— Он, наверное, думает, что Андреас добряк, но это не поможет. Малышка Фиона возвращается в Ирландию, Андреас и я идем к парому сегодня вечером проводить ее. Поэтому, что бы он ни написал, будет слишком поздно.

— Хорошо, — сказал Димитрий. — Раз уж я с вами говорю, скажите, Адонис приезжал в Агия-Анну? Помните, я знал его здесь, в Афинах, и сегодня думал о нем.

— Нет, никогда.

— Наверное, большие деньги зарабатывает в своем Чикаго?

— Не знаю, и вообще ни разу не слышал, чтобы кто-то в Америке так преуспел. Забавно, но дня два тому назад я вдруг подумал, что он может вернуться, но тревога была ложной.

— Что вы имеете в виду?

— Из Чикаго был странный звонок, они хотели знать, куда он положил какие-то ключи… Я подумал… Я надеялся, что он, может быть, выехал сюда, но, увы, нет.

— Как правило, в конечном итоге мы все делаем то, что хотим сделать, — вздохнул Димитрий.

— Да ты философ, Димитрий, мой мальчик. Но старики продолжают надеяться, что мир станет лучше, и люди не забывают, что жизнь коротка, и не стоит ссориться.


На последний паром из Агия-Анны очередь постепенно росла.

Фиона и Дэвид стояли посреди толпы провожающих. Здесь была Мария с детьми, Элени, хозяйка дома, где Фиона останавливалась с Шейном, тоже со своими детишками. Вонни и Эльза выглядели усталыми и встревоженными, но снова подругами. Томас тоже был здесь в своих смешных штанах. Он купил для каждого из них по книге об острове и сделал копию фотографии, на которой они были все вчетвером в кафе.

На фотографиях он написал «Полдень в “Полночи”». Андреас и Йоргис тоже пришли с обещаниями приготовить больше жареной баранины, когда они приедут снова.

Вонни заметила, что уезжающие сильно разволновались.

Она говорила авторитетно:

— Теперь вы оставляете нас здесь на средиземноморской скале, не знающих, что случится, когда вы доберетесь до дому, — серьезно произнесла она. — Писать можете мне, а я приду в «Полночь» и прочту письмо остальным.

Они клялись, что обязательно напишут.

— Через сутки после того, как приедете, не забудьте, — решительно наказала Вонни. — Хотим знать, как ваши дела.

— Писать вам, друзья, будет легко, нет надобности лгать, — сказал Дэвид.

— Или притворяться, — согласилась Фиона.

Как раз в этот момент раздался гудок на пароме, и они прошли по трапу в толпе людей с корзинами и с чем-то похожим на узлы с бельем. У некоторых в коробках с дырами для воздуха были куры и утки.

Они махали руками до тех, пока паром не вышел из гавани, повернул вдоль берега и исчез из вида.

— Ужасно одиноко, — пожаловалась Фиона.

— Мне тоже. Мог бы жить здесь вечно, — подхватил Дэвид.

— Правда? Или мы просто обманываем себя, как ты думаешь? — размышляла Фиона.

— Для тебя все по-другому, Фиона, действительно, ты любишь свою работу, у тебя есть друзья, твоя семья не собирается ломать тебя, задушить.

— Вообще-то я не знаю, как они отреагируют. Я старшая в семье и не была хорошим примером для сестер, убежав с законченным психом.

— Но у тебя хотя бы есть сестры, а я единственный ребенок. На мне все семейное бремя. И отец мой умирает. Придется видеться с ним каждый день и говорить, что буду горд работать в его компании.

— Может быть, все не так плохо, как ты думаешь, — выразила надежду Фиона.

— Будет еще хуже, как только я спущу поводья, как говорит отец. Хорошо, что ты будешь со мной, чтобы растопить лед.

— Они подумают, что я твоя девушка, ужасная католичка, пришедшая разрушить ваши традиции?

— Они уже это делают, — буркнул он мрачно.

— Ну что же, их сильно позабавит, когда на следующий день я уеду в Ирландию, — развеселилась Фиона. — Какое это будет для них облегчение, да они просто задушат тебя в своих объятиях.

— Обниматься у нас любят…

И почему-то им показалось это очень смешным.


Эльза и Томас следили за паромом, пока тот не скрылся из вида. Потом они направились обратно в город.

— Где вы были сегодня днем? — спросил он. — Я вас искал, думал покататься на лодке еще раз.

— Завтра будет отлично, — пообещала она. — Если вы свободны.

— Я свободен.

— Мне интересно, уедете ли вы обратно в Калифорнию.

— А мне интересно, действительно ли вы не едете в Германию.

— Так давайте же наилучшим образом проведем время здесь, — предложила Эльза.

— Что конкретно вы предлагаете? — заинтересовался Томас.

— Предлагаю завтра взять лодку напрокат, провести пикник, на следующий день на автобусе отправиться в Калатриаду. Хотелось бы увидеть то место снова, когда я не в стрессовой ситуации. Вот что я предлагаю.

— Ладно, договорились, — сказал он, и они заговорщически улыбнулись друг другу. Чтобы сменить тему, он спросил: — Вы так и не сказали мне, что делали весь день.

— Была в маленьком ветхом домишке с Вонни, наблюдала, как умирает старик. Одинокий старик, у которого никого не осталось из родни, только Вонни и я. Никогда раньше не видела, как умирают люди.

— О, бедная Эльза. — Он наклонился к ней и погладил по волосам. — Бедная Эльза.

— Не бедная Эльза. Я молода, у меня вся жизнь впереди, а он был стар, одинок и напуган. Бедный старый Николас. Бедный старик.

— Вы были с ним добры. Сделали все, что могли.

Эльза отодвинулась от него.

— О, Томас, если бы вы видели Вонни. Она была великолепна. Забираю обратно все, что говорила о ней. Она накормила его медом из ложечки и просила, чтобы я держала его за руку. Она была словно ангел.

Они вернулись в ее гостиницу.

— Завтра мы возьмем маленькую голубую лодку и отправимся в море, — сказал он.

Она повернулась, чтобы уйти, но вдруг крепко обняла его.


— Энди, время для звонка нормальное?

— Конечно, Томас, для меня нормально, но, боюсь, Билл и его мама не здесь, они отправились в поход.

— В поход?

— Вообще-то я хотел сказать «по магазинам», они называют это походом. Можешь позвонить минут через тридцать или сорок пять? Сам знаешь, во что оборачивается поход по магазинам, не хочу, чтобы ты понапрасну тратил деньги, разговаривая со мной.

— Рад поговорить с тобой, Энди, потому что хочу кое о чем спросить.

— Конечно, Томас, спрашивай что хочешь. — Голос у Энди был слегка усталый.

— Я подумал, если вернуться немного раньше, чем все ожидают, как ты полагаешь, это будет правильно?

— Вернуться? Извини, Томас, не совсем понимаю. Хочешь сказать, вернуться обратно сюда, в город?

— Да, именно это. — Томас похолодел. Парень собирался сказать, что идея плохая. Он знал это.

— Но ты же сдал свою квартиру на год, не так ли?

— Да, но подумал, что сниму другую, побольше, с садом для Билла, чтобы играть.

— Ты хочешь взять Билла обратно? — Энди поперхнулся.

— Нет, не забрать насовсем, конечно, просто найти место, куда бы он мог приходить в гости. — Томас старался не показать нетерпения.

— О, понимаю.

Господи, до чего же он туго соображал. Чтобы переварить идею, ему требовалась вечность и еще век, чтобы ответить.

— Так что ты думаешь, Энди? Считаешь, Биллу понравится… если я буду жить через дорогу от него? Или это будет его смущать? Тебе лучше знать. Скажи мне. Я действительно хочу сделать как лучше.

На расстоянии тысяч миль Томас мог почти слышать, как на красивом, пустом лице Энди расплывается улыбка.

— Томас, мальчику это очень понравится. Для него это будет словно подарок Санта-Клауса со всеми днями рождения в придачу!

В искренности его слов сомневаться было нельзя.

Томас едва смог выдавить из себя слова:

— Не скажу ему об этом сейчас, если ты согласен. Хотел бы уточнить дату и сообщить ему точно, когда буду говорить с ним. Ты понимаешь, Энди?

— Конечно, ничего ему не скажу, пока от тебя не услышу.

— Спасибо за понимание, — промямлил Томас.

— Понимание? Отцу хочется быть рядом с собственным сыном. Чего тут понимать?

Томас повесил трубку и долго сидел в темноте. Все верили, что Билл был его родная кровь и плоть. Все, кроме Ширли. Но он знал, что и она уже верила в это. В конце концов, он никогда не говорил ей про заключение врача. Было слишком поздно извещать ее об этом.

Вполне возможно, что и она не знала.


Вонни устроилась в сарае, который Томас называл курятником. Она видела, как он разговаривает по телефону. А еще раньше она заметила, как он держал Эльзу за руку. У них все еще впереди, у этих двоих.

Она вздохнула с завистью.

Было бы замечательно иметь много лет впереди. Время для принятия решений, путешествий, познания нового. Для того, чтобы влюбляться снова. Ей было интересно знать, что они собираются делать. Она думала о Фионе и Дэвиде, которые должны были поздним самолетом лететь из Афин в Лондон.

Будет ли их возвращение домой бурным, неловким или эмоциональным? Она надеялась, что они ей обо всем расскажут. Она требовала, чтобы они обо всем отчитались, когда приедут!

Она вспомнила долгий жаркий день и как закрыла глаза Николасу, вытерев остатки меда с его подбородка, перед тем как послать за доктором Леросом, чтобы он констатировал то, что она и так знала. Она думала о Йоргисе из полицейского участка. О Йоргисе, чью жену никогда не вспоминали.

Она пыталась представить, как выглядит Магда теперь и плакала ли она о том, что огромные черные глаза Ставроса глядят на другую женщину. Она думала про Андреаса, заявившего, что им следовало пожениться давным-давно. Конечно, он был не прав. Но если бы они поженились, она смогла бы вернуть Адониса. Сделать это было бы совсем легко. Мальчика только стоило попросить. В отличие от ее собственного сына, который ни за что бы не вернулся.

Мальчик, однажды приславший записку, в которой говорилось, что она украла его детство и что он никогда больше не хочет ее видеть. Во всех откровениях и рассказах про свою жизнь она ни разу не упомянула об этом, о чем больно было говорить и даже думать было невыносимо. И, как это происходило в течение тридцати лет каждую ночь, она помолилась за своего сына Ставроса. Просто на случай, если Бог есть, и ее молитва, может быть, принесет ему счастье.

Глава семнадцатая

Когда Томас зашел за Эльзой на следующее утро, она была полностью готова к пикнику. В корзинке у нее лежала скатерть, покрывало и еда.

— Я думал… — начал Томас.

— О чем вы думали, дорогой Томас?

— Не смейтесь надо мной, — взмолился он.

— Клянусь, я не смеюсь над вами.

— Я подумал, может быть, мы смогли бы прокатиться на лодке вдоль берега до Калатриады и остановиться там на ночь. Я именно об этом думал.

— Полагаю, вам больше не надо раздумывать, идея отличная. — Она пошла обратно в коттедж.

— Куда вы идете? — нетерпеливо спросил он.

— Чтобы взять зубную щетку, запасные трусики и чистую блузку. О’кей?

— Очень даже о’кей. — Он ожидал какого-то сопротивления.

Она вернулась через тридцать секунд.

— Позволит ли хозяин лодки забрать ее на такое длительное время? — спросила она.

— Я был там, чтобы узнать, и если вы скажете «да», этого будет достаточно. — Томас выглядел немного смущенным.

— Продолжайте, Томас, что он действительно сказал? — Она радостно рассмеялась над ним.

— Он постоянно говорил о вас как о… моей сизигос или еще что-то в этом роде…

— Что же это такое?

— Я посмотрел в словаре. Боюсь, это означает «партнер, супруг» или что-то подобное.

— Ну что же, отлично, сизигос, отправимся в большое плавание! — весело произнесла Эльза.

Они взяли маленькую лодку и отплыли из бухты. Старик продолжал говорить, что, если погода испортится, им лучше всего лишь выйти на берег и привязать лодку. Слишком много людей уже пострадало.

За пределами гавани море было спокойное, и они скользили вдоль берега, узнавая места, мимо которых проплывали. Там была больница, где лежала Вонни так долго, там был пляж, где Эльза была с детьми. Здесь, должно быть, стояла часовня, где остановился автобус, когда они возвращались утром на похороны. Как давно, казалось, все это было.

На полпути они нашли большой деревянный помост ярдах в ста от берега. Сюда, должно быть, заплывали купальщики. Томас привязал маленькую лодку, и место оказалось идеальным для их пикника. Эльза забралась на помост из лодки и расстелила покрывало.

Она намазала на хлеб тарамасалу и хумус, разложила инжир и арбуз на тарелке. Затем налила вина и протянула ему бокал.

— Вы знаете, какая вы ослепительно красивая, — восхитился он.