней ночью Дэниел лежал на боку, облокотившись на локоть, подпирая ладонью голову и лениво играя с прядями волос Энн. Она спала. По крайней мере, ему так казалось. Если же нет, она просто удивительно добра, позволяя ему гладить свои мягкие локоны. Восхищаться отблесками света, играющими на каждой пряди.

Он не думал, что у нее такие длинные волосы. Когда она забирала их наверх гребнями и шпильками или чем еще там пользовались женщины, они выглядели одним строгим узлом. Впрочем, и при виде этого узла на головке столь прекрасной женщины у него останавливалось сердце.

Но распущенные волосы были роскошны. Они раскинулись по ее плечам, как соболье одеяло, мягкими, густыми волнами, доходившими до груди.

Дэниел позволил себе довольную ухмылку. Хорошо, что волосы не закрывали ее грудей!

– Чему ты улыбаешься? – пробормотала Энн хриплым со сна голосом.

– Ты проснулась!

Энн, потянувшись, тихо мурлыкнула. Дэниел вне себя от счастья наблюдал, как простыня соскользнула с ее тела. Она ойкнула и подтянула простыню.

Дэниел накрыл ее руку своей, потянул простыню вниз.

– Так ты мне больше нравишься, – хрипло пробормотал он.

Энн вспыхнула. Было слишком темно, чтобы он увидел, как она покраснела. Но она на миг опустила глаза, как делала всегда, когда смущалась. И он улыбнулся снова, потому что даже не сознавал, что помнил о ней такое.

Ему нравилось знать о ней все.

– Ты еще не сказал, чему улыбался, – сказала она, осторожно подтягивая простыню снова и заправляя под руку.

– Я думал о том, как мне нравится, что твои волосы недостаточно длинны и не закрывают груди.

На этот раз он увидел, как она вспыхнула. Даже в темноте.

– Ты же спрашивала, – напомнил он.

Они долго, мирно молчали, но тут Дэниел увидел, как Энн встревоженно хмурится. Он не удивился, когда она спросила:

– Что теперь будет?

Дэниел понял, о чем она спрашивает, но не хотел отвечать. Когда они лежат вот так, в его огромной постели со сдвинутым пологом, легко делать вид, будто окружающий мир не существует. Но утро обязательно придет и довольно скоро, а с ним вернутся все опасности, которые привели ее сюда.

– Я нанесу визит сэру Джорджу Кервелю, – пообещал он наконец. – Думаю, будет нетрудно узнать его адрес.

– Куда я пойду? – прошептала она.

– Останешься здесь, – твердо ответил Дэниел. Неужели она вообразила, что он позволит ей куда-то уйти?

– Но что ты скажешь родным?

– Правду.

Заметив, что Энн потрясенно раскрыла глаза, он быстро добавил:

– Не всю, конечно. Им нет никакой необходимости знать, где ты сегодня спала, но я должен буду рассказать матери и сестре, как ты пришла сюда даже без смены одежды. Разве что ты сумеешь придумать другую вполне правдоподобную историю.

– Не сумею, – согласилась она.

– Хонория может ссудить тебе гардероб, мать выступит в качестве дуэньи, и поэтому вполне возможно поселить тебя в одной из наших гостевых спален.

На какую-то долю секунды Дэниелу показалось, что она хочет возразить или, возможно, предложить другой план. Но потом она кивнула.

– Поговорив с Кервелем, я отправлюсь получать специальное разрешение на брак, – продолжил Дэниел.

– Специальное разрешение? – откликнулась Энн. – Но ведь они ужасно дороги!

Он подвинулся ближе.

– Ты в самом деле думаешь, что я собираюсь выжидать обычный срок помолвки?

Лицо Энн расплылось в улыбке.

– Ты в самом деле думаешь, что можешь ждать? – добавил он хрипло.

– Ты превратил меня в распутницу, – вздохнула Энн.

Он потянул ее на себя.

– Не могу на это пожаловаться, – улыбнулся он и, уже целуя ее, услышал шепот:

– Я тоже не могу.

С этой ночи все в его жизни будет правильно. И как может быть иначе, когда он держит в объятиях такую женщину!

На следующий день, устроив Энн в лучшей комнате для гостей, Дэниел отправился нанести визит сэру Джорджу Кервелю.

Как и ожидалось, найти его адрес оказалось совсем нетрудно. Он жил в Мэрилебоне, недалеко от дома своего тестя, на Портман-сквер. Дэниел знал, кто такой виконт Ханли: мало того, учился в Итоне вместе с двумя его сыновьями. Отношения были не слишком близкими, но семья знает, кто он. Если Кервель как можно скорее не откажется от своих планов, Дэниел был совершенно уверен, что визит к его тестю, который, вне всякого сомнения, держит завязки кошелька в своих руках, включая купчую на чистенький маленький дом в Мэрилебоне, по ступенькам которого Дэниел сейчас поднимался, совершит чудо.

Он постучал, и его немедленно провели в гостиную, декорированную в приглушенных тонах зеленого и золота. Через несколько минут к нему вышла женщина. Судя по возрасту и одежде, он мог только предположить, что перед ним леди Кервель, дочь виконта, которую Кервель предпочел Энн.