Испанцы вышли из дворца следующим вечером, когда село солнце. Копыта лошадей обмотали тканью. Факелы не зажигали, а нагрудники солдат и их шлемы задрапировали черным. Все блестящее и яркое спрятали, все звуки приглушили. Они выходили из дворца, словно создания подземного мира или фантомы. Кортес шел в авангарде. Золото в слитках и драгоценностях — кольца и серьги, диски для губ и ушей, кольца для носа, браслеты, ожерелья, подвески, маски, веера, всевозможные украшения и статуэтки — погрузили в сумки и на носилки, каждые из которых несли два солдата. Носилки с золотом с двух сторон прикрывали лошади. Кавалерия, пехота и арьергард выбрались из четырех выходов дворца. Они шагали осторожно, словно призраки или лунатики, плакальщики или духи. Они шли на цыпочках, двигаясь в четырех направлениях от дворца. Затем все встретились у моста, ведущего в сторону Такубы. По этому мосту в один ряд могли пройти лишь четыре солдата или две лошади.

Процессия была удивительно тихой, словно какие-то ночные создания скользили по улицам, в то время как город спал, и лишь высокие здания стали молчаливыми свидетелями этого перемещения. К счастью, дворец, в котором разместились испанцы, находился совсем рядом с мостом на Такубу, так что им пришлось лишь миновать дворец Моктецумы Первого и зоопарк, а затем пересечь мост Текауцинко. Малинцин, Кай и младенцы сидели в крытой повозке, колеса которой были обернуты полосками резины, найденной на площадке для игры в мяч в пределах дворца. В этом замкнутом пространстве Малинцин едва могла дышать. Кай, прижимая младенцев к груди, молилась о том, чтобы они не расплакались. Не было слышно ни шепота, ни шарканья подошв, ни покашливания. Авангард — Кортес, Альварадо, Агильяр, Нуньес, отец Ольмедо и Исла — уже наполовину пересек мост. Казалось, испанцам удастся уйти незамеченными, но какая-то ацтекская женщина, баюкавшая во дворе своего ребенка, страдавшего от колик, увидела их и громко крикнула: «Мешика, проснитесь!»

Должно быть, на дне каноэ, стоявших у моста, спали воины. Они яростно набросились на молчаливую процессию испанцев. Вооруженные луками и стрелами, копьями и дубинами, из домов и фортов на берегу озера выбежали другие воины, оглашая ночь боевым кличем. Юноши, проходившие воинское обучение в кальмекаках, солдаты из казарм, мирные жители принялись бросать в испанцев камни и палки, стреляя в них из духовых трубок и луков. Ацтеки, словно бобры, грызущие дерево, начали разбирать мост, выбивая длинными деревянными шестами с наконечниками в виде крючков камни из кладки. Переход в Такубу был уничтожен, а путь в Теночтитлан заблокирован.

— Спасайте золото! — скомандовал Кортес.

БОльшая часть золота находилась в арьергарде. Его несли солдаты, ранее подчинявшиеся Нарваэсу. Груза оказалось слишком много, и, даже если бы солдаты могли где-то укрыться, они все равно бы не справились с этим заданием. Увидев это, Кортес изменил свой приказ:

— Бросайте золото. Мы за ним вернемся.

Но солдаты не хотели разлучаться со своим золотом, они не променяли бы его ни на что на свете. Они прижимали богатство к груди, когда ацтеки били их копьями, и падали с моста в реку. Из тех, кто не был ранен, многие не умели плавать, и даже те, которые сумели оттолкнуться ногами от дна озера, тонули из-за чудовищного груза. Впервые в жизни Кортес почувствовал себя загнанным в тупик. Он не мог открыть огонь из аркебуз, так как их еще нужно было поместить на подставки. Не было времени заряжать порохом мушкеты. Вступить в бой на мечах с ацтеками тоже не представлялось возможным, поскольку они находились на каноэ и могли маневрировать, словно стрекозы, летающие над поверхностью воды. Офицерам авангарда — Альварадо, Нуньесу и Исла — удалось перейти мост до того, как его разрушили. Подскакав к груде больших валунов, они спрятались и начали ждать остальных.

— Я пойду назад, чтобы помочь Кай, — заявил Нуньес.

— А я — Кортесу, — согласился Альварадо.

— Ну а я останусь здесь и подожду остальных.

Кай и Малинцин в своей крытой повозке находились в середине процессии, теперь же путь как вперед, так и назад оказался перекрыт. Мешика так быстро разбирали мост, что вскоре две женщины с младенцами очутились на небольшом участке моста под градом стрел и им оставалось лишь прыгнуть в воду, иначе их бы подстрелили.

— Кортес! — крикнул Альварадо. — Держитесь! Я иду на помощь.

Кортеса сбросили с лошади, но он устоял на еще целой части моста. Его окружало множество ацтеков, но ни один из них не стрелял в него из лука: они хотели взять его живым и принести в жертву. Круг ацтекских воинов сужался. Они, словно койоты, загоняли свою добычу.

Малинцин помогла Кай выбраться из крытой повозки. Кай прижимала к груди спеленатых младенцев. Женщины спрятались под повозкой, надеясь, что их не заметят, но ацтеки сразу же их обнаружили. Десятки стрел вонзились в циновки, накрывавшие повозку. Вся конструкция, зашатавшись, упала в воду.

— Придется плыть, — сказала Малинче.

— Но дети… — запротестовала Кай.

— Это наш единственный шанс.

Малинцин видела противоположный берег. Он был недалеко, и если им удастся найти деревяшки, за которые можно уцепится, то она бы взяла одного ребенка, а Кай — другого и, держась одной рукой за деревяшки, они бы добрались до безопасного места. Кай настолько ослабела после родов от кровопотери, что едва могла двигаться. Другого выхода не было.

Нуньес, увидевший, как они скользнули в воду, спрыгнув с коня, бросился к озеру и, толкая перед собой одну из винных бочек, поплыл к жене.

— Держись, Кай! Дай мне одного из младенцев, а сама держи другого.

К ним ринулось несколько каноэ. Когда Нуньес, Кай и Малинцин попытались достичь берега, путь им преградили тела мешика и испанцев, плававшие на поверхности воды. Черное озеро окрасилось алым. Кай схватилась за бочку, и Нуньес забрал у нее ребенка. Малинцин передала второго младенца Кай и, оттолкнувшись от бочки, отплыла немного в сторону, пытаясь отвлечь на себя внимание солдат.

— Убейте меня! Убейте меня! Я принцесса мешика Малинцин! — крикнула она на науатль.

Одна стрела впилась ей в руку. Малинцин начала тонуть.

— Маакс! — закричала Кай.

Альварадо очутился на каменном островке в шести футах от Кортеса. Мост вокруг него был разрушен, а круг ацтекских каноэ сужался.

— Возвращайся, друг мой, — скомандовал Кортес. — Возвращайся. Спасай себя.

Альварадо потерял свой меч. Кинжал, который он обычно носил за голенищем, тоже куда-то пропал. У него оставалось лишь копье. Иногда в экстремальных ситуациях люди действуют наугад и тогда могут двигаться с невероятной ловкостью. Альварадо, сам не зная, что делает, сбросил доспех и, воткнув копье в щель между камнями, использовал его как шест, чтобы прыгнуть к Кортесу. Как только он приземлился, две стрелы пронзили его руку.

— Дева Мария, смилуйся надо мной! — охнул он.

— Альварадо, Альварадо! — Кортес попытался подхватить друга, но тело его обмякло, и он упал в темную воду.

— Иисус, помоги мне! — Кортес поспешно сбросил нагрудник и, сделав глубокий вздох, нырнул.

Схватив Альварадо за волосы, он поплыл к берегу Такубы. В озере было полно мертвых лошадей. Отец Ольмедо, почти достигший берега, сбросил рясу. Сейчас он напоминал длинного белого червя, выползшего из-под скалы, хрупкого и беспомощного. Прыгая по остаткам моста, он добрался до Агильяра и, поднырнув под него, потянул его за собой. Через некоторое время он сумел вытащить Агильяра на берег. Исла, сидя за густым кустом, наблюдал за происходящим.

Малинцин не могла пользоваться раненой рукой и, каждый раз погружаясь под воду, чувствовала, что теряет силы и скоро уже не сможет отталкиваться от дна. «Вот так все и закончится», — подумала она, ощущая разливающееся в душе спокойствие. Она забыла о ребенке, забыла обо всем. Малинцин так долго сражалась, что смерть стала бы для нее облегчением. Она знала, что все равно не выживет. Ботелло говорил ей, что она умрет молодой, но ей было так жаль умирать, в особенности сейчас.

Кай, уже сидя на берегу, закричала:

— Доченька моя! Ребенок! Спасите моего ребенка!

Где ее дочь? Как она выскользнула у нее из рук? Может быть, она у Маакс? Нуньес передал сына Кай и вновь нырнул. Озеро покрылось зыбью, по его черной глади скользили каноэ. Нуньеса окружали тела лошадей и солдат. Он ничего не видел, но продолжал плыть. Он доплыл бы и до края земли, если бы пришлось. Нуньес верил в то, что сила Бога приведет его к дочери, светочу его жизни. Ной, его сын, не утонул в этом потопе и находился сейчас в объятиях матери, но Клавдия? Где же его Клавдия? У Нуньеса так стыли руки, что он едва двигался, его могли ранить стрелой или копьем, затащить на каноэ и затем принести в жертву, но он все искал и искал. Казалось, прошла вечность, и его рот наполнился водой, в глаза словно насыпали песка, и ему пришлось вернуться на мелководье, чтобы передохнуть минутку. Он так долго искал ребенка, что все происходящее казалось ему сном длиною в жизнь — он плавал, не находил, запутывался, сидел на мелководье, вновь отправлялся на поиски.

Исла, укрывшись в кустах, следил за бесплодными поисками Нуньеса. Затем он увидел на берегу Кортеса, напоминавшего Протея, восставшего из глубин. Затем он смог разглядеть Агильяра и отца Ольмедо, бегавших по берегу и кричавших: «Нуньес! Нуньес!» Аду вошел в волны, бьющиеся о берег, и, вытащив что-то из воды, перебросил свою ношу через плечо. Сейчас он напоминал Левиафана, и во тьме сияли лишь его глаза и белые зубы. Исла наблюдал за солдатами и рабынями, двигавшимися к берегу. И тут он понял, что его заметил Аду. Собственно говоря, этот гадкий негр смотрел прямо на него.

Малинцин почувствовала, как ее вытаскивают из воды, и через мгновение она очутилась на чьем-то плече.

— Моя малышка, доченька! — кричала Кай, и ее вопли перекрывали звуки боя. — Мой ребенок! Ребенок!

— Кай! — охнула Малинцин, когда Аду опустил ее на песок.

Она потеряла сознание.

Светало. Выжившие солдаты укрылись за валунами. Аду склонился над Малинцин.

— Принесите факел, мне нужно осмотреть ее рану.

— Где Ботелло? — спросил кто-то из солдат. — Он же может ей помочь.

По ту сторону озера послышалась барабанная дробь, и в храмах бога войны Уицилопочтли и бога дождя Тлалока зажглись два огня. Настало утро жертвоприношения. Как только взойдет солнце, пленники поднимутся по ста четырнадцати ступеням пирамиды.

— Нет! Нет! — разрыдалась Малинцин. Она знала, что Ботелло принесут в жертву.

— Ш-ш-ш… — попытался успокоить ее Аду.

Мост был разрушен. В воде плавали тела испанских солдат. Тех, кого золото не потянуло на дно, прибило к берегу. Казалось, что это жертвы страшного кораблекрушения. К берегу подплыло пустое каноэ, но тут Аду увидел, как в каноэ что-то зашевелилось. Человек, лежавший в нем, поднялся.

— Ботелло! Это же Ботелло! — Вскочив, Аду бросился к каноэ.

Нуньес сидел рядом с Кай, пытаясь набраться сил, чтобы вновь отправиться на поиски утонувшей дочери. Кортес плакал. Отец Ольмедо и Агильяр молились. Исла по-прежнему прятался в кустах.

— Ничего не говори, — сказал Ботелло, передавая девочку Аду. — С ней все в порядке. Я выловил ее до того, как она пошла ко дну. Передай ее матери, но обо мне ничего не говори.

— Подожди, Ботелло…

— Я больше не один из вас. — Улегшись обратно в каноэ, Ботелло медленно погрузил весла в воду, словно они там и были, и поплыл обратно к Теночтитлану.

— Твоя дочь, Кай! С твоим ребенком все в порядке! — крикнул Аду.

Малинцин со сломанным плечом подобралась к Нуньесу и Кай.

— Как ее спасли? Кто ее спас? Что случилось?

— Ее спас Кетцалькоатль, — ответил Аду, вставая. — Мне нужно кое-что уладить. Я скоро вернусь.

— А где Альварадо? — спустя несколько мгновений спросил Агильяр.

Солнце уже поднималось над горизонтом. Барабанная дробь все не утихала. Кортес сидел, опустив ноги в воду. Вокруг плавали обломки моста. Он ничего не мог сказать. Ничего не мог поделать. Глаза команданте остекленели от слез, а воля была сломана.

— Он не мог умереть. Альварадо не мог умереть. — Агильяр принялся бегать по берегу, переворачивая тела.

— Ищи по волосам! — крикнул отец Ольмедо, присоединяясь к поискам, хотя и знал, что это бесполезно. — У него же рыжие волосы.

Они узнали многих солдат. Мертвые лежали с раскинутыми руками, словно приветствовали бога утра с распростертыми объятиями.

— Альварадо здесь нет, — сказал отец Ольмедо.

— Погодите! — воскликнул Агильяр, склонившись рядом с Кортесом.

Там лежал Альварадо. Светлые волосы прилипли к его лицу, словно водоросли. Грудь у него не двигалась.