Елена Богатырева - Ночная княгиня

— Узнаем. Сегодня же вечером и узнаем. Но для этого нам нужна ваша помощь.

— Я готов…

— Не торопитесь. Дело опасное. Причем — весьма.

— Я в полном вашем распоряжении.

Господин посмотрел на Сашу, бросил взгляд на Макошь и Ивася, выдохнул: «Ну что ж…» — и подробно расписал роль, которую хотел бы отвести им в ночной операции.

Сегодня в усадьбе соберутся почтенные люди. Не хотелось бы никого смущать пальбой, компрометировать (при этих словах господин посмотрел на Спиридона, и тот весь сжался на лавочке). А проникнуть в дом может всего-то один офицер — управление перекупило очередь в клуб. Остальным придется ждать наступления темноты, как бы птичка не упорхнула, больно опыт у нее по этой части большой. Макошь с Ивасем ближе к ночи попросятся на ночлег… Саша должен внимательно следить за офицером и, когда тот подаст знак, подойти к окну, возле которого будет прогуливаться Ивась («И я!» — упрямо вставила Макошь), и подать сигнал. Это будет означать, что офицер смог увести хозяина в его кабинет под предлогом заплатить за весь сезон и получить карточку постоянного клиента. Там его, голубчика, и возьмут тихо, никто даже не догадается.

— А Алиса?

— Алиса ваша, собственно, хозяйка. Герман Романович только принимает взносы и считает прибыль. Он в гостиной появляется редко. Вы, главное, не нервничайте, ведите себя естественно.

— Постараюсь.

— И вот еще что: если возникнет экстремальная ситуация, уж выбирайтесь сами. Но особенно там не геройствуйте.

Саша посмотрел на Макошь. Та стояла закусив губу, и на глаза ее навернулись слезы.

Устав, который к полудню Герман закончил и переписал набело, необходимо было отвезти Степану Антоновичу. Он переоделся, посмотрел в окно — не идет ли дождь. И увидел Алису. Он махнул ей рукой, она послала ему воздушный поцелуй. Никогда этого раньше не делала. Странный день, и Алиса тоже какая-то странная. Ну да ладно, утрясется. Он обогнул дом, вывел, серую в яблоках безымянную лошадь из конюшни. Успеть бы, пока Степан Антонович в город не уехал.

Дождь так и не собрался. Он скакал, оставляя за собой столбы пыли. Глухомань. Сюда в этот год за грибами никто наведываться не станет. Какие грибы, когда такая жара. Ягоды высохли на корню.

Впереди показался человек. Шел тяжело, но ровно, руки прижимал к бокам, ноги переставлял очень уж знакомо. Герман всегда безошибочно узнавал эту походку. Так ходят те, кому пришлось ходить в кандалах. Кандалы-то можно снять, а вот изменить походку после этого — вряд ли. Люди не обращают внимания на такие мелочи — походка, жесты, выражение лица. Им и невдомек, что такие мелочи выдают их с головой.

Однако кто же это? В лесу, кроме усадьбы Сент-Ивенсов, и нет ничего. Герман обогнал человека, обернулся на скаку и обомлел. Нет, не может быть. Не он. Просто день такой сегодня. Нервный и беспокойный день. Лошадь несла его дальше, а в душе всплывало — это он, Саша. Гелины черты лица, которым придавал мужества такой же, как у него самого, подбородок. А строение тела — тут не ошибешься. Может, только чуточку выше Германа и чуточку шире в плечах его сын.

Он поморщился. Нет у него сына. Так он когда-то решил. Бог ли ему помог или дьявол, но он вернулся. Вот почему сегодня на душе так скверно с утра. Некоторое время он скакал, ни о чем не думая, пока не сознался себе, что рад. Он был рад — и это главное. Он был рад, что сын, или не сын, но именно этот мальчик, так похожий на Гелю, не сгнил на каторге, а идет себе по лесу живой и здоровый. И еще он воспринял появление Саши как знак. Зажился здесь Феликс, пора уходить. Пригрелся, расслабился. «Старость, — снова мелькнуло в голове, — устал». Охоты на мальчика он устраивать не будет. Пусть живет, коли сумел выкарабкаться. А им с Алисой пора в путь. Сначала куда-нибудь в Швейцарию, отдохнуть, и обязательно — у воды. Завтра ночная княгиня вместе со своим опекуном бесследно исчезнет для всех — для слуг, для Степана Антоновича и, конечно, — для расстроенных игроков, которые загодя заплатили взносы за год вперед.

И все-таки, что Саша здесь делал? Высматривал Алису, что же еще. А может быть, она имеет с ним связь, сама сообщила, где находится? Герман сдержал внезапное желание поворотить коня. Радости — как не бывало. Нет.

Конь, почувствовав, что хозяин занят своими мыслями, попробовал повернуть куда-то в сторону. Герман огрел его плеткой так, что на боках выступили мелкие капельки крови. Нервный день, снова подумал он. Все не так. Стоит только посмотреть ей в глаза — и все станет ясно. Вернуться бы поскорее.

Герман натянул удила, останавливая лошадь у дома Степана Антоновича, спрыгнул на землю. Перед ним вдруг закачался легкий туман, такой, который обычно предупреждал появление Гели. На этот раз видение было неприятным и пугающим. Тело пронзила дрожь, а в голове застыла мысль о том, что бесовская последовательность событий сегодняшнего дня не случайна, что все это — судьба. Теперь ничего от него не зависит, все кончится страшно. Он стоял во дворе, отгоняя отвратительное видение, туман постепенно рассеивался. В окошке мелькнуло перепуганное лицо Степана Антоновича. «А с этим-то что? — подумал Герман, поморщившись. — Все сегодня странные!..»

Степан Антонович выпроваживал через черный ход двоих хлопцев, дрожащими руками запирал дверь. Крикнул хрипло в щелку:

— Как уедет — возвращайтесь!

И поспешил открывать.

— Что-то случилось? — спросил он с порога, стараясь говорить как можно спокойнее.

— Ба! Степан Антонович! Да на вас лица нет. Совсем вы зеленый какой-то. Неужто неурочным визитом вас так напугал?

— Господи, Господи, — стал креститься Степан Антонович, глядя на Германа своими трупными глазами. — Мало ли что случиться может. Вон ведь и на небе что творится целый день!

Он ткнул толстым пальцем в черную тучу, повисшую у них над головой.

— Пойдемте-ка в дом, не ровен час молния ударит. А я, вы знаете, до молний совсем не охотник.

Не успел он закончить, небо разорвалось ослепительно белым провалом и гром ударил, сотрясая воздух. Степан Антонович пригнулся и втянул голову в плечи. Потом посмотрел в небо и погрозил туче кулаком.

— Ненавижу! — сказал зло. — Пойдемте, Герман Романович…

Степан Антонович разработал подробный план убийства Германа. План был всем хорош, но вот решимости привести его в исполнение не хватало. Степан Антонович многократно собирал своих людей, обговаривал детали, но никак не решался дать команду действовать.

Но сегодня, взглянув Герману в глаза, он понял, что откладывать далее нельзя. Что-то случилось. Спокойный и степенный Герман Романович сегодня был не в своей тарелке. Смотрел диким взором, отвлекался во время разговора. Может быть, подозревает? Тогда, не ровен час, и прикончить может на этом самом месте.

Герман уехал быстро, словно торопился. Степан Антонович открыл заднюю дверь, впустил своих ребят.

— С Богом. Сегодня, — торжественно произнес он.

К половине седьмого Алису охватило чувство, похожее на ликование. В небе все варилась гроза, это варево стало абсолютно черным, вдали вспыхивали зарницы. Она села к зеркалу. Что такое? Или ей чудится, что ее глаза так блестят?

Издалека доносилось отдаленное рокотание грома, порывы ветра гнули вековые деревья до самой земли. Крыша гудела, весь дом издавал слабые, словно предсмертные стоны.

Алиса еще раз посмотрела на себя в зеркало и вспомнила ночь, когда она пробиралась по Таврическому парку к заброшенному дворцу. Молния, сверкнувшая в окне за ее спиной и отразившаяся в зеркале, ослепила ее, она прикрыла глаза… Вот она, отчаянная глупая девочка, крадется между деревьями, не зная, что с ней будет завтра, что с ней будет в следующую минуту. Ей страшно и холодно. Но что-то гонит ее навстречу судьбе. Это и называется роком. Герман рассказывал ей. Это нечто такое, что управляет человеком помимо его воли и желаний. Это то, что приводит его туда, куда он должен прийти. Это рок привел ее к Герману. Но этот же рок привел ее и к Саше…

Внизу послышался стук копыт. Съезжаются гости. Несмотря на грозу. К ней. Несмотря ни на что. Снова стук копыт. Еще и еще. Скоро она выйдет к ним. Ночная княгиня с блестящими влажными глазами. Истома наполнила сердце Алисы. Наконец-то снова начнется жизнь! Пусть ненадолго, но настоящая, желанная, пьянящая и головокружительная жизнь!

Предвкушение завтрашней встречи с Сашей делало сияние ее глаз особенно томным, особенно манящим. «Никто не узнает, — говорила она сама себе. — Никто…» Хотя… Как странно Герман посмотрел на нее сегодня, когда вернулся. Что-то искал или о чем-то хотел спросить? Она улыбнулась ему открыто и ясно, положила руки на грудь и подумала про себя: это было сегодня уже. И еще почувствовала, что любит его. И он это почувствовал, потому что взгляд утратил оттенок подозрительности, стал влажным. «Поверил! — снова улыбнулась Герману Алиса и потерлась щекой о его щеку. Как просто». Никаких обманов. Она любит его. Но это вовсе не значит, что завтра она не отправится на поиски чудесной поляны со спелой земляникой.

Герман обычно встречал гостей сам, но на этот раз почему-то не захотелось покидать кабинет. А когда вошел в комнату, где собралось общество, понял: ряженые. Так волк чувствует охотника за версту. Ему не нужно ума, ему достаточно почувствовать, как обрывается сердце и напружиниваются непроизвольно лапы. Снова прокатился над крышей оглушительный раскат грома. «Кто же из них? — пытался угадать Герман. — Кто же охотник?»

Троих гостей он хорошо знал. Он выдавил из себя улыбку, предложил сигару, проходя мимо. Все чего-то выжидали. Ну те трое, понятно, выхода Алисы. А остальные? Он пригляделся к одному. На благородного не похож. Лицо выдает простое происхождение и непростую судьбу. Кто же ты? Купец? Пусть будет так. А этот? Держится удивительно прямо. Из отставных, наверно, но если и вышел в отставку, так в малом чине. Держится так, словно вот-вот выкрикнут в спину команду и ругательство одновременно. Глазки бегают. Но на охотника похож еще меньше. А этот, третий, тот, что стоит спиной? Он-то кто? В груди кольнуло болью так, что Герман поморщился. Он хотел подойти к гостю у окна, разглядеть его, но что-то мешало. Навалилась смертельная волчья тоска и усталость. Он чертовски устал всю жизнь уходить от погони.

Кто мог разыскать его? Полиция? Жандармы? Поздно. Он настолько богат теперь, что купит все их управление с потрохами. Ему есть что им предложить, есть чем поделиться. Но этот, самый странный, к которому почему-то не подойти, он не похож на бравого служаку. Тайный агент, которых развелось как грязи? Шантажист? Тоже ерунда. Наобещать золотые горы, а потом передать хлопцам Степана Антоновича. Нет, тот, что у окна, стоит спокойно и уверенно. Он как будто… Счастлив, — понял наконец Герман. Этот человек сейчас на седьмом небе от счастья. То-то к нему не сунуться. То-то ноги отнимаются при малейшем к нему приближении, как в детстве, когда его волокли в церковь. Кто ты? Кто ты? Внутри ожесточенно рвалась на волю неведомая силища, пытаясь захватить рассудок. Он еще боролся, потому что не знал ей названия, потому что никогда не сталкивался с нею, потому что никак не мог понять, что силища эта — смертельный парализующий страх, который испытывает всякий зверь, понимая, что теперь ему не уйти…

— Герман Романович, — раздалось рядом щебетание одной из «светских дам», — Степан Антонович пожаловали. Говорят — срочно. Провела их в кабинет, там дожидаются. И еще там какие-то люди в открытой коляске. Просятся переждать дождь.

Германа это окончательно выбило из колеи.

— Что? Где? Что за люди?

— Извольте сами видеть, — «дама» подвела его к противоположному окну.

В открытой коляске сидели двое мужчин и девушка. Один мужчина, ростом метра под два, хмурился, глядел в небо и все время крестился. Другой, намного старше, с видом побитой собаки умоляюще смотрел на окна и часто-часто закивал Герману, как только тот подошел к окну. Девушка был от-вра-ти-тель-ная. Он бы ни за что не смог сказать почему, но, несмотря на красивое, карского мрамора лицо и тонкие руки, она вызывала у него отвращение.

— Пусти. На задний двор, в домик для прислуги…

Герман не договорил и спустился в кабинет.

Степан Антонович сидел к нему спиной. Герман, чувствуя, что сегодняшний вечер не клеится, обогнул его, нарочно задев при этом слегка (чего бы, собственно, не повернуться?), и опустился в кресло, ощущая себя разбитым. Он поднял голову и увидел глаза Степана Антоновича. Успел презрительно подумать: «Вот он, охотник!» Прямо в грудь ему смотрело дуло дуэльного пистолета.

Саша оторвался от окна, выходящего на задний двор, как только там показалась коляска с друзьями. Слава Богу, пустили. Не такие уж здесь строгие порядки. И зачем только Макошь увязалась с ними?! Здесь может быть опасно. Дорога ей, правда, понравилась. Говорила что-то такое про силу. Что, дескать, вернулась она к ней на воле. На природе, значит. На Ивася прикрикнула, сказала, что занята — дождь держит. Что, пока они под крышей не окажутся, гроза не начнется. Ивась чуть не заплакал. Стал в небо смотреть и ноздри раздувать… На крышу упали тяжелые капли. Все-таки Макошь победила в их споре, подумал Саша, оборачиваясь к собравшимся. Одно лицо показалось ему знакомым. Точно, где-то он его видел. Только тогда человек был с усами и с бородой.