Наталия Орбенина - Ночная колдунья

Первоначальный осмотр дал неутешительные прогнозы. Варя продолжала пребывать в бессознательном состоянии, даже дыхание угадывалось с трудом. Литвиненко просидел около пострадавшей почти сутки, прежде чем прибыли три доктора, известные всей столице. И, опять же, пока ничего утешительного обезумевшему отцу они сказать не могли. Лечить такую тяжелую травму в домашних условиях было невозможно, однако же о перевозке больной в клинику в Петербурге не шло и речи. Вероятность ухудшения состояния была слишком велика. Врачи пришли к выводу, что, по-видимому, пострадал позвоночник девушки. Поэтому в любых случаях прогноз был неблагоприятный.

В мучительной неизвестности прошли еще сутки. Прозоров за эти дни постарел на несколько лет, он просто выходил из себя от мысли, что ничем не может помочь своей драгоценной девочке. Войдя в очередной раз к ней в комнату, он вдруг натолкнулся там на Маргариту, которая, скорчившись, сидела в углу и что-то исступленно шептала. Ее вид ужаснул Платона Петровича, он счел ее обезумевшей. Служанка сказала, что Маргарита сидит тут уже третьи сутки и наотрез отказывается уходить. Иногда плачет или почти воет, а то даже головой поначалу билась об пол, насилу успокоили. Прозоров наклонился над фигурой Марго и прислушался, то были страстные мольбы к Богу.

– Покарай, Господи, эти преступные руки, покарай!

Платон Петрович покачал головой, сгреб девушку в охапку и понес в ее комнату. Как бы он ни был удручен случившимся, он не мог допустить, чтобы бедняжка помешалась от расстройства. Когда Прозоров возвращался из комнаты воспитанницы, он услыхал шум и бросился по лестнице наверх. К Варе вернулось сознание.

Варя смотрела в потолок, когда вошел ее отец. Бледное лицо не выражало ничего.

– Варенька, деточка, – чуть не плача, пролепетал Прозоров. – Ты узнаешь меня? Ты понимаешь, где ты? Ты помнишь, что с тобой произошло?

Бесцветные губы что-то прошептали. Варя попыталась пошевелиться, но ей это не удалось. Прозоров просто физически ощутил ужас, который пронзил все ее существо. Девушка еще раз сделала попытку поднять руку или повернуть голову, но безуспешно. Прозоров с нарастающим страхом следил за этими отчаянными попытками. Литвиненко поспешно подхватил друга под руку и вывел в соседнюю комнату.

– Что ж, Валентин, есть ли надежда? – Прозоров с трудом сдерживался от слез.

– Надежда есть всегда, Платон Петрович!

– Господи, только бы она осталась жива!

Литвиненко помолчал, а потом, собравшись с духом, произнес:

– Простите меня за кощунственные слова, но после некоторых травм жизнь человека превращается в сплошную пытку. Боюсь, данный случай такой. Травма позвоночника сделала вашу дочь неподвижным инвалидом на всю жизнь.

Прозоров ухватился за край стола, чтобы не упасть.

– Неужели ничего нельзя сделать? – прохрипел он.

– Вероятно, через какое-то время можно будет надеяться на возвращение подвижности некоторых частей тела, но полностью, увы! – Доктор сокрушенно покачал головой. – Пока сложно что-либо говорить, понадобится исследование и долгое лечение.

Валентин попытался дружески обнять несчастного отца, но тот зарыдал и, закрыв руками лицо, стремительно вышел. Таким его никто никогда не видел.

Потянулись мучительные дни. У постели Вари постоянно кто-нибудь был. Все пытались говорить с ней, но ободряющие слова вязли в зубах, ведь несчастная очень скоро поняла кошмар своего состояния. Маргарита также целые дни проводила с подругой. Вся дворня только и говорила о том, что бедная приживалка чуть умом не тронулась, горюя о дочери хозяина. Прозоров был потрясен до глубины души, эти страдания, как ему казалось, еще больше убедили его в величайших душевных качествах Маргариты.

Гривин появлялся и исчезал как тень. В первые дни управляющий даже не уходил в свой флигель, спал урывками в гостиной на диване. Позже, когда наступила некоторая печальная ясность, Гривин вернулся к своей работе, попутно взвалив на себя и все остальные дела, которые до этого решал сам хозяин, так как Платон Петрович оставался поглощенным несчастьем дочери. Прозоров еще больше стал ценить своего несостоявшегося зятя.

Наступила чудесная золотая осень. Усадьба, окруженная садом и парком, утопала в буйстве красочной листвы. Под окнами Вари пышными головами цвели хризантемы. Титанические усилия доктора Литвиненко привели к тому, что к больной вернулась подвижность верхней части тела. Теперь Варя могла сидеть, двигать руками и головой, правда, с трудом, но постепенно все лучше и лучше. А вот ноги ее оставались парализованными. Поэтому прекрасная наездница, живая, подвижная и грациозная девушка могла теперь передвигаться только в инвалидном кресле на колесах. Доктор прямо сказал ей об этом, заметив, однако, что прогресс медицины приводит иногда к чудесным исцелениям. На чудо тоже пытались уповать. Местный батюшка за щедрые пожертвования без устали молился за свою прекрасную прихожанку. Как-то раз Варя позвала Маргариту и, печально глядя в окно, где догорало лето, спросила:

– Помнится, в имении твоей матери был какой-то колдун, может, мне его колдовство поможет, ведь всякие случаи бывали?

Маргарита аж отшатнулась от неожиданности и страха. Но тотчас же взяла себя в руки и стала поправлять подушки.

– Я понимаю, ты сейчас готова верить в какие угодно чудеса, но этот человек тебе не поможет.

– Утопающий хватается за соломинку! – с раздражением воскликнула Варя.

– Он просто сумасшедший, душевнобольной человек, – кротко ответила Марго, но сердце ее бешено заколотилось. Если Варвара будет настаивать, отец достанет ей Кондратия из-под земли, и тогда всплывет их черная тайна.

На самом деле не проходило и дня, чтобы Маргарита не думала о происшедшем. Она была достаточно образованна и прагматична, чтобы слепо верить в колдовство. Поэтому рассудок не мог примириться с мыслью о магическом злодействе. Чувства же пребывали в полном смятении. Почему-то не возникало тайного чувства торжества над поверженным врагом, жалость и прежняя любовь к подруге постепенно вытесняли злобу. Однако внутренний голос подсказывал, что это не конец борьбы. Ведь Гривин по-прежнему не принадлежал ей. Более того, вся эта история как-то странно отдалила его, он почти не разговаривал со своей возлюбленной Марго, даже избегал ее. Маргарите иногда даже казалось, что он каким то чутьем догадывается о ее вине.

Наконец ей удалось поговорить с ним. Маргарита заглянула в библиотеку в поисках нечитанной книги для Варвары, там она и натолкнулась на управляющего. Какое-то время оба неловко молчали, затем Гривин произнес:

– Нас всех, Маргарита Павловна, поразила та самоотверженность, с которой вы выхаживаете Варвару Платоновну!

Маргариту неприятно поразили слова Дмитрия, он явно говорил о себе как о члене семьи Прозоровых.

– И вас это тоже поразило, Митя? – Она постаралась быть ироничной.

– Да, меня ваша искренняя боль о несчастной Варваре поразила глубочайшим образом. Я…

Но она недовольным жестом не дала ему продолжать в том же пафосном и лицемерном духе.

– Полно, Митя, чего нам кривляться друг перед другом. Нам надобно решить, как поступать дальше.

– Но ведь ничего не изменилось, Маргарита! – с досадой заметил Гривин. – Я по-прежнему жених, никто не отпускал меня на свободу.

– Разве теперь может идти речь о свадьбе? – осторожно спросила девушка.

Дмитрий некоторое время молчал, а потом произнес:

– Если бы я не был рядом и не видел все своими глазами, и если бы ты была там, ей-богу, я бы подумал, что это твоих рук дело! Я так чувствую, хотя и понимаю беспочвенность своих подозрений!

Гривин сказал и тотчас же раскаялся в этом, потому что лицо его собеседницы позеленело и исказилось от негодования.

– А что, ежели и так! Если я извела твою красавицу? Теперь ты уже не любишь меня, теперь я уже не нужна? Конечно, такое наследство сорвалось с крючка. А может, есть еще шанс? Что с того, что жена инвалид, даже еще и лучше, все капиталы к рукам прибрать будет легче!

Прокричав такое злое обвинение, Маргарита испугалась, что зашла слишком далеко. Управляющий, в свою очередь, был смущен, так явно она прочитала его мысли.

– Марго, – пробормотал он примирительно, – мы сейчас наговорим друг другу ужасных вещей. Конечно, ты ни в чем не виновата, прости, я сказал глупость.

– Мы виноваты оба в том, что промолчали и предали нашу любовь, неизвестно на что променяв. Мир вокруг стремительно заполняется ложью и лицемерием.

Маргарита посмотрела прямо в глаза своему возлюбленному. Что он мог ей ответить? Она была права, и от этого на душе стало совсем гадко. Но они так долго не касались друг друга, их губы сами потянулись навстречу и слились.

– Послушай, моя ненаглядная Марго! Ты сердишься, это понятно, но теперь появилась надежда. И Прозоров, и его дочь разумные люди, я думаю, идея брака для Вари с кем бы то ни было умерла, и в скором времени они дадут мне знать об этом. Тогда мы будем свободны в своих действиях.

Он еще хотел продолжать, но за дверью послышались шаги и голос горничной Варвары, которая повсюду искала Маргариту. Дмитрий быстро поцеловал девушку и выскользнул в противоположную дверь.

Маргарита осталась в великом волнении. С одной стороны, она испытала парализующий ужас от подозрений Дмитрия. Как бы он стал относиться к ней, если бы узнал правду? Но он ее ни за что не узнает! Зато теперь в душе снова затрепыхалась надежда! С этими мыслями она пошла выполнять свою роль сиделки.

Между тем доктор Литвиненко пришел к выводу о том, что больную уже можно перевозить в Петербург. Там в солидной клинике, которая ему принадлежала, доктор надеялся улучшить состояние пациентки. К тому же приближались холода, а зимой отец и дочь жили в столице.

Возвращение в Петербург было грустным. Все знакомые уже знали о несчастье и желали бы выразить свое сочувствие, но Варвара категорически не желала видеть лица, соболезнующие искренне или притворно. По-прежнему в доме постоянно бывала только Марго, доктор и жених.

Маргарита вернулась к Аграфене Тихоновне и почти каждый день наведывалась к Прозоровым в их большой дом на Казанской улице. Гривин оставался управляющим мастерскими в Цветочном. Хотя было известно, что, если бы состоялся его брак с Прозоровой, он бы занял место директора фабрики в Петербурге. Управляющий часто бывал по делам в столице, останавливался в квартире на Гороховой, которую снимал специально для этих приездов, так как терпеть не мог гостиниц, даже дорогих.

В каждый такой приезд он тайком спешил на Васильевский остров, где в стареньком домишке с нетерпением ждала его Маргарита. Сердобольная хозяйка дома, любя и жалея свою родственницу, хранила их тайну и делала вид, что ничего не замечает и не понимает.

Прошло несколько месяцев. Состояние Варвары оставалось прежним. Возникающие иногда проблески надежды на исцеление через некоторое время завершались очередным тяжелым разочарованием. Однако окружающие вокруг замечали, что недуг изменил Варвару, ее отношение к людям. Конечно, она еще больше капризничала и раздражалась, как все безнадежные больные. Но вместе с тем к ней пришла мудрость и понимание подлинных ценностей. Со слезами на глазах она слушала рассказы отца о том, как верная Марго чуть не сошла с ума, моля Бога об ее спасении. Теперь ее отношение к подруге перестало быть снисходительным и высокомерным, Марго представлялась ей олицетворением искренней дружбы и преданности. Так же, как и Гривин, которого она любила с каждым днем все больше и больше, понимая постепенно, что настоящих отношений между ними уже не будет никогда. Всякий раз, когда горничная раздевала хозяйку, на Варю накатывались волны дикой беспросветной тоски и отчаяния. Она видела, как стремительно увядают ее замечательные стройные ножки, лишенные возможности ходить и бегать. Как в бесформенную дряблую массу превращаются живот и бедра. Между тем лицо, шея, руки, грудь оставались по-прежнему привлекательны. Несмотря на болезнь, страсть овладевала ею всякий раз, когда она видела своего несостоявшегося мужа, высокого, крепкого, полного сил и здоровья. Она помнила его поцелуи на своих губах. От воспоминаний начинало распирать грудь, кружилась голова. Иногда, сидя в своем кресле на колесах, с закрытыми глазами, Варвара предавалась фантазиям, которые заставляли краснеть ее же саму. Ее молодая плоть не желала мириться с неподвижностью. Когда приходил Гривин, она смотрела на него с надеждой, что он прочтет ее нескромные мысли и поможет ей. И всякий раз скрытая досада и тоска овладевали ею после нежного, дружеского, но абсолютно бесстрастного поцелуя жениха, которому и в голову не приходило, о чем мечтает больная. Гривин оставался неизменно внимателен, трогательно заботлив, они подолгу разговаривали обо всем на свете, но при этом Дмитрий не видел или не хотел увидеть мучений девушки. Поэтому, хоть он и оставался ее женихом, ни разу не позволил ни себе, ни ей проявления чувственности в каком-либо виде. Только Марго, внимательно наблюдая за Варей каждый день, начинала догадываться об ее тайных терзаниях, и это внушало ей дополнительную надежду на скорую развязку драмы.