— Ничего, Дитер.

— Ты вернешься ко мне, если я как-то налажу связь с ребенком, которого не знаю?

— Нет, я никогда к тебе не вернусь.

— Но все это… — Он снова посмотрел на постель, где они любили друг друга. — Это для тебя что-нибудь значило?

— Знаешь, что значило. Прощание. — Она надела платье и сандалии и, сунув нижнее белье в сумочку, направилась к двери.

— Ты не можешь этого сделать! — закричал он.

— Прощай, Дитер. — Она вышла через аккуратный маленький садик Анна-Бич в сторону ворот. Синий пиджак она перекинула через плечо.

Дитер крикнул ей вслед:

— Не уходи, Эльза, пожалуйста, не уходи. Я так люблю тебя. Не оставляй меня…

Она не остановилась.


Вонни заметила, что в доме Марии совсем нет молока, а утром всем его захочется. Как только дыхание Марии стало ровным, Вонни тихонько выбралась из большой двуспальной кровати и отыскала глиняный кувшин. Она решила сходить в Анна-Бич, где кухня открыта всю ночь.

Возвращаясь с молоком, которое ей охотно дали на кухне, она встретила красивую немку с заплаканным лицом. Вонни спряталась за большую бугенвиллею, чтобы та ее не заметила.

Послышался голос мужчины, который громко звал девушку. Вонни плохо знала немецкий, но поняла его слова, и, на ее взгляд, они были искренними.

Но Эльза даже не оглянулась.

Глава восьмая

Томас отправился за инжиром и свежим хлебом для завтрака. Он приготовил побольше кофе и расставил чашки.

Фиона вышла к столу бледная и усталая, но с благодарной улыбкой. Дэвид свернул легкое покрывало, которое дал ему Томас, взбил подушки и поспешил к столу.

— Он нас балует, Фиона. Как нам повезло найти такого благодетеля!

— О, знаю. — Фиона тоже радовалась. — Чувствую себя гораздо сильнее сегодня, полна планов.

Томас улыбнулся ей.

— Расскажите нам о своих планах, — сказал он.

— Собираюсь в полицию, поговорить с начальником. Я теперь спокойна, и никакой истерики. Попрошу его помочь отыскать Шейна. Он может знать, куда Шейн направился. В Афинах мы были всего сутки по пути сюда, но ему понравилась площадь Синтагма. Возможно, Йоргис знает тамошних полицейских, которые могли бы передать ему весточку. Потом я вернусь к Элени и переоденусь. Не снимала это платье несколько дней. А потом найду Вонни и спрошу ее, надо ли помочь с детишками. — Глаза у нее сияли, и потерянное, испуганное выражение лица исчезло.

Дэвид тоже казался возбужденным.

— Собираюсь еще раз пройтись до таверны Андреаса. Он был таким джентльменом, если это слово уместно.

— Он именно такой и обрадуется вам. Передайте ему привет, ладно?

— Ладно, — пообещал Дэвид.

— Мне сегодня тоже надо кое-что сделать. Позвоню, когда они в Калифорнии проснутся. Позвоню сыну. Но прежде надо отыскать Вонни, она не была дома с прошлой ночи.

— Откуда вы знаете? — удивился Дэвид.

— Потому что обычно она бродит там с фонариком, а ночью ее не было. Но когда я ее найду, потребую, чтобы она спала в своей комнате, мне стыдно и зудно, что она живет в этом курятнике.

— Зудно? — переспросила Фиона.

— Я знаю, это отличное слово. Означает раздражение, зуд, словно муравьи бегают у тебя в штанах.

— Шейну это слово понравилось бы, — радостно подхватила Фиона.

Мужчины промолчали.


Эльза сидела у себя в номере. Зная, что не заснет, она вышла на балкон и глядела на рассвет над Агия-Анной.

Маленький городок просыпался. Затем, словно поняв, что прошедшая ночь, со всеми ее страхами и кошмарами, закончилась, она вернулась в комнату, приняла долгий душ и вымыла голову. Она надела свежее платье из желтенького ситца и села на балконе пить кофе, поглядывая на отчаливающий паром.

Он уедет в восемь утра в Афины. Она была уверена. Дитер знал, что она не уедет с ним, так зачем ждать до одиннадцати? Он не из тех, кто медлит. Клауса и остальных он отослал чартерным вертолетом вчера и знал, что теперь ее искать бесполезно. На этом балконе он ее не заметит никогда, но ей будет видно, как он уехал.

В толпе перед пристанью разглядеть его было трудно. Но она знала, что он там. Несмотря ни на что, они друг друга знали очень хорошо.

Наконец она увидела его, с растрепанными волосами, в рубашке с открытым воротом, с его вечной сумкой, с которой он почти никогда не расставался.

Он жадно искал ее в толпе, но не нашел, хотя твердо знал, что она за ним следила. Он поставил на землю сумку и поднял руки.

— Я люблю тебя, Эльза! — крикнул он. — Где бы ты ни была, всегда буду любить тебя.

Некоторые молодые люди рядом одобрительно зааплодировали. Признание в любви всегда прекрасно.

Эльза замерла. Когда маленький паром заскользил по морской глади к Пиреям, гавани Афин, по лицу ее медленно потекли слезы, капая прямо в чашку с кофе и на платье.


— Дэвид, друг мой, добро пожаловать, добро пожаловать. — Андреас был рад его видеть.

Дэвиду захотелось иметь такого отца, чье лицо светилось бы радостью при встрече с ним, а не искажалось бы от отвращения и разочарования в единственном сыне. Они говорили о вчерашних похоронах и о том, что Агия-Анна никогда больше не будет прежней.

— Вы хорошо знали Маноса? — спросил Дэвид.

— Да, мы все тут хорошо знаем друг друга, никаких секретов, все знают все. В детстве Манос приходил сюда поиграть с Адонисом и другими детьми. Они сделали качели на дереве, вон там. Он сюда сбегал от братьев и сестер, их было восемь. Адонис был единственным ребенком, поэтому мы очень радовались, когда сюда кто-то приходил поиграть с ним. Когда жена, которую забрал Господь, варила еду, она выглядывала в окошко и видела, как мальчики играют со старым псом и качаются на качелях, и она была спокойна за него. Интересно, видит ли она нас с неба, Дэвид… Видит ли, как похоронен бедный Манос… Как там живется Адонису в Чикаго, вдали от нас. Что там у нее на сердце? Оно теперь, должно быть, тяжелее камня.

Дэвиду хотелось быть таким же проницательным, как Томас. Тот сказал бы сейчас что-то умное и утешительное, он бы даже привел пару цитат из стихов, точно к месту.

Ничего подходящего в голову Дэвида не пришло.

— Знаю только про еврейский рай, да и о нем немного, — виновато сказал он.

— А в еврейском раю люди могут видеть, что происходит на земле, как ты думаешь? — спросил Андреас.

— Да, наверное, могут, но думаю, у них более широкий обзор и взгляд на вещи, они как бы видят всю картину. Я так слышал.

Странно, но это как-то успокоило Андреаса. Он даже кивнул несколько раз.

— Пойдем, Дэвид, пообедаем вместе, сегодня посетителей будет мало.

Дэвид взглянул на открытые контейнеры с блюдами, и в горле у него застрял ком. Приготовить все это и никого не дождаться.

— Никогда не пробовал такое блюдо из макарон.

— Дэвид, если не возражаешь, могу положить тебе это. Приготовил сегодня утром. Позволь предложить мусаку или кальмары? Не большая заслуга предлагать тебе то, что сделано на сегодня. — Андреас засмеялся над собой, смущенный.

— Предпочитаю мусаку. Я обратил внимание на макароны, потому что это большое блюдо. Не хотел, чтобы ваша работа пропала зря.

— Какой ты человек. Сиди здесь на солнышке, а я принесу стаканы и тарелки…

И Дэвид сидел, размышляя, что этот глупый молодой человек делает в Чикаго, когда мог бы быть здесь.


Элени приветствовала возвращение Фионы. Было странно видеть, что все вещи Шейна исчезли, его мятые рубашки и джинсы, его полотняная сумка, жестяная коробка с табаком или с чем-то еще, с бумагой для скручивания сигарет. Она отчаянно надеялась, что он оставил ей записку у хозяйки. Но ее не было.

Вдруг у нее закружилась голова. Возможно, духота подействовала или мысль о том, что Шейн действительно ушел из ее жизни.

Чего ему стоило написать записку и оставить здесь, если не хотел делать этого в полиции. Голова закружилась, ей показалось, что она теряет сознание, но она овладела собой и встала перед доброй Элени, лицо которой выражало сочувствие и сострадание.

Вдруг по ногам потекло что-то горячее.

Должно быть, пот.

День такой жаркий.

Но, глянув на сандалии, она сразу догадалась, что это.

Элени тоже сразу все поняла, когда увидела кровь.

Гречанка помогла ей сесть на стул.

— Эла, эла, эла, — запричитала она и побежала за полотенцами.

— Элени, найдите Вонни, пожалуйста, вы знаете? — Она руками показала морщины на лице, изображая Вонни.

— Ксеро Вонни, да, знаю Вонни, — кивнула Элени и крикнула вниз детям.

Фиона закрыла глаза.

Скоро придет Вонни и сделает все, что нужно.


Вонни сидела напротив Томаса в квартире над сувенирной лавкой.

— Говорила раньше, скажу и теперь: вы платите мне огромные деньги, поэтому место ваше. Благодаря вам я богатая женщина. Не принимаю вашего сочувствия и не буду спать в доме.

— Неужели вы не принимаете дружбу, Вонни? — спросил он.

— Думаю, что принимаю, но мы все такие.

— Тогда живите здесь. Прошу вас не как домовладелицу, но как друга спать в этой маленькой комнате, которую вы красиво обставили, спите здесь, а не в сарае с курами.

Вонни рассмеялась:

— О, Томас, вы такой весь калифорнийский, такой чистюля. Какие там куры. Пара хохлаток на весь сарай…

— Останьтесь в этой комнате, Вонни, пожалуйста. Мне скучно одному в доме, одиноко, хочется, чтобы кто-то был рядом.

— Да ладно, Томас, вы любите покой и уединение. Вы чувствительный человек, не надо меня опекать, пожалуйста.

— Вы тоже чувствительная женщина, не отказывайтесь от моего предложения дружбы вот так резко. Пожалуйста.

Как раз в этот момент они услышали крик детей, которым очень срочно что-то было нужно.

— Я должна идти, — сказала она, вставая.

Он протянул руку и схватил ее за запястье.

— Вонни, никуда вы не пойдете, пока не согласитесь на мое предложение. Слышите?

— Слышу, согласна, — откликнулась она, к его удивлению.

— Отлично, тогда ладно, идите.

— Пойдемте со мной. Если хотите, можете помочь. Найдите такси на площади. — К его еще большему удивлению, она схватила несколько полотенец из ванной и побежала вниз что-то сказать по-гречески ожидавшим мальчикам.

— Что происходит? — спросил он, догоняя ее.

— Что происходит… Фиона теряет ребенка этого подонка, который ее избил, но мы не должны с ней говорить так грубо.

Томас пригнал такси, Вонни посадила двух сыновей Элени на заднее сиденье, поблагодарив тех, что быстро нашли ее. Поездка на такси для ребятишек была редким событием, и они сияли от радости. Томас хотел было спросить, действительно ли нужна его помощь, но догадался, что Вонни не позвала бы его, если бы не была уверена. Поэтому он улыбнулся и сел в машину.

— С вами не заскучаешь.

— Сами вы душка, Томас. — Она невероятно широко улыбнулась.


Они попросили таксиста обождать на случай, если понадобится к врачу. Томас остался внизу и смотрел, как играли дети. Иногда они подбегали к такси, чтобы погладить машину, на которой катались.

Они были не старше его сына, который ездил на автомобилях с самого раннего детства. Как по-разному живут люди.

Вонни поднялась наверх, и он слышал голоса женщин, говоривших по-английски и по-гречески. Из всего он разобрал, что с Фионой все будет хорошо.

Потом Вонни спустилась и успокоила его:

— С ней все нормально, потеряла немного крови, но она медсестра и все отлично понимает, кроме этого идиота. Думает, что его это расстроит. Спаси и сохрани, Господи! Но попрошу врача осмотреть ее, дать какое-нибудь успокоительное.

— Ей здесь оставаться можно?

— Не думаю, они не говорят по-английски… мне кажется… — начала Вонни.

— Что она может пожить у нас, — закончил Томас.

— Нет, вовсе нет. Хотела предложить ей провести пару дней с Эльзой, немкой.

Томас покачал головой:

— Думаю, что Эльзе теперь не до этого. Лучше, если она останется с нами.

— Может статься, что и нет у нее никаких дел, — заметила Вонни.

— Но…

— Слышала, что немецкий друг уплыл на восьмичасовом пароме, — сообщила Вонни.

— Воображаю, как она расстроена, — загрустил Томас.

— Нет, полагаю, она сама этого хотела, но нам не стоит открывать ей, что мы все знаем, — предложила Вонни.

— Надеюсь, вы знаете, где она живет? — улыбнулся Томас.

— Знаю, где этот отель, но вы можете взять такси и поехать разузнать у нее.

— Это лучше сделать мне? — засомневался он.