Малинцин стала молчаливой. Она выкапывала камни из пола, рыла в земле ямы и ела грязь из-под ногтей. Ночью она крепко закрывала глаза и сворачивалась клубочком, чтобы кошмары не могли добраться до нее. Гнилостное дыхание отчима на ее спине, его огромные руки, ползающие по телу, будто черепахи в тяжелых панцирях… «Матери не говори — это убьет ее. Никому не говори — я убью тебя». Конечно же, она никому не говорила. Мать ни о чем не знала. Она засыпала, будто прыгала в воду, чтобы никогда не выплыть на поверхность. А затем, когда Малинцин было почти десять лет, мать сказала, что ждет ребенка, о котором они с мужем так долго мечтали. Когда родился мальчик, ему подарили маленький щит, лук и стрелы.

На следующий день после Праздника солнца, когда все должны были царапать уши и языки до крови завязанной в узел веревкой, рыбьими костями и колючками кактуса, ее отчим отправился обходить дома и проверять благочестие и набожность всех жителей города, а Малинцин выскользнула из дома и убежала на маисовое поле, где очутилась среди высоких рядов растений с зелеными скользкими листьями, готовых лопнуть и уронить на землю спелый маис. Она свернулась в клубок, будто собака, собиравшаяся почесать спину. Девочка кувыркалась, как те акробаты, которых она когда-то видела на празднике, прыгала и скакала, выбрасывая ноги вперед, как прыгают кролики. И тут она услышала странный звук. Малинцин притаилась, как притаился бы заяц, поводя ушами. Где-то на поле зашуршали листья, но это был не легкий шорох от порыва ветра, не тихий вздох земли перед дождем и не случайный хруст сорняков, вырываемых земледельцем, пропалывающим ряды маиса. Это был неосторожный, неосмотрительный звук, растения грубо раздвигали перед собой: ф-р-р-р, ф-р-р-р. А еще к этому звуку, словно тяжелая барабанная дробь, примешивался гулкий топот тяжелых сандалий. Она увидела, как запестрели накидки, засверкали на солнце яркие перья, похожие на блестящий черный хвост тукана и красный хвост попугая. Простым людям не дозволялось носить цветные накидки и перья.

Малинцин и раньше видела торговцев майя и знала, что они приходят с юга, чтобы заключать сделки в столице империи Мешико. Они несли в столицу золото, серебро и изумруды, из которых потом делали серьги для губ и носа, а также тарелки, украшенные орнаментом, корзинки с побережья, а еще черные и красные горшки Оаксаки. Девочка знала, что майя нечего делать на поле супруга ее матери.

Она бросилась бежать, сначала медленно, так как ее тело не повиновалось сознанию, а затем быстрее, со всех ног. Она влетела в дом и заметалась по двору, чтобы поскорее, поскорее найти мать, и, не увидев ее, помчалась к кухне.

— Мама, мама, помоги мне! — жалобно закричала Малинцин.

Женщина следила за очагом; младенец был привязан к ее спине.

— Не позволь им забрать меня! — Девочка бросилась в объятия матери.

И мать впервые за долгое время прижала ее к груди, похлопала по спине, пригладила волосы. Но когда торговцы вошли в комнату, она оттолкнула дочь.

— Забирайте ее.

Малинцин кричала и отбивалась. Два торговца схватили ее за руки, а еще двое — за ноги.

— Я благородной крови. Мой отец…

Крики и мольбы Малинцин встретили лишь ненависть и презрение. Торговцы отдали ее матери мешочек с какао-бобами, медовый пирог и кусок нефрита. Мать отвернулась и, не глядя на дочь, плюнула в костер.

— Я скажу соседям, что моя дочь ушла во сне в лес и обезьяны забрали ее к себе на деревья. Ее укусили скорпионы или змеи, проглотила речная ящерица, она исчезла. Койоты спустились с гор, чтобы съесть ее. Заберите ее подальше от меня.

Воскрес ли отец Малинцин из праха, чтобы спасти ее от злой хватки работорговцев?

Нет.

Закричала ли ее пуповина из-под очага? Заплакала ли ее плацента слезами лона?

Нет.

Перевернулся ли точильный камень, чтобы остановить это?

Сплело ли веретено нить противления, соткал ли станок печальную песнь?

Орудия войны и земледелия — пришли ли они к ней на помощь? А боги в тяжелых роскошных головных уборах — спустились ли они с небес на землю, чтобы вступить в бой с работорговцами? Метла, священный символ порядка, осталась на месте и ничего не сделала. Добросердечный Кетцалькоатль не помог. Мать Малинцин убила девочку-рабыню, которую никто не стал бы искать, и похоронила ее, выдав за Малинцин. «Это так печально, — сказала она соседям, — моя дочь умерла». К счастью, у матери Малинцин был маленький сын, который облегчил эту утрату, сын, который унаследует землю, дом и владения двух ее супругов.

Глава 2