Фредди улыбнулась во сне и еще глубже зарылась носом в подушку.

Почувствовав, что его снова так и тянет приласкать ее, Бентли быстро отвернулся от кровати и направился к камину. Голый, он опустился на колени и помешал почти погасшие за ночь угли. Напротив камина стоял шкаф размером с хорошего битюга-тяжеловоза, а рядом — бюро из позолоченного дерева, казавшееся по сравнению с ним до абсурда хрупким. Бентли снова окинул взглядом комнату и, не зная, чем еще заняться, натянул на себя кальсоны, потом зажег свечи на крышке бюро.

Там же лежала наготове стопка писчей бумаги и стояла чернильница. Прежде чем написать что-нибудь приемлемое, Бентли скомкал и отправил в огонь не менее дюжины страниц. То, что было написано сейчас, приходилось считать приемлемым по необходимости, потому что бумаги у него больше не осталось. Он откинулся на спинку кресла и повернул написанное к свету свечи. Он был потрясен, заметив, что пальцы, державшие листок бумаги, дрожали.

Ох, пропади все пропадом, думал он, пробегая глазами по строчкам. От таких слов у любого парня задрожали бы руки. По правде говоря, Бентли было не по себе. Но делать нечего. Надо было думать о репутации Фредди. И перед ее семьей у него было обязательство. Что они решат? И чего хочет он сам?

Откинувшись на спинку изящного кресла, он задумался: чего же хочет он сам? Конечно, ему хотелось бы порхать по жизни ничем не обремененным, свободным от всяких обязательств. Абсолютно безответственным. Это было все, что он умел, что когда-либо хотел или о чем мечтал. К тому же, пытался он убедить себя, Фредди едва ли захочет связывать с ним свою жизнь. Разве что не надолго, ради минутного удовольствия. А если вдруг окажется, что она по-девичьи увлеклась им, Раннок быстро, хирургическим путем удалит это чувство с помощью своего шотландского кинжала. А потом обратит этот кинжал против Бентли.

Да, он, наверное, конченый человек или, вернее, будет таковым, едва успеют высохнуть чернила в приходской книге регистрации браков. Нуда ладно. Не зря же говорили, что Ратледжу сам черт не брат. Когда-нибудь все это должно кончиться. Пожав плечами, Бентли сложил записку, неожиданно для самого себя поцеловал ее и пристроил на подоконнике. Дальше он был намерен на цыпочках добраться до своей комнаты, искупаться, переодеться и ждать неизбежного. Он уже взялся за дверную ручку. Но уйти просто так не смог.

Вздохнув, он вернулся к кровати и, протянув руку, прикоснулся к ее волосам. Но в это мгновение откуда-то из-за двери послышался страшный грохот. О Господи! Его рука замерла в воздухе, мозг лихорадочно заработал. Служанка? Да. С ведром и шваброй? Не может быть. Нет, это, видимо, гремит ведерко для угля. Его взгляд метнулся к окну. Почти совсем рассвело. Путь к отступлению был отрезан. Вскоре здесь появится служанка, чтобы разжечь огонь в камине, и репутация Фредди будет непоправимо, безнадежно испорчена.

Снова загремело ведро с углем — на этот раз совсем близко. Он подошел к створчатому окну, отодвинул задвижку и широко распахнул его. Третий этаж. Внизу кусты рододендрона и падуба. Ну что ж, бывало и хуже. На сей раз по крайней мере за твоей спиной не размахивает револьвером взбешенный супруг. Схватив в охапку свои сапоги и одежду, он швырнул все это навстречу первым лучам зари и взобрался на подоконник. Потом он не мог вспомнить мгновение, когда прыгнул, но, очевидно, он все-таки прыгнул, потому что шумно приземлился в кустарнике, взметнув целую тучу обломанных веток и листьев.

Однако, судя по всему, никто этого не услышал, а значит, ему здорово повезло, поскольку прошло не менее двух минут, прежде чем у него восстановилось дыхание. Правую ногу он подвернул, но она не была сломана. Лицо у него было расцарапано, откуда-то с виска текла тонкая струйка крови. Он осторожно приподнялся на локтях, и эссекский пейзаж медленно закружился у него перед глазами.

С большим трудом он все-таки поднялся на ноги и выудил из зарослей свои сапоги и сюртук. Один носок он обнаружил на ветке падуба, а брюки перенесло через садовую дорожку, и они приземлились на газоне по другую ее сторону. Теряя терпение, Бентли собрал все вещи и натянул их на себя. Он взглянул вверх на окно как раз в тот момент, когда прозрачные белые занавески вздулись от сквозняка: видно, кто-то все-таки действительно открыл дверь! Он представил себе, что был на волосок от гибели, и у него подкосились ноги.

Но теперь Бентли понял, что, ускользнув из дома, он, к сожалению, не может вернуться туда. Будь он в своем уме, он бы просто свернулся клубком где-нибудь за самшитовым деревцем и сказал бы, что заснул пьяный. Никого из тех, кто знал его привычки, это не удивило бы. Но он — увы. — был не в своем уме, а поэтому совершил нечто невероятно глупое.

Возможно, в этом было виновато похмелье. Или чувство вины. Или легкое сотрясение мозга. А может быть, хоть ему и очень не хотелось в этом признаваться, это был просто старый как мир страх перед неизбежным. Но чем бы он ни руководствовался в тот момент, ему показалось, что правильнее всего будет направиться, хромая, в сторону конюшен. А потом сесть на своего коня и убраться ко всем чертям из Эссекса.

По всей вероятности, в Чатем-Лодж никто даже не заметит его отсутствия. Он часто приезжал и уезжал без приглашения и без предварительного уведомления. Тем более он уже сказал Гасу, что ему надо будет уехать сразу после завтрака потому что менее чем через три дня должен присутствовать в Чалкот-Корте на крестинах своей новорожденной племянницы, крестным отцом которой его неожиданно попросили стать А кроме того, в записке, оставленной Фредди, он совершенно четко указал, где его найти.

В записке он все объяснил, причем получилось очень мило.

Слова были достаточно нежными и убедительными, чтобы его предложение звучало искренне. В тексте записки нельзя было уловить и тени тревоги или сомнения. Там было сказано, что он будет ждать ее ответа. И он выражал надежду — по крайней мере так он утверждал в записке, — что Фредди вскоре сделает его счастливейшим человеком на земле.

И вот человек, который вскоре мог стать счастливейшим на земле, небрежно накинув на шею галстук, заковылял дальше, чтобы найти свою лошадь. Когда он завернул за угол, порыв ветра взъерошил ему волосы, захлопав полами сюртука. Однако Бентли, поглощенный мыслями о женитьбе, похотью и страхом, лишь наклонил голову, продолжая продвигаться в направлении конюшен, и совсем не заметил, что ветер подхватил нечто более важное, чем его фалды. Он подхватил с подоконника комнаты Фредди сложенную записку, которая взлетела, словно отпущенная на волю бабочка, и понеслась над цветниками, над газоном, скрывшись где-то в зарослях деревьев.

* * *

Завтрак в Чатем-Лодж напоминал обычно сцену утра перед боем, выдержанную в несколько приглушенных тонах, поскольку народу было много, все куда-то спешили и никакие формальности не соблюдались. Каждое утро с восьми до половины девятого вверх и вниз по черной лестнице носили подносы, нагруженные дымящимися бульонными чашками, которые ставили прямо на стол, а не на сервировочный столик. Миссис Пенуорти, экономка, особа очень практичная, уверяла, что так оно безопаснее, когда вокруг беспорядочно носится такое количество голодных молодых мужчин.

Однако в тот день большой стол был накрыт всего на шесть персон, причем миссис Уэйден, старейшина всего этого беспокойного хозяйства, еще не садилась за стол. Прогуливаясь туда-сюда вдоль окон, она склонилась над письмом, что-то бормоча себе под нос.

— Подумать только! — произнесла она, не удержавшись от смеха. — Веселенькая история! Ну и ну!

— Горячее! — объявила миссис Пенуорти, ставя на стол блюдо под крышкой. — Тушеные почки!

Уинни и внимания не обратила на ее слова.

— Вы только послушайте, — обратилась она к трем юношам, сидевшим за столом. — Леди Бланд пишет, что на прошлой неделе королевские гончие преследовали оленя по Паддингтону, пересекли ров и загнали его прямо в церковь!

— Стараешься наверстать пропущенные сплетни, мама? — спросил Гас Уэйден, не спускавший глаз со своего кузена графа Трента, моля Бога, чтобы парнишка не опозорился при виде блюда горячих тушеных почек, с которого Тео только что снял крышку.

— А еще она пишет вот что! — сказала их мать, поворачивая послание леди Бланд ближе к свету. — Этот каретник.. Теодор, как его фамилия? — Она поднесла письмо к глазам Тео.

Тео взглянул на письмо, накладывая почки на свою тарелку.

— Шиллибир, — произнес он. — Он держит неплохую платную конюшню на Бери-стрит.

— Ну, конечно, Шиллибир, — улыбнулась Уинни. — Однако очень странно, что леди Бланд пишет, будто он изобрел эту вещь…

Тео, уже с набитым ртом, протянул руку и пощелкал пальцами.

Уинни отдала ему письмо.

— Омнибус, мама, — заглянув в письмо и проглотив пищу. сказал Тео. — В Париже они повсюду ходят. Мы с Гасом разок ездили на омнибусе.

— Правда, дорогой? — удивилась Уинни. — Так вот сейчас собираются пустить такую штуку по Нью-роуд. Он будет брать по двадцать пассажиров за один раз. Стоимость проезда — один шиллинг шесть пенсов.

— А если ехать на крыше, то всего один шиллинг, — поправил Тео, бросая взгляд на лорда Трента. — Уверен, что именно там ездят самые храбрые парни, не так ли, Майкл? Правда, там качает, как на борту корабля в море, но… Извини, Майкл, наверное, ты хотел взять этот кусочек? — продолжал Тео, подцепив последний кусок копченой селедки и шлепнув его на тарелку Майкла.

Майкл издал какой-то сдавленный звук и закрыл глаза.

Уинни, отшвырнув письмо, немедленно подбежала к нему, чуть не сбив с ног миссис Пенуорти, которая несла миску вареных яиц. Склонившись над Майклом, она театральным жестом приложила руку к его лбу.

— Ах, дитя мое, ты выглядишь ужасно! У тебя температура? Горло болит? Или это легкие? Умоляю, только не заболей! Ведь у тебя еще даже нет наследника!

— Наследника? — сдавленным голосом пробормотал Майкл.

— Он не здоров, мама, но это не смертельно, — насмешливо произнес Тео.

— Все равно Раннок будет считать, что это моя вина! — пожаловалась Уинни. — Он рассердится и скажет, что я, наверное, плохо следила за всеми вами, хотя я уверена, что пыталась это сделать.

Было совершенно ясно, что Уинни знает за собой свою вину, потому что строгостью она никогда не отличалась и внимание ее с легкостью отключалось от ее обязанностей.

— Майкл уже почти совершеннолетний, мама, — напомнил ей Гас. — И я уверен, что ни Эви, ни Эллиот не рассчитывают на то, что ты будешь за кем-то следить.

— Тебе бы лучше снова лечь в постель, дружище, — посоветовал Тео, указывая вилкой в направлении кузена.

Майкл поднялся, не очень твердо держась на ногах, и Уинни беспомощно опустилась в кресло. Она перевела взгляд с одного своего сына на другого, и на ее лице появилось лукавое выражение.

— Я прекрасно понимаю, как все это произошло, — сердито сказала она, как только Майкл вышел из комнаты. — И не смейте изображать передо мной святую невинность! Майкл еще слишком молод для вашей компании никчемных шалопаев. А этот Бентли Ратледж! Я его удушу собственными руками! Где этот мерзавец?

Гас и Тео пожали плечами в тот самый момент, когда на стол упала тень подошедшей Фредерики.

— Доброе утро, — поздоровалась она. Джентльмены сразу же встали, и Тео выдвинул для нее стул. — Если вы ищете Майкла, то он только что прошел мимо меня вверх по лестнице.

— Не Майкла, — с театральной интонацией произнес Тео. — Ратледжа. Мама поклялась его убить.

Фредерика охнула.

— Нет, только не это, — приподнимаясь со стула, проговорила она. — По правде говоря, Уинни, это не он… это все я сама…

Уинни оборвала ее:

— Дорогая, ты слишком добра, если бросаешься на защиту этих негодяев. Но Ратледж — скверный, безнравственный парень. И я абсолютно уверена, что вчера вечером они все вчетвером были пьяны.

— Вот как? — Фредерика снова уселась на стул и спрятала под столом дрожащие руки.

В этот момент по лестнице поднялась миссис Пенуорти с кофейником в руках и остановилась за спиной Фредерики.

— Вам нужен мистер Ратледж, миссис Уэйден? — спросила она, наливая кофе в чашку. — Очень странно, но Тесс говорит, что он уехал без чемодана и что, видимо, не спал, потому что его постель ни капельки не смята.

Фредерика неожиданно поперхнулась. Тео дружески похлопал ее по спине.

— Все в порядке, Фредди? — спросил он. Фредерика, на глазах которой выступили слезы, зажала рукой рот и пролепетала, опустив глаза:

— Как… как вы думаете, что могло случиться с мистером Ратледжем?

— Трудно сказать, — задумчиво произнес Гас.

— Могу с уверенностью предположить, что из «Объятий Роутема» он вчера вернулся, — заявил Тео. — Мы оставили его на террасе, когда он…

— Из «Объятий Роутема»? — перебила его Уинни. — Из этой убогой придорожной пивной?

— Да, мама, —усмехнулся он. — Во всяком случае, мы поднялись наверх раньше, чем он. — Он повернулся к брату: — Тео, надеюсь, ты не запер за собой дверь?