— Я не хочу ее перепродавать. Я просто хочу ее купить. Будет вам… ведь очередь сюда не стоит. Вам нужны продажи. У вас наверняка есть накладные расходы.

Все это было, разумеется, правдой. Одной из причин, почему они с Аделью согласились, что продажа галереи — лучший выход.

— Я могу сделать вам небольшую скидку.

— Десять процентов?

— Пять.

— Пять? — Ее предложение не произвело на Дэнни впечатления.

— Эта картина — надежное вложение ваших денег. Мэри Федден очень популярна. И недавно умерла, к сожалению. Что делает ее еще более востребованной коллекционерами. — Имоджен коснулась рамы, слегка поправив картину, чтобы висела ровно. — Она учила Дэвида Хокни.

Дэнни посмотрел на нее, сардонически приподняв бровь. Имоджен не совсем поняла, что это значит. То ли он хотел сказать: «Вы прекрасно знаете, что я не знаю, кто такой Дэвид Хокни». Или это значило: «Мне не нужно ваше снисхождение».

— Вы можете доставить картину? Просто я не могу отвезти ее домой на мотоцикле.

— Конечно. Вы местный житель?

Он снова посмотрел на нее. Имоджен покраснела. Он ее помнил.

— Я только что снял коттедж «Жимолость». В шеллоуфордском поместье.

Имоджен удивилась. В поместье Шеллоуфорд имелось несколько коттеджей. Ее подруга Ники занималась их сдачей в аренду, но она не упоминала, что один из них снимает Дэнни Маквей. Коттедж «Жимолость» был великолепен, совершенно нетронутый, стоящий в собственном леске. Когда-то прежде он принадлежал егерю, но теперь в поместье больше не охотились.

— Боже, — услышала свой голос Имоджен. — Как мило.

Дэнни кивнул:

— Да, там хорошо. Но нужны какие-то мелочи, чтобы сделать его домом.

Имоджен трудно было представить, чтобы Дэнни Маквей назвал какое-то место домом. «Дом» было таким… домашним словом. За ним стояли мягкие подушки, задернутые шторы и мерцающие свечи. Дэнни она могла представить только в ночлежке. Раскинулся где-то на диване, длинные ноги вытянуты, где-то на полу бутылка пива. Хотя пахло от него не как от бродяги. Теперь, когда он подошел к Имоджен ближе, она уловила запах свежевыстиранного белья и дровяного дыма и по-прежнему тот намек на аромат жженого апельсина.

Имоджен в изумлении смотрела, как Дэнни вытаскивает из кармана пачку пятидесятифунтовых банкнот.

— Э… Боюсь, с такого рода наличными существует опасность отмывания денег. Мне приходится уведомлять соответствующие службы…

Он со вздохом перестал отсчитывать купюры.

— Можно подумать, что вы не хотите ничего продавать.

— Я просто предупреждаю.

— Уведомляйте кого хотите. Моя совесть чиста. Это не грязные деньги. Я заработал их вот этими самыми руками.

Имоджен посмотрела на его руки. Большие, немного загрубелые. Рабочие руки, но явно привычные к счету денег, длинные пальцы ловко шуршали банкнотами, пока на столе не образовалась внушительная стопка.

— Вы берете дополнительную плату за доставку? — Дэнни держал еще одну бумажку в пятьдесят фунтов над стопкой.

Имоджен вздрогнула.

— Нет. Конечно, нет.

Он кивнул и убрал остаток денег в карман.

— Вы ее привезете?

Имоджен не совсем поняла, почему он задает этот вопрос или какое это имеет отношение к делу.

— Вероятно, нет. У меня есть человек, который этим занимается.

Что ж, у нее был Рэг, разнорабочий, который, случалось, отвозил или привозил что-то для нее, когда она не могла отлучиться из галереи.

— О, — разочарованно протянул Дэнни. — Просто я думал, что вы подскажете мне, куда ее повесить. Я мало смыслю в подобных вещах.

Смотрел он пристально. Имоджен оказалась в довольно затруднительном положении.

— Это очень личное решение.

Дэнни заставлял ее нервничать. Он пожал плечами:

— Мне просто нравится, как вы тут все устроили. У вас как… Здесь ничего особенного нет, но такое ощущение… — Он развел руками, подыскивая определение. — В таком доме хотелось бы жить.

Несмотря на свою осторожность, Имоджен была польщена. Она много потрудилась, чтобы интерьер радовал взор, но в то же время не отвлекал от произведений искусства. Нейтральный, но не лишенный тепла и нескольких деталей, которые превращали помещение из стерильного в способное заинтересовать.

— Ну, это зависит в основном от правильно выбранной краски для стен. Она определяет атмосферу. И освещение. Освещение очень важно.

— В настоящий момент у меня свисает с потолка всего лишь голая лампочка. — Почему-то слово «голая» в его устах заставило Имоджен покраснеть. — Так вы не против дать мне совет? Я могу заплатить.

— Я не дизайнер по интерьерам.

— Нет. Но у вас есть вкус. Вы знаете, что надо сделать. Я это вижу.

Имоджен озадаченно смотрела на него. Являлось ли это частью плана? Выманить ее из галереи, чтобы его преступные родственники забрались сюда?

— Не переживайте, — сказал Дэнни. — Я не собираюсь посылать своих друзей обчистить это место в ваше отсутствие.

Щеки Имоджен запылали.

— Я этого не думала! — запротестовала она.

— Впервые в жизни у меня есть свой дом. Я хочу, чтобы на дом он и походил. — Дэнни вдруг посмотрел на Имоджен с вызовом. — Мне всегда хотелось купить здесь что-нибудь. Настоящую картину. Произведение искусства. Кем-то созданную вещь.

Имоджен не знала, что и сказать. Откровенность Дэнни застала ее врасплох. И, надо заметить, тронула.

— Что ж, вы определенно сделали хороший выбор. Я под впечатлением.

Слегка нахмурившись, он не отводил взгляда.

— Я удивлен, что вы все еще в Шеллоуфорде. Когда мы учились в школе, мне всегда казалось, что у вас есть будущее.

Она не предполагала, что он вообще замечал ее, когда они учились в школе.

— Мне уже недолго осталось здесь быть. Бабушка продает галерею.

— И что вы собираетесь делать?

— У меня большой выбор.

— Не сомневаюсь. У такой девушки, как вы, должно быть множество знакомых.

Имоджен не совсем поняла, на что он намекает. Говорит искренне или с сарказмом. Она занялась документами. Обсуждать свое будущее ей не хотелось ни с ним, ни с кем другим.

— Если хотите, я захвачу колерные книжки, когда повезу картину.

С какой стати она это предложила? Ей хотелось от него избавиться. Он смущал ее своими проницательными замечаниями. Пристальными взглядами, которых она не понимала. Зачем сближаться с ней теперь, двенадцать лет спустя? Если он так хотел с ней сблизиться. Она просто не понимала, к чему он клонит. Имоджен выписала квитанцию, положила в конверт и подала Дэнни.

— Как насчет завтра? В середине дня?

— Спасибо, — поблагодарил он. — Вот мой номер. Позвоните мне, если что-то изменится.

Он протянул ей визитную карточку. «Дэнни Маквей. Охранные системы», — гласила она. Дэнни ухмыльнулся, когда до Имоджен дошла ирония ситуации.

— Классический браконьер превратился в егеря, а? — произнес он. — Я дам вам бесплатную консультацию. В любое время. Хотя, полагаю, уже поздно. Но просто, к вашему сведению, камеры у вас тут дерьмовые. Любой стоящий грабитель отключит их за долю секунды.

Он оставил Имоджен безмолвно переводящей взгляд с карточки на камеры. Дверь за ним захлопнулась. Имоджен разволновалась. Дэнни вызвал у нее то странное чувство в области желудка, которое не поддавалось определению, — смесь нервозности, страха и…

Она резко отвернулась. Имоджен поняла, что это за чувство. Она помнила его с той ночи много лет назад, когда прижималась к нему, сидя на мотоцикле.

Это было желание.

В итоге до советов по отделке интерьера дело не дошло, хотя, по предложению Имоджен, Дэнни все же покрасил стены гостиной в темный серо-зеленый цвет и установил несколько галогенных светильников, а вот сама Имоджен оказалась такой же голой, как бывшая у него прежде лампочка.

Однако теперь, когда прошло несколько месяцев с начала их отношений, казалось, что на самом деле так оно и было: несколько советов по дизайну интерьера в обмен на развлечения в постели. Имоджен вернулась в ресторан. «Это была всего лишь неудачная попытка, — сказала она себе. — Она ничего не значила для Дэнни Маквея». Ясно, что он и не собирался приходить на ее день рождения, который она отмечала с подругами. Это означало бы некие обязательства. Показало бы важность их отношений. Появление на публике утвердило бы их. А так приятные, но бессмысленные и тайные любовные игры на коврике перед камином не сопровождались никаким риском.

Имоджен попыталась отогнать образ Дэнни, потому что он разжигал что-то в ее душе. Вожделение, разумеется, но и что-то более прочное и глубокое. Возможно, надежду? Надежду, что их страсть — это нечто большее, чем одновременный оргазм.

Может ли это быть? Глупо с ее стороны видеть в этом нечто большее, чем простое животное влечение. Он был Маквеем. Только это они и понимают. Даже если сам он и преуспел, имел процветающее дело и приличные законные заработки, все равно в его жилах текла под налетом респектабельности, которой ему удалось достичь, кровь Маквеев. Имоджен слышала, как он разговаривает по телефону и с клиентами, и с рабочими: человек, который умеет пользоваться обаянием, знает, как дать людям то, чего они хотят, и заставить их делать то, чего хочет он. Это произвело на Имоджен впечатление, пленило, но, напомнила она себе, человек не может изменить свою природу.

Она снова села за столик. Рядом с ней высилась груда подарков от подруг. Тщательно выбранные пустячки, безделушки и предметы роскоши, тронувшие ее сердце. Дэнни ничего ей не подарил, но ничего удивительного в этом не было. Он, вероятно, не из тех мужчин, которые дарят женщинам продуманные подарки со значением. И не так уж долго они пробыли вместе, чтобы ожидать от него хотя бы поздравительной открытки. Да, собственно, строго говоря, и парой-то их не назовешь…

За столом все расслабились, попивая «Лимончелло» и кофе-латте, шушукаясь, наслаждаясь выходом в свет в середине недели. Было почти одиннадцать.

— Я, наверное, уже скоро пойду, — обратилась Имоджен к Ники. — Завтра мне вставать ни свет ни заря.

— Только не жди, что я тебе посочувствую, — ответила подруга. — Везучая ты. Ночь в «Восточном экспрессе»! Твоя бабушка просто гений. Какой потрясающий подарок.

— Знаю, — отозвалась Имоджен. — Хотя было бы веселее, если бы я поехала не одна.

— Кому что. Я бы все отдала за пару ночей в одиночестве. Ничего лучше я и представить не могу. И… Ты будешь жить в «Чиприани»… Полный улет.

Имоджен пришлось улыбнуться:

— Да. Наверное, ты права. Я избалована.

Избалована. Имоджен знала, что это так. Билет на поезд и ночь в этом отеле не были даже подарком как таковым. Его она должна была забрать, когда приедет в Венецию. Картину под названием «Возлюбленная». Которую кто-то хранил для Адели на протяжении последних пятидесяти лет. У Имоджен не было времени поразмыслить над этим утром, когда бабушка обрушила на нее за завтраком свой сюрприз.

Ники ковыряла остатки торта у себя на тарелке.

— Я думаю, твоя бабушка чувствует себя виноватой из-за продажи галереи. Наверное, все дело в этом.

— Ей не нужно чувствовать себя виноватой. Я без конца ей это говорю. Мне следовало уехать несколько лет назад.

— Так чем же ты собираешься заниматься?

Несколько секунд Имоджен молчала. Потом повернулась к подруге.

— Я, наверное, уеду в Нью-Йорк.

У Ники отвисла челюсть.

— Что? С чего это вдруг?

— У меня уже давно есть предложение. От галереи на Манхэттене, которая специализируется на британском искусстве. «Остермейер и Сейбол». Они сказали мне, что я в любое время могу приехать и приступить к работе. Это открытое приглашение.

— О Боже. — Ники вытаращила глаза. — Ты шутишь. Так что же тебя так долго держало? Да я бы на все пошла, лишь бы уехать в Нью-Йорк. На все, что угодно, только бы уехать из Шеллоуфорда.

Имоджен удивилась.

— Я думала, ты счастлива.

Ники вздохнула.

— Понимаешь, для этого недостаточно дома твоей мечты и «рейнджровера-эвок».

— Понимаю, — сказала Имоджен. — Думаю, недостаточно. Но мне казалось, что ты довольна.

— Я никогда никуда не уеду и ничего не сделаю. Верно? В ближайшие десять лет я обречена возить детей в школу и готовить Найджелу завтраки, а тогда уже будет слишком поздно. Ты другое дело. Весь мир лежит у твоих ног. Нью-Йорк, Имо… Я хочу сказать: клево.

— У тебя же есть работа. Ты же любишь свою работу!

— Что? Расписывать в подробностях дома, в которых никто в здравом уме не захочет жить? Сообщать людям, что их продажа не выгорела? Говорить людям, что их дом на самом деле стоит на сто тысяч фунтов меньше, чем они полагали?