— Не хочешь ли взять Лео на руки? — поинтересовалась девушка. — Похоже, что не хочешь… — она искоса взглянула на Мишеля. — Это правда?

У него внутри все похолодело.

— Все говорят, что ты и Виола…

Она что-то говорила и говорила, но он совершенно не слышал ее слов. Его сердце оглушительно стучало, отдаваясь в ушах. Это был слышный лишь ему одному стук его разрушенной жизни.

— Нет.

Он не должен допустить, чтобы она в это поверила.

Элина закусила губу. Ее лицо отразило тревогу.

— Мишо, ты не должен мне лгать.

Он молча смотрел на нее.

— Ты ведь не станешь мне лгать?

— Эли, это ничего не значит. Это… — он сжал челюсти. — Ты не понимаешь… Ты не должна думать об этом. Это была глупость.

— Значит… это для тебя ничего не значит? — она уставилась на него потемневшими от гнева глазами.

— Нет. И больше никогда не повторится.

— Не повторится! Ничего на значит! — зазвенел ее голос. — А что будет с Лео? А сама Виола?.. Я не ожидала от тебя этого!

Испуганный ее криками малыш начал плакать, но его вопли только усилили негодование.

— Ты их оставишь на улице? Или… — ее глаза расширились. — Я не понимаю, почему ты так жесток! Ты привел девушку и ребенка в наш дом, справедливо ожидая, что мы радушно примем их. Но сам ты, оказывается, вовсе не торопишься их признавать!

Он стоял в оцепенении, не понимая смысл ее упреков.

— Мне нечего признавать, — тихо, но твердо заявил он.

— Нечего?!.. А он? Он для тебя — ничто? — в порыве эмоций она почти бросила ему в руки малыша.

Мишель был вынужден подхватить на руки ребенка, чтобы тот не упал. Маленький Лео изгибался и визжал, не переставая.

— Не отпирайся! Невозможно скрыть, что он твой ребенок! У него твои глаза! — бросила Элина с презрением.

— Все это глупые выдумки, лишенные основания.

Он старался говорить спокойно, но ярость сковывала его движения. Ярость на судьбу и на себя самого.

Элина выхватила у него ребенка. Ее глаза сверкали от слез. Не говоря ни слова, она выскочила из гостиной.


— Мишель, — голос князя остановил его на пороге, когда он рванулся вслед за девушкой.

Бертье медленно повернулся. Холод отчуждения, возникший между ним и его любовью, стал закрадываться в его душу. Ему не хотелось разговаривать ни с кем. Он желал одиночества.

— Что ты намерен предпринять? — ровным голосом поинтересовался князь.

— Не знаю, что вы имеете в виду.

— Не лги.

— Я отошлю ее, — резко бросил Бертье. — Я никогда на нее не взгляну. Я дам ей достаточно денег, чтобы она могла жить без проблем. Я перережу себя горло, если хотите. Этого достаточно?

Князь медленно присел в кресло и строго взглянул на Мишеля.

— Достаточно для чего?

Бертье молча принял его холодный взгляд.

— Разве я требую от тебя добродетели? Я сам грешил в молодости. Пока не встретил ту, кого люблю. Теперь мне не нужны другие женщины. Ты понимаешь меня?

— Нет.

— Я принял тебя в свой дом совсем маленьким ребенком и не раз хотел официально усыновить. Но ты каждый раз отказывался. Что ж, это твое право. Когда ты вырос, я сделал именно тебя своим помощником в делах и доверил управление компаниями. Я искренне считаю тебя своим старшим сыном. Но знай, что я никому не позволю причинить боль моей дочери. Или моей жене. Никому. Даже тебе.

— Я скорее убью себя.

Мишель повернулся и направился к двери.

— Я так и думал, — раздался за его спиной по-прежнему ровный голос князя.


Лакей передал ему записку. Княгиня ждала его в музыкальной гостиной.

Это был конец. Он из последних сил выдерживал спокойствие.

Белые и пунцовые розы отражались в блестящей поверхности рояля. В гостиной всегда было много цветов, но лишь сейчас Мишель заметил их яркие краски. София медленно перебирала клавиши и прервала музыку, когда он появился в дверях.

— Князь уже говорил со мной. Если мое присутствие нарушает ваш покой…

— Поверь, я очень сожалею, что все это получило огласку. Горничная зашла в комнату раньше меня, иначе я постаралась бы сохранить все в тайне.

Встав из-за рояля, она подошла к нему и обняла его за плечи. Как в далеком детстве. Свечи медленно таяли… Он наблюдал за ними, не в состоянии смотреть на Софию.

— Я умру.

— Мишо… — княгиня устало опустила руки.

— У меня в сердце ад… — он взглянул на ее волосы, на устало опущенные плечи… Он хотел, чтобы все скорее закончилось. — Я уеду завтра. И не увижу Элину до отъезда. Прошу лишь убедить ее, что этот ребенок — не мой. Я никогда раньше не встречал Виолы до вашего посещения ателье. И я никогда… до этой ночи…

Слова застряли в горле. Она не поднимала на него глаз. Но он хотел, очень хотел, чтобы она посмотрела на него. Она прочтет на его лице правду.

— Я буду ждать Элину. Я всегда буду любить только ее, — решившись, выпалил он. — Должен наступить день, когда все это забудется. Эли не слышит меня сейчас. Она верит тому, что ей наболтали слуги.

— Тебя должно сейчас беспокоить другое, — София взглянула на него. — Почему ты не хочешь подумать о девушке, жизнь которой сегодня разрушил?

У него напряглось тело.

— Я ничего не рушил. Эта мадемуазель будет обеспечена заботой. Не думаю, что для нее что-то рухнуло. Ничего страшного в ее жизни не произошло.

Одна бровь княгини изумленно приподнялась.

— Виола мне говорила совершенно иное.

— Ей вообще не стоило разговаривать с вами. Тем более об этом. И… что она вам заявила?

— Что она предала наше доверие. Что она уйдет из нашего дома. Что вы любите Элину.

— И ни о чем не просила?

— Ни о чем. Виола сказала, что ты не несешь за нее никакой ответственности. Быть может, она хотела просить у меня рекомендацию, чтобы найти себе новую работу, но так и не попросила об этом. Она надеется стать переписчицей бумаг.

— Я поговорю с ней, — резким движением он подошел к камину. Взял кочергу и пошевелил угли. — Ей нет необходимости искать работу.

— Что же ты решил сделать для нее?

— Я куплю для нее дом и предложу большую сумму денег. Она не будет ни в чем нуждаться.

Он мрачно смотрел на огонь, наблюдая за языками пламени, лижущими дрова.

— Я всегда хотела, чтобы ты забыл тот дом, откуда я тебя забрала. Но теперь не могу поверить в то, что ты забыл.

Дрожь пронзила его насквозь.

— Я все помню.

— Но тебе все равно, если она…

— Я помню! — закричал он, отшвырнув в сторону кочергу. — Если вы думаете, что я повергну ее в ту пропасть, из которой вырвался благодаря вам, то… — он с трудом перевел дыхание. — Я никогда не забывал, откуда я пришел в ваш дом.

Она с ужасом и жалостью смотрела на его дрожащие губы.

— Прости… я не должна была говорить об этом.

— Не плачьте, — произнес он сквозь зубы. — Не плачьте обо мне. Я уйду. Бог позаботится о моей душе.

Она, словно во сне, прошлась по гостиной. Присела за рояль… дрожащими руками тронула клавиши… Они издали неприятный разноголосый звук. Никогда раньше он так не говорил с ней. Никогда раньше не повышал голос… Что это? Ей показалось, что перед ней возник призрак маркиза де Ланье… Неужели в мальчике начинает проявляться его дурная кровь…

— Она ожидает, что я дам ей достаточно денег. Она получит еще и дом в придачу. Это более чем щедро. Она больше не станет себя продавать.

Прислушавшись к его словам, София оставила свои горестные размышления и приподняла голову.

— О чем ты?

— Это было ее ремеслом. Помните записку, которую ей принесли в ателье? Хозяйка, где она жила, говорила о том же. Но ей раньше мало платили, и жила она в ужасном доме.

— Мишо… — лицо княгини побледнело. — Ты ошибаешься.

— Нет.

— Бедный мой мальчик… Разве этой ночью ты не понял… не убедился, что она…

Что-то необычное в ее интонации заставило Мишеля заглянуть в широко открытые, полные смятения, глаза Софии.

— Ты стал ее первым мужчиной.

— Это она вам сказала?

— Мне не нужно было об этом говорить. Я видела ее смятение, ее слезы, ее ужас, ее стыд. И простыни.

Он не должен был допустить этого. Но это случилось. Он сам хотел этого.

Его руки легли на холодную поверхность рояля. Он так мечтал жениться на Элине…

— Мишо… Я была уверена, что знаю тебя. Никогда не думала, что разочаруешь меня.

Ваза с розами полетела в стену!.. Она разбилась со звуком выстрела. Осколки рухнули на пол вместе с лепестками. Кровавыми лепестками. Все справедливо.

Резко повернувшись, он быстро вышел из гостиной, оставив княгиню возле осколков своей мечты.

26

Княгиня Маре-Розару велела передать Виоле, чтобы та ждала ее в лиловом будуаре, который находился в дальнем конце восточного крыла.

Девушка медленно бродила по небольшой комнате среди увядших цветов, которые не торопились убрать слуги. Видимо, в эти апартаменты нечасто заглядывали хозяева.

В комнату медленно спускался сумрак. Наблюдая, как он растекается по углам, Виола неожиданно почувствовала себя призраком. А как же иначе? Она была временным жильцом этой усадьбы, и ее присутствие здесь скоро забудется.

Внезапное волнение сжало ей сердце. Мишель вошел в комнату. Его появление было, как всегда, совершенно бесшумным. Но она мгновенно почувствовала его присутствие и резко повернулась в сторону дверей.

В полутьме комнаты он показался ей ангелом смерти.

Она всегда терялась в его присутствии, но сейчас, после прошедшей ночи, и вовсе не знала, как вести себя. Обычная вежливость казалась неуместной после пылких объятий в ее спальне. Но неужели это действительно было… Неужели этот ослепительно красивый мужчина с золотыми волосами не так давно обнимал ее, целовал, спал с нею в одной постели…

— Мадемуазель Фламель, — его голос обжигал холодом. — Мы поженимся после Нового года, если вы не возражаете.

Услышав его бесстрастные слова, Виола медленно опустилась на диванчик с выцветшим гобеленом.

— Мсье Бертье… я не жду от вас столь поспешного предложения. Вам следует хорошо подумать…

— О чем? — горечь проскользнула в его голосе. — Все решилось прошлой ночью.

— Но княжна…

— Все уже решено.

— Мне очень жаль… — прошептала она.

— Я хочу услышать от вас лишь одно. Правду, — его лицо напряглось. — Я был первым?

Она не сразу поняла его. Потом мгновенно покраснела. Пальцы сжали край дивана. Неужели он думал, что раньше был другой? Кто-то иной, кроме него?

— Да.

В его холодных глазах вспыхнул огонь. Первый…

— Я не знал, — он отвернулся. В его голосе были слышны печаль и злость. — Я не… столь опытен в этом.

— Мсье Бертье, я никогда бы не допустила столь вольное со мной обращение.

— В самом деле? — он бросил на нее взгляд, полный сарказма.

Виола вдруг вспомнила его тело, прижатое к ней. Его руки, ласкающие ее… горячие объятия обнаженных тел…

— Я знаю, что виновата! — воскликнула она. — Я не должна была это допустить, но… позволила… Это все только моя вина.

— Остается желать, чтобы вы навсегда запомнили все свои слова и сомнения прошлой ночи.

— Я думала, что вам одиноко… Я не подозревала о том, что вы собирались…

Его взгляд сверлил ее насквозь.

— Уверяю вас, я не знала, что решусь на такое. Что это может произойти со мной. Никому никогда не позволила бы совершить со мной такое…

Загадочная улыбка тронула его губы.

— Мне нравится ваш румянец. Я ожидал найти вас плачущей и бледной.

— Любой на моем месте заплакал бы. Никогда такого не было в моей жизни. А теперь… все они считают… — она закусила губу. — Все смотрят на меня… Зачем вам жениться на мне, если вы сами… так же, как и все остальные… презираете меня за случившееся?.. Княгиня София предупредила, что у меня может быть ребенок… Надо подождать немного, чтобы это проверить. Я не хочу, чтобы вы женились на мне из-за этого, но… мне так страшно!

Девушка вскочила с дивана и, съежившись, отвернулась.

Он молчал. Когда же Виола открыла глаза, то он оказался прямо за ее спиной. До неприличия близко. Повернув ее к себе, Бертье приподнял подбородок девушки, заглядывая ей в глаза.

— Ты паникуешь. Это необычно для тебя.

— Меня воспитывали в строгости. А теперь… Но вам не нужно беспокоиться обо мне, мсье. Для вас будет благом, если я перестану дышать. Вы сразу же избавитесь от меня и от тех проблем, которые получили из-за меня.

— Ничего с вами не произойдет. Даже если вы упадете в обморок, то останетесь живой. А я в любом случае обязан на вас жениться.