И она начала подумывать о том, чтобы скрыть свою беременность от Лорана.

Он отреагировал именно так, как она и ожидала: сперва с восторгом, затем с ужасом – когда узнал о том, что она собирается сделать.

– Но почему?! – возмутился он. – Мы с Мэри избавили тебя от всех забот. А у Китти будет братик или сестричка, она ведь столько раз нас об этом просила.

– Лоран, мы же договорились, – сказала она. – Больше никаких детей. Мне просто не справиться с двумя.

– Тебе даже с одной не пришлось справляться, – отрезал он. – И я отнесся с пониманием. Но ты не можешь лишить меня – лишить нас – этого ребенка, потому что беременность, видишь ли, не предусмотрена в твоем графике гастролей.

И она поняла по его лицу, что спорить бесполезно. Ведь он просил ее о такой малости.

Она никому не призналась в посещавших ее черных мыслях, когда с трудом преодолевала очередной этап беременности, а дата родов надвигалась с ужасающей неотвратимостью. Но Лоран оказался прав: как только Тьерри появился на свет, крепко сжав кулачки, словно в знак протеста против того, что был нежеланным ребенком, она инстинктивно полюбила его не менее страстно, чем в свое время Китти. И с облегчением вздохнула, вернувшись через три месяца на работу.


Изабелла обмотала шею шарфом и зашагала по тропинке в сторону леса, приминая сапогами высокую траву. Впервые за последние несколько недель она была совершенно свободна. Два часа назад она проводила детей в школу. Тьерри, увернувшись от ее поцелуя, побрел прочь, школьная форма неловко топорщилась у него на спине; Китти же со свойственной ей решительностью, не оглядываясь, пошла вперед.

Изабелле давно хотелось от всех отдохнуть – Господь свидетель, ей просто необходимо было побыть одной. И тем не менее она вдруг почувствовала, что ей не хватает детей. Без их шумной толкотни и топота дом казался еще более унылым и мрачным; уже через час она поняла: если срочно чего-нибудь не предпримет, то непременно впадет в меланхолию. Ей даже страшно было подумать о том, чтобы начать распаковывать коробки, не говоря уж о таком сизифовом труде, как уборка дома, а потому она решила отправиться на прогулку. Не зря же Мэри в свое время любила говорить, что хорошая прогулка еще никогда и никому не повредила.

Итак, Изабелла решила срезать путь через лес и пройтись до местного магазина, чтобы была хоть какая-то цель. Купить молока и чего-нибудь попроще на ужин. Она приготовит тушеное мясо, а может, жаркое и накормит после школы детей.

Как ни странно, но в лесу воспоминания о Лоране терзали ее не так сильно. Теперь, почти год спустя, она обнаружила, что способна думать об усопшем муже в контексте того, что в свое время любила, а не того, что, увы, потеряла. Когда-то ей говорили, что печаль никуда не денется, просто со временем с ней станет легче смириться.

Засунув руки в карманы, Изабелла вдыхала запах молодой зелени, рассматривала побеги луковичных растений под деревьями, пыталась определить места, где когда-то были клумбы. Возможно, я разобью сад в память о муже, думала она. Хотя это вряд ли. Копать, рыхлить, обрезать – все это не для ее нежных рук. Садоводство находилось в списке запрещенных для музыкантов вещей.

Она дошла до лесной опушки, оставив озеро слева, и попыталась найти брешь в стене. Отыскала проход и нырнула в него. За оградой природа оказалась еще более дикой, чем возле дома. Она инстинктивно обернулась посмотреть на дом: его темно-красные стены и беспорядочно расположенные окна ответили ей неприветливым, холодным взглядом. Нет, это еще не ее. Еще не родной дом.

Ты не должна так думать, мысленно одернула она себя. Он станет нашим домом, если мы сделаем его таковым. Теперь у них уже была горячая вода, правда за немыслимую цену, а в некоторых комнатах – тепло со слабым металлическим запахом. Водопроводчик сказал, что батареи нужно стравить, но Изабелла была обескуражена его покровительственным тоном, а потому не решилась уточнить, что он имеет в виду. Из-за огромной трещины в чугунной ванне мыться им приходилось в жестяной ванне, и Китти каждое утро горько сетовала на это.

Изабелла остановилась, чтобы рассмотреть поближе гигантский древесный гриб, оккупировавший полусгнивший пень, затем подняла глаза на хмурое небо, просвечивающее сквозь ветви деревьев. Воздух был перенасыщен влагой, и Изабелла прикрыла рот шарфом, а затем резко выдохнула, чтобы почувствовать ласкающую кожу теплую струю воздуха. Земля под ногами пахла мхом, мокрым деревом и лесной подстилкой, что резко контрастировало с въевшимся в стены Испанского дома запахом сырости, заставляющим ее ломать голову над тем, какие именно процессы гниения и распада происходят внутри.

Где-то хрустнула сухая ветка, и Изабелла замерла. В ее воображении типичной городской жительницы мгновенно возник образ маньяка-лесоруба с топором в руках. Затаив дыхание, она осторожно направилась в сторону источника звука.

Буквально в двадцати футах от себя она увидела огромного самца оленя. Тот пристально глядел на нее, вскинув увенчанную ветвистыми рогами голову, а затем пару раз моргнул, выпустив из ноздрей тонкие струйки пара.

Изабеллу настолько зачаровало это зрелище, что она даже не успела испугаться. Она смотрела на оленя во все глаза, не переставая удивляться, как в их плотно застроенной, перенаселенной маленькой стране еще могли сохраниться островки дикой природы, где водятся столь прекрасные животные. Она даже тихо ойкнула, и звук этот разрушил чары. Олень в два прыжка достиг поля.

Изабелла посмотрела ему вслед. И невольно вспомнила отрывок из Симфонии № 3 Диттерса фон Диттерсдорфа «Превращение Актеона в оленя». Животное замедлило бег и остановилось, настороженно поводя головой, а у Изабеллы тем временем в голове фанфарами звучали вступительные арпеджио, символизирующие юного охотника, вкрадчивое адажио для флейты, передающее журчание ручейка и шепот ветра.

Неожиданно тишину разорвал звук выстрела. Олень рванул с места, увязая копытами в раскисшей земле. Прозвучал еще один выстрел, и Изабелла, спрятавшаяся было за дерево, выскочила на поле и кинулась за оленем, судорожно пытаясь понять, откуда ведется стрельба.

– Прекратите! – крикнула она, шарф сполз у нее со рта. – Эй, вы, там! Прекратите стрелять! – У Изабеллы застучало в висках. Она кинулась бежать, но земля комьями липла к ногам. – Прекратите! – завизжала она в надежде, что невидимый охотник ее услышит.

Изабелла попыталась носком одного сапога стряхнуть грязь с подошвы другого. Олень, похоже, благополучно скрылся, но она ждала очередного выстрела, и сердце продолжало неистово колотиться.

И вот тогда она увидела мужчину, который, не обращая внимания на грязь, размашисто шагал в ее сторону через поле. Увидела ружье, которое мужчина держал в согнутой руке дулом вниз.

Изабелла развязала шарф, чтобы не мешал говорить.

– Что, скажите на милость, вы тут творите?! – От перенесенного шока она практически перешла на крик.

Мужчина, явно рассерженный ее вмешательством, замедлил шаг. Он выглядел ненамного старше Изабеллы, но был гораздо выше ее ростом. А еще коротко стриженные темные волосы и обветренное лицо человека, привыкшего проводить время на свежем воздухе.

– Стреляю. А что, по-вашему, я тут делаю? – Он явно не ожидал встречи с ней.

Изабелле наконец удалось высвободить ноги из жидкой грязи, но в крови у нее по-прежнему бурлил адреналин.

– Как вы смеете? Вы что, браконьер?

– Браконьер? Ха!

– Я вызову полицию.

– И что, интересно, вы им скажете? Что я пытался отогнать оленя от всходов зерновых?

– Скажу, что вы охотились на моей земле.

– Это не ваша земля. – В его речи слышалась легкая картавость.

– С чего вы взяли?

– Земля принадлежит Мэтту Маккарти. Отсюда до тех деревьев. И у меня есть разрешение делать здесь все, что угодно.

Изабелле показалось, что при этих словах он бросил многозначительный взгляд на ружье.

– Вы что, мне угрожаете? – спросила она.

Он поднял на нее удивленные глаза:

– Угрожаю вам?

– Я категорически против любого оружия рядом с моим домом.

– У меня и в мыслях не было направлять ружье на ваш дом.

– Мой сын ходит по этой тропинке. Вы могли его ранить.

Мужчина удивленно открыл рот, покачал головой, развернулся и, сгорбившись, пошел назад через поле. Изабелле с трудом удалось расслышать его прощальные слова:

– Тогда вам придется научить его не нарушать границ чужой собственности.

Пока она смотрела ему вслед, ей неожиданно вспомнилась последняя часть симфонии фон Диттерсдорфа. На самом деле олень и был тем самым юным охотником: он превратился в дикое животное, когда, бродя по лесу, увидел то, что не следует видеть, и в результате был растерзан собственными собаками.


Асад проверял куриные яйца, брал несколько штук из одной коробки, чтобы заполнить другую. Органические яйца с ближайшей фермы были отличного качества, хотя и покрыты… органическим веществом, которое не слишком нравилось дамам с особо тонкой душевной организацией. Он отобрал самые неприглядные и уже собрался было пойти отмыть их от пуха и прочего, когда в магазин вошла женщина.

Она на секунду остановилась в дверях, удивленно оглядываясь по сторонам, словно что-то искала. На ней было длинное синее бархатное пальто с измазанным грязью подолом. Фамильное сходство подсказало Асаду, кто она такая.

– Миссис Деланси? Прошу прощения, я только уберу вот это, – сказал он и, поймав ее удивленный взгляд, добавил: – Сюда редко заходят случайные посетители. Вы с вашей дочерью очень похожи.

– О, Китти. Ну конечно, конечно.

– Вы в порядке? – запнувшись, спросил он. – Вы выглядите немного… испуганной.

Она поднесла руку к лицу. Прекрасные бледные руки, отметил про себя Асад. Длинные белые пальцы. Она вся дрожала.

– Скажите… – начала она. – А много ли людей в округе имеют ружья?

– Ружья?

– Мне только что угрожали… Ну, не совсем угрожали… Словом, у меня произошла размолвка с вооруженным человеком на частной, как мне казалось, территории.

– Да уж, тут немудрено испугаться.

– Я испытала легкий стресс. Так как не привыкла наталкиваться на людей с ружьями. По правде говоря, прежде мне вообще не доводилось видеть ружье в такой опасной близости.

– А как он выглядел? – поинтересовался Асад и, получив исчерпывающее описание, сказал: – Похоже на Байрона. Бывшего лесничего мистера Поттисворта. Теперь он выполняет кое-какую работу для Мэтта. Но насколько я знаю, у него помповое ружье.

– Мэтт Маккарти. – Переварив полученную информацию, она, похоже, немного расслабилась.

– Я как раз собирался поставить чайник. Уверен, чашечка горячего сладкого чая прекрасно снимет напряжение. Но сперва позвольте представиться. Меня зовут Асад Сулейман.

Она наградила его печальной, нежной улыбкой, в которой читалась благодарность за приглашение. Что ж, внешность у нее, конечно, не типичная, подумал Асад, но она безусловно очень красивая женщина. И еще у нее потрясающие волосы. Чего нельзя не заметить, поскольку сейчас большинство женщин стригут и красят волосы.

– В таком случае чай наверняка меня успокоит. Но мне даже страшно подумать, что где-то поблизости бродит человек с ружьем. И вообще, все довольно запутанно, – сказала она. – Ведь я точно не знаю, где кончается моя земля и начинаются владения мистера Маккарти.

Дарджилинг. Она похожа на девушку Дарджилинг из аниме. Асад протянул ей чашку чая и задумчиво склонил голову набок:

– Почему вы не попросили вашего поверенного показать вам документы на право собственности?

– А разве он мне покажет?

– Полагаю, что да.

– Большое вам спасибо. К сожалению, я совершенно не разбираюсь в подобных вещах. У меня раньше не было опыта… землевладения.

Они сидели в расслабляющей тишине, потягивая чай. Асад украдкой посматривал в ее сторону, пытаясь запомнить некоторые подробности, которых непременно будет от него требовать Генри. Одета весьма экстравагантно – правда, если не брать в расчет пальто, все в приглушенных коричневато-зеленоватых тонах, которые так любят местные дамы. Бледные тонкие руки. Асад без труда мог представить, как эти руки перебирают струны какого-нибудь волшебного инструмента. Длинные спутанные волосы, стянутые небрежным узлом, – полная противоположность аккуратному каре ее дочери. Глаза, которые она постоянно отводит; их опущенные уголки свидетельствуют о затаенной печали.

– Вот уж не ожидала такого увидеть, – нарушила она молчание.

– Вы о чем?

– О вашем магазине. У вас есть все, что я люблю. Пармская ветчина! Сладкий картофель… Мне казалось, в сельских магазинах, где сплошные ящики с яблоками да резиновый сыр, хозяйничают толстые женщины средних лет. А не высокие… – Она смутилась и замолчала.

– Чернокожие мужчины, – закончил он за нее. – На самом деле я сомалиец.

– А как вы здесь очутились? – Она покраснела, вероятно решив, что совершила бестактность. – Простите. За последнее время я совершенно отвыкла от светских бесед.