— Итак, друг мой, присядьте. Давайте познакомимся поближе.

Агильяр уселся на высокий стул, которым пользовался Ботелло, исполняя обязанности парикмахера. Кортес же опустился в дантовское кресло с изогнутыми ножками и подлокотниками, сделанными из темного африканского красного дерева, сиденьем и спинкой из лучшей бычьей кожи. Агильяр, в испанском дублете, накидке, чулках не по размеру, обвисших штанах и большом бархатном берете с вислым пером, имел жалкий вид. Он не смотрел Кортесу в глаза, отводя взгляд. «Может быть, Агильяр — индейский шпион?» — подумал Кортес.

— Я жил с майя, а не с ацтеками, команданте. Майя занимают земли Юкатана и часть южных территорий, ацтеки же контролируют центральные равнины и горы на севере и юге.

— Называйте меня Кортесом, дон Агильяр, как и все мои солдаты. Я один из вас.

— Видимо, вы скромный человек, команданте, то есть Кортес.

— Слуга Божий.

Кортес заметил, что Агильяр уже давно не говорил на испанском. Он странно, как-то неестественно строил предложения.

Агильяр подумал о том, что Кортес, несмотря на невысокий рост, очень представительный мужчина. Широкие плечи, низкие надбровные дуги, густые брови, узко посаженные темные глаза, длинный прямой нос, нависавший над ртом, прямые темные волосы, подстриженные как у пажа, подбородок, скрытый под ухоженной бородой. Он вел себя как крайне рассудительный человек, но голос выдавал его властолюбие. Губы у него были маленькими, почти женскими, влажными и красными, а вот сам голос оказался глубоким и звучным, каждое слово было насыщено эмоциями, и слова эти опутывали вас своими чарами. Агильяр видел, что этот человек способен убедить кого угодно в чем угодно: что у Папы Римского были жены, что король сошел с ума, что сам рай полон мошенников. Кроме того, Кортес смотрел в глаза собеседнику до тех пор, пока тот не отводил взгляда. Будучи рабом, Агильяр предпочитал оставаться незаметным и настолько привык к этому, что сейчас чувствовал себя неуютно от внезапного внимания команданте, хотя оно ему и льстило.

— Я говорю на чонталь-майя, а не на языке науатль.

— Хотите бренди, сеньор Агильяр? Aqua vitae?

— Нет, благодарю вас. Мне нужно вновь привыкнуть к морским путешествиям.

«Ну вот, теперь я обидел своего спасителя, — испугался Агильяр. — Я забыл, как следует вести себя испанцу».

Кортес опустил ладони на колени и наклонился вперед, пытаясь понять, умеет ли Агильяр управляться с мечом и ездить на лошади. Он хотел подробно расспросить нового знакомого. Может быть, он слишком долго пробыл с индейцами? А может быть, этот мешок с костями все же помнил баллады, стихи, легенды о приключениях Эль Сида, великого испанского героя?

— Расскажите мне обо всем, что вы знаете, друг мой. Начните с императора.

— Моктецума — император народа мешика. Он из класса священства и хорошо образован, воин, безжалостный правитель, настроение его переменчиво, а нрав непредсказуем. Поэт, музыкант, ни перед чем не остановится, принес в жертву тысячи людей, военный стратег…

— Такое ощущение, что вы хорошо его знаете и восхищаетесь им, Агильяр.

— Я восхищаюсь Богом, сеньор капитан-генерал.

— Верно. — Кортес встал. — Народ любит императора?

— У него абсолютная власть, но мешика воевали с другими народами и многими городами. Они собирают налоги и дань, так что Моктецуму ненавидят те, кого он завоевал. Майя тоже ненавидят его, так как империя ацтеков затмевает их империю. Жители империи — все они темнокожие индейцы — не считают себя единым народом. Некоторые племена, к примеру народ Тласкалы, города, находящегося в двух днях езды от столицы, презирают Моктецуму, потому что он запретил им пользоваться хлопком, солью, драгоценностями…

— Столицы? Продолжай.

— Столицы, где правит Моктецума. Теночтитлан — красивейший город в мире. Он расположен на высоком плоскогорье, на острове в центре озера, и прекрасно укреплен.

— Там есть подъемные мосты?

— Да, три с разных сторон. Они ведут в город и надежно охраняются.

— Вода в этом озере пресная?

— Соленая. Вода поступает в акведук из источника на холме, который называется Чапультепек, Холм Кузнечиков.

Капитанская каюта находилась рядом с кормушкой для лошадей, свиней и кур. Тут стояла ужасная вонь, но Кортес ее, казалось, не замечал. Агильяр подумал, что и сами испанцы были нечистоплотными; он подозревал, что потерявшаяся собака пришла на побережье к испанцам, ориентируясь лишь на этот запах.

— Теночтитлан, столица мешика и ацтеков, напоминает древнюю Спарту, команданте.

— Вы бывали в Теночтитлане? — улыбнулся Кортес.

— Я лишь слышал о нем, но слава и завистливые речи ширятся повсюду. Народ мешика — каменотесы, ремесленники, торговцы, но в первую очередь — воины. Война — это их религия, а их главный бог — бог солнца Уицилопочтли, бог войны.

— Так значит, они поклоняются дьяволу?

— Они ничего не знают о христианском боге.

— Вы хотели сказать — «Боге». Бог есть Бог.

— Ну, конечно же, я имел в виду Бога.

— Могу я довериться вам, сеньор Агильяр? — Кортес пододвинулся поближе, и Агильяр почувствовал его зловонное дыхание, увидел потемневшие неровные зубы и язык, покрытый белым налетом.

— Конечно же, вы можете довериться мне, команданте, то есть Кортес. Вы спасли мне жизнь.

— Каким было ваше положение в обществе до того, как майя взяли вас в плен, Агильяр?

— Я был священником, команданте Кортес.

— Вы не похожи на священника и не говорите как падре.

Агильяр пожал плечами.

— Однажды став священником, останетесь им навсегда. Это как с еврейством, Агильяр.

— Вот как? Я не считаю себя достойным.

— Неужели? Что же вы сделали?

— Я возлег с женщиной, команданте Кортес.

— А кто этого не делает?

— Она не была крещена.

— Вот оно что… Почему же вы сначала не окрестили ее? У вас была власть.

— Я торопился.

— Почему?

— За это они пощадили меня. Я стал рабом касика. Если вы не возражаете, я предпочел бы, чтобы вы и все ваши соратники считали меня обычным человеком. Я даже нечто меньшее, чем человек. Я ваш покорный слуга.

— Слуги тоже люди, и мои слуги верны мне, но я понял вас, Агильяр. Итак, могу ли я сказать вам кое-что?

Агильяр не знал, собирается ли Кортес исповедоваться, и хотел предупредить его, что уже не чувствует себя способным отпускать грехи и не желает слышать о бедах и прегрешениях других. Он никому не может отпустить грехи, в первую очередь самому себе.

— Губернатор Кубы Веласкес отправил нас в разведывательную экспедицию. Если уж на то пошло, мы можем заняться торговлей и заработать немного золота, без особых амбиций.

— У вас одиннадцать кораблей.

— Да, часть из них я финансировал лично.

— У вас много оружия.

— Вы весьма наблюдательны, сеньор. Что я собираюсь сделать — и мои солдаты должны смириться с этим, те из них, кто еще не смирился, — так это построить поселение, основать город во имя императора Карла Пятого, а затем от имени императора заявить о своем праве на эти земли и завоевать эту страну.

— Вы и впрямь амбициозны, господин, — опешил Агильяр.

— Это единственное решение проблемы, так как вскоре всех индейцев объявят официальными вассалами короля Карла, а восстание будет караться смертью. Такова воля Бога, воля Папы Римского.

— А губернатор Кубы, который прислал вас, знает о ваших намерениях?

— Этот глупый, недальновидный, толстый, мерзкий подлец, неспособный управлять собственными чреслами, этот Веласкес, что управляет Кубой, ничего не знает о Судьбе. Он будет завидовать нашей славе, он будет жаждать военных трофеев. Он не заслуживает ничего, кроме неповиновения.

— Я понял.

— Поняли? Мелочное недовольство Веласкеса может привести к тому, что он пошлет свои корабли, дабы остановить нас и привезти обратно, закованных в цепи. Несмотря на все препятствия, мы верны королю Карлу, Папе Римскому и Богу. Вы готовы к этому?

Сейчас Агильяр был готов лишь к тому, чтобы улечься в постель и поспать, а затем поесть за столом, почитать книгу при свечах и прожить остаток жизни, работая школьным учителем в приходе какого-нибудь заброшенного сонного городишки. Сбежав от своего хозяина, он и не думал, что окажется вовлеченным в заговор, грабеж, казни и предательство межконтинентального масштаба.

— Я восхищаюсь вами, команданте, но я не достоин этого. Видите ли, мне не хватит таланта. Вы, почтенный господин, и ваши отважные капитаны больше подходят для этой священной задачи.

— Верно. Мы как раз те люди, которым это по плечу. Experiencia es todo[20]. Бог, слава и золото — других альтернатив в этом мире нет, если вы не хотите марать руки земледелием. — Кортес, принявшийся было расхаживать по каюте от волнения, вновь уселся. — Расскажите мне еще об этом воинственном народе.

Агильяр вздохнул.

— Войны тут ведутся часто, иногда — чтобы восславить богов, иногда — чтобы преодолеть голод, а иногда просто для развлечения. Их сражения называются «цветочными войнами», так как кровь пленников служит удобрением для цветов и от нее маис и все остальное растет лучше.

— Ритуальные войны? — Кортес налил Агильяру бокал вина, но тот даже не прикоснулся к спиртному.

«Бедняга, — подумал Кортес. — Неужели майя настолько запугали его, что теперь он не может наслаждаться благами просвещения?»

— Они стараются не убивать своих врагов на войне.

— Так это игра, а не война?

— Да, это игра, но она опасна. Жертвоприношения пленников тут в порядке вещей. Они ведут пленных на вершины пирамид, и там жрецы вырезают их сердца во славу бога солнца, Уицилопочтли. А конечности пленных съедают лучшие воины. То же самое практикуют и майя.

В каюте Кортеса стояли лишь койка, кресло, стул, стол, которым пользовались в случае необходимости для проведения хирургических операций, да еще пара скамеек. Оконные стекла были перепачканы пометом чаек и солеными брызгами, их прикрывали пыльные бархатные занавески красного цвета, подбитые серебром. Кортес поспешно задернул эти дорогие занавески, поскольку не хотел, чтобы кто-нибудь подслушал этот разговор. Вездесущие, как насекомые, проклятые шпионы могут, если пожелают, сломить верность солдат, заставить их поддерживать интересы этого подлеца Веласкеса, подбить их на возвращение домой. Кортес знал, что в его окружении полно трусов и бунтарей. От одной мысли об этом его бросало в пот, а по спине бежали мурашки. Неизвестно, кто живет в его бороде. Там настоящее царство вшей. В паху у него все болело от потертостей. И какой идиот выдумал гульфик? Кортес жил в тропиках Гаити, ради бога, почему же здесь ему так плохо?

— У них долгая письменная история, и их письмена очень красивы. У майя сложная система исчисления, а еще они изобрели то, что называют нулем. Они астрономы.

— Не стоит восхищаться язычниками, Агильяр. Пока вы были в плену, в Германии объявился богохульствующий монах-еретик, подлый шарлатан по имени Мартин Лютер, призывающий к восстанию и надругательству над святынями. Несомненно, вскоре его сожгут на костре. Он считает себя просвещенным, но им управляет дьявол.

Агильяр никогда не слышал о Мартине Лютере.

— Видите ли, Агильяр, мы, жители Новой Испании, — настоящая надежда для церкви. Европу раздирают противоречия, а здесь есть множество душ, ждущих обращения и жаждущих света.

— Они и так считают себя детьми солнца, капитан.

— Что ж, значит, полдела сделано. Видите ли, я верю в человеческую природу, Агильяр. Я верю в то, что человек предпочтет только лучшее. Именно поэтому мои офицеры и солдаты идут за мной.

— Вы им доверяете? А они вам доверяют?

— Да, несомненно. Куда денется бык, который не хочет тащить плуг?

Тем не менее Кортес был вовсе не так убежден в этом, как утверждал. Кому он мог верить? Денди Куинтавалю, открывшему первую фехтовальную школу на Кубе? Нельзя было пройти по улицам Гаваны, не наткнувшись на человека с рапирой. А черный раб Куинтаваля, с огромной головой и торчащими во все стороны волосами, отчего голова его напоминала голову Иоанна Крестителя на блюде, — что он думал о своем глупом хозяине? Этих черных не понять. А Исла? Может, он человек губернатора? У Исла лицо змеи, он всегда готов к атаке. Отец Ольмедо в лучшем случае нейтрален, в худшем — бесполезен. А этот францисканец Франсиско, человек настолько толстый, что было удивительно, как ему удается пройти два шага, не говоря уже о том, чтобы путешествовать по континенту? И еще Альварадо, чьи ноги не поспевают за его беспокойными мыслями, а кожа сочится страхом. Берналь Диас — просто лакей, но как он проявит себя в битве? Нуньес очень ценен как картограф и плотник, но он еврей, а значит, в Испании ему не позволяли брать в руки оружие, так что у него нет даже элементарных навыков в сражении на мечах. У Пуэртокарреро язык без костей, а Ботелло, предсказатель и прорицатель, и еще к тому же доктор, несомненно, по происхождению цыган, неверующий. Но он тоже нужен им, так как умеет делать ампутации и зашивать раны, а как предсказатель просто незаменим. Кортес повернулся к Агильяру.