Барбара Сэмюэл - Ночь огня

Май 1788 года, Лондон

Кассандре казалось, что она уже полностью оправилась от пережитого. Она светская женщина и не должна терять голову из-за любви. Но, проследив взглядом за тем, как он входит в ложу на другой стороне зрительного зала оперы, Кассандра поняла, что лгала самой себе. Его появление было таким неожиданным, что она некоторое время изумленно рассматривала его, прежде чем поняла, что не ошиблась.

Бэзил здесь, в опере. В Лондоне.

Было темно, и Кассандра смогла увидеть немногое. В какой-то момент она осознала, что затаила дыхание и глубоко вдохнула, не в силах отвести взгляд.

Рядом с ним находился человек, с которым Кассандра была немного знакома, – румяный лорд из графства, расположенного неподалеку от ее имения, но это ничего не проясняло. В переднем ряду ложи расположились две дамы, однако мужчины так увлеклись разговором, что были видны только их головы, склоненные одна к другой, – седеющая и иссиня-черная.

На Кассандру словно повеяло воспоминаниями: ее рука, призрачно белая в лунном свете, касается его черных блестящих волос, пряди скользят между ее пальцами…

– О Боже! – прошептала она.

Джулиан придвинулся к ней поближе:

– Извини, я не расслышал.

Кассандра ухватилась за его руку и глубоко вздохнула, пытаясь вернуть себе самообладание.

– Нет, ничего, – успокоила она брата.

В ложе на другой стороне зала, заполненного шумной толпой, Бэзил серьезно кивал в ответ на то, что говорил ему собеседник, и при этом успокаивающе поглаживал по плечу женщину небольшого роста, сидевшую перед ним. Казалось, женщина едва замечала его ласку, но даже на таком расстоянии Кассандре удалось рассмотреть за ее холодностью неловкость.

Кассандра резко встала, с трудом сдерживая дрожь.

– Джулиан, я себя плохо чувствую, пожалуй, я пойду.

Он вскочил и быстро обнял ее за плечи:

– Что такое?

Она махнула рукой, нагнулась за шалью и уронила ее: пальцы отказывались повиноваться. Кассандра посмотрела на шаль – на одной из сторон переливался бисер. Она отстранение, как в тумане, подумала: похоже на воду, переливающуюся в омуте. Кассандре вспомнилась другая шаль, другой пол, и глаза закрылись от болезненных воспоминаний.

Они пробыли вместе всего одну неделю. Что же произошло с ее жизнью? С тех пор минуло сорок раз по неделе, но ни одна из них ничего не изменила. В душе, казалось, на веки поселились одиночество и холод.

Джулиан взмахнул шалью и плотно укутал ее плечи.

– Ты дрожишь как мокрый щенок! Я провожу тебя домой, – сказал он, беря сестру под локоть.

– Да.

Кассандра поклялась себе не поднимать глаз, но искушение было слишком велико, и она все-таки решилась посмотреть на Бэзила еще разок.

Конечно, это было опасно! Но она взглянула через зал, через толпу на галерее, и именно в этот момент Бэзил поднял голову.

Их взгляды встретились, и сердце Кассандры переполнилось болью.

Ей показалось, что он побледнел и так поспешно отдернул руку от плеча женщины, находившейся рядом с ним, как будто обжегся.

Это придало ей смелости. Кассандра встряхнула блестящими, отливавшими медью волосами и спокойно сказала:

– Пожалуйста, проводи меня, Джулиан.

За восемнадцать месяцев до памятной встречи в опере холодным и дождливым днем Кассандра подсела поближе к камину в гостиной. На руках у нее были митенки, плечи были укутаны толстой шерстяной шалью, а ноги укрыты пледом.

Но несмотря на все ухищрения, нос у нее совсем замерз. Ей надо было работать, но пальцы закоченели уже через час, несмотря на перчатки, да и работа была не слишком захватывающей – перевод какого-то отрывка для одного профессора. За перевод обещали хорошо заплатить и могли в случае чего потребовать задаток обратно.

Кассандра пила чай и уныло смотрела на высокие окна, залитые холодным мартовским дождем. Дождь, дождь и снова дождь. Обычно она любила ненастье, но солнце не показывалось уже почти месяц, и даже Кассандра потеряла терпение. Если так будет продолжаться и дальше, то вскоре они покроются плесенью.

Светские матроны объявят зеленый цвет волос самым модным в сезоне. Кассандра забавлялась, представляя себе раут, переполненный красотками, демонстрирующими всем узоры из плесени на своих прическах.

Сопение в коридоре разрушило веселую картинку как раз в тот момент, когда Кассандра собиралась завершить ее во всей красе: парчовые жилеты, шелк в зеленовато-серых разводах. Она вздохнула и обернулась. Джоан, горничная, была простужена уже неделю.

– Вам только что принесли письмо, миледи.

– Спасибо.

Хоть какое-то событие нарушило монотонное течение времени. Кассандра надеялась, что письмо прислала ее сестра Адриана из Ирландии – раньше та писала довольно регулярно, но любовь сделала ее чрезвычайно невнимательной. Кассандра старалась не упрекать сестру.

Сердце Кассандры подпрыгнуло, когда она увидела тонкий изящный почерк. Это гораздо лучше, чем известие от Адрианы! Она даже и не надеялась на письмо из Италии.

После ухода горничной Кассандра отставила чай и перешла с письмом к стулу у окна. Там было холодно, но гораздо светлее.

Мгновение она просто держала письмо и смотрела на свое имя, написанное его красивым почерком, давая письму возможность оживить этот день одним своим присутствием. Она почувствовала, что немного согрелась, как будто сама бумага впитала в себя лучи тосканского солнца, наполнившего теперь комнату своим сиянием.

Кассандра понюхала письмо и вдохнула запах, напоминавший ей то ли океанский бриз, то ли его одеколон.

Она провела пальцем по черным чернилам, которыми было выведено ее имя – леди Кассандра Сент-Ивз, чувствуя небольшие вмятинки, оставленные его пером. Большим пальцем она пощупала конверт, в этот, раз листов было много, а значит, и слов, которые она будет читать, потом перечитывать, уберет, потом снова достанет и перечитает.

Граф ди Монтеверчи. Кассандра представляла себе полного близорукого господина средних лет. О его возрасте она судила на основании разнообразия его исследований и рассказов о путешествиях. Он писал просто восхитительно, посылая ей издалека замечательные рассказы.

Эта переписка началась почти два года назад, когда он написал ей, чтобы похвалить ее эссе о Боккаччо. Кассандра очень гордилась этим, считая, что смогла уловить живые, остроумные и даже непристойные ощущения мастера. Граф Монтеверчи прокомментировал в своем письме каждое место, казавшееся ей особенно удачным. Он расточал похвалы, и это опьянило ее.

Потом граф признался, что тосковал больше года из-за смерти брата и что ее эссе «пробилось сквозь облака печали над его сердцем и расчистило путь свежему ветерку смеха». Кассандра была тронута и отослала ответное письмо, приложив к нему новое эссе, которое, как она надеялась, покажется ему столь же веселым, как и первое.

В ответ он прислал ей свои путевые заметки – яркие и чувственные рассказы об экзотических странах, опаленных солнцем. К сегодняшнему дню они обменялись уже дюжиной писем, которые иногда прибывали на почту почти одновременно – так торопились их авторы. Незаметно эти письма стали очень искренними. Граф был упрямым ученым, которому пришлось, вступив в права наследства, вернуться в провинциальный мир, в котором соотечественники не любили обсуждать поэзию. Хотя у Кассандры уже был определенный круг остроумных артистических друзей, она без труда раскрыла перед ним свои самые тайные мечты.

Ей это ничем не угрожало, и в безопасности была своеобразная притягательность. Закоренелый холостяк, ученый, находившийся на расстоянии тысячи миль или даже дальше, уделял ей свое время. Это было такой редкостью. Еще граф непременно должен быть человеком с поэтической душой, ведь он отвечал только ее мыслям, а не физическому облику, и это качество делало его самым близким другом. Кроме того, он воплощал в себе некоторые качества, которые Кассандра с удовольствием развила бы в себе. Его пример поддерживал в ней храбрость на протяжении прошедших месяцев.

В конце концов она перевернула письмо и сломала печать.

Вилла ди Монтеверчи, Тоскана

2 апреля 1787 года.

Дорогая леди Кассандра!

Я получил плохое известие и решил написать вам сегодня вечером. Мне придется уделить немного внимания одному неприятному для меня делу, но вам не стоит волноваться, что речь пойдет о чем-то ужасном – это просто утомительные обязанности.

Я польщен, что вам понравилось мое эссе о Кипре. Теперь я смею настаивать на том, чтобы вы позволили себе осуществить то страстное желание, которое я чувствую в вас, – отправиться в путешествие самой. Почему бы не начать с приезда ко мне в Тоскану? Здесь вы могли бы проверить свою храбрость под руководством друга. По вашим письмам я чувствую, что вы смелее, чем вам кажется, а поскольку вы вдова, никто не скажет вам, что это неприлично. Может быть, именно в этом путешествии вы найдете больше вдохновения для вашей чудесной работы. Не сомневаюсь, что вас заинтересует моя небольшая коллекция рукописей Боккаччо. Смею надеяться, что она не оставит вас равнодушной. Вы испытаете огромное удовольствие от того, что сможете собственноручно потрогать их, не правда ли?

Есть еще одна вещь, которая, без сомнения, заинтересует вас: по случаю вашего приезда я послал бы за вином из моих виноградников (по правде сказать, вы лишены многого, если не пили наших вин) и велел бы повару приготовить лучшие из национальных блюд, чтобы окончательно ошеломить вас. Мы могли бы поехать во Флоренцию послушать оперу или на пикник к морю. Моя страна красива, она вдохновляет людей; думаю, что пребывание в ней доставит вам истинное удовольствие.

В последнем письме вы вновь писали о моих стихах. Это искусство дается мне с большим трудом и совершенно расстраивает меня. Как уловить волшебство мгновений? Как уловить совершенство, с которым падает солнечный свет, просто падает на серую ветвь оливы? И все же я снова и снова возвращаюсь к этому, как художники, которые приезжают сюда, чтобы наслаждаться светом, почти сведенные с ума попыткой прикоснуться к божественному совершенству. Святость невинной улыбки ребенка, прелесть того, как женщина нагибает голову и обнажает нежный, непорочный участок шеи, даже внезапная сладость сливы, сорванной с дерева, ее сочная сладость и жар солнца, взрывающиеся от нежного соприкосновения с моими губами! Даже сейчас я слышу музыку, доносящуюся из кухни, – слуги убирают остатки обеда, который они же и накрывали, и готовят посуду на завтра, а я думаю, как бы мне выхватить этот звук из воздуха и отослать его вам. Один человек поет, его голос подобен голосу оперного тенора, теперь к нему присоединяется другой, потом еще один, теперь поют четверо сразу, они стучат по горшкам, звенят ложками, размахивают и раскачивают ими в такт песне. У подножия холма, на дороге, пролегающей ниже виллы, смеется женщина, я представляю себе ее цыганкой, темные волосы беспорядочно падают на тонкое белое лицо, она собирается заняться любовью с мужем – я улыбаюсь от того, какие мысли мне пришли в голову. Порыв воздуха, пахнущего морем, колышет пламя свечи на моем столе и угрожает погрузить меня во тьму, но я все равно стараюсь уловить музыку вечера. Несовершенно. Всегда несовершенно.

Да и непонятно, зачем все это, как говаривал мой отец.

Ну вот, вы видите, какая меланхолия мучит меня сегодня. Помогите мне изгнать ее, сказав «да», дорогая храбрая леди. Вы достаточно смелы, чтобы найти в себе силы и отказаться от жизни, которую вы терпеть не можете, достаточно смелы, чтобы устраивать приемы и собирать вокруг себя такие же души, Как наши с вами, с таким же складом ума. Это талант, и я благодарю вас за то, что вы поделились со мной этим талантом.

Приезжайте в Тоскану, миледи, пусть здешний воздух освежит вас.

Ваш покорный слуга

Бэзил.

Когда Кассандра дочитала последнюю строчку, ее глаза неожиданно увлажнились. Она держала письмо на коленях и смотрела на серый мокрый мир за окном.

Проверить свою храбрость! Осмелится ли она?

Август 1787 года, Тоскана

Равномерное цоканье лошадиных копыт и теплый солнечный свет навевали сон. Кассандра ощущала необъяснимое блаженство, приятную расслабленность, и это было так чудесно, что все вокруг казалось необычайно милым: коляска, в которой она ехала, и кучер – владелец коляски, одетый в жилет и рубашку, с потрепанной шляпой на голове. Когда они свернули с дороги, он запел какую-то песенку. Вдруг с каждой стороны промчались по нескольку мрачных всадников. Они пронеслись с такой скоростью, что горничная Кассандры вскрикнула от удивления. Высокие темные деревья, названия которых Кассандра не знала, казались ей часовыми, стоявшими между дорогой и полями, простиравшимися за ними.