– Мама не разбирает почту, – объяснила Китти. – А мы ждем, пока гора не начнет приобретать угрожающие жизни размеры.

– Китти, я непременно разберу почту. Я просто… еще не успела. – Изабелла смущенно улыбнулась мистеру Картрайту, с ужасом взиравшему на груду нераспечатанных конвертов, которая могла в любой момент обрушиться.

– Возможно, поэтому мы вам и не отвечали, – добавила Китти.

– Возможно, было бы весьма… разумно разобрать письма, – осторожно предложил мистер Картрайт. – Ведь там могут быть счета.

– О, с этим как раз все в порядке, – ответила Китти. – Я открываю все красное, заполняю чеки, а мама их подписывает.

Изабелла заметила тень неодобрения на лице посетителя. Она замечала ее на лицах других мамаш, когда говорила, что готовкой занимается няня или что не знает имен школьных друзей своих детей. Неодобрение читалось и на лицах гостей, которые приходили уже после смерти Лорана и видели царящий в доме хаос. А однажды даже Мэри бросила на Изабеллу осуждающий взгляд, поскольку Изабелла вместо того, чтобы собирать детей в школу, лежала в кровати и рыдала навзрыд. Но эта стадия, когда она едва не рехнулась, когда повсюду видела лицо мужа и проклинала Бога за то, что отнял его у нее, уже миновала. И все же дорога из страны печали оказалась не настолько простой.

Мистер Картрайт взял ручку и закрыл портфель.

– То, что я собираюсь вам сообщить, явно не отнесешь к разряду хороших новостей.

Изабелла с трудом сдержала смех. Мой муж умер, думала она. Мой сын в шоке и отказывается говорить. Моя дочь за девять месяцев повзрослела на двадцать лет и не хочет признавать, будто у нас что-то не так. Мне пришлось бросить любимое дело, которому я клялась посвятить всю свою жизнь, и вы считаете, будто можете сообщить мне плохие новости?

– Теперь, по истечении определенного времени, когда формальности… э-э… улажены, я всесторонне изучил финансовое состояние Лорана, и, похоже, оно не настолько… прочное, как могло показаться.

– Прочное?

– Боюсь, он, вопреки вашим ожиданиям, не смог вас достаточно хорошо обеспечить.

Ну, это еще не конец света, хотела сказать Изабелла. Деньги никогда не имели для нее особого значения.

– Но у нас есть дом. И его страховка. А это не так уж мало.

Мистер Картрайт внимательно изучал листок бумаги, который держал в руке.

– Вот баланс. Слева его активы, а справа список того, что мистер Деланси успел задолжать перед тем, как… отошел в мир иной.

– Он умер, – поправила его Изабелла. – Ненавижу это выражение, – пробормотала она, поймав укоризненный взгляд Китти. – Он… умер. Мой муж умер.

И не стоит пытаться завуалировать страшную правду. Не стоит бояться жестоких слов. Изабелла проглотила комок в горле.

Мистер Картрайт сидел молча. Покраснев, Изабелла взяла у него листок бумаги с балансом.

– Простите, – смущенно произнесла она. – Я не слишком сильна в цифрах. Не могли бы вы их объяснить?

– Выражаясь простым языком, миссис Деланси, ваш муж набрал займов под залог этого дома, чтобы обеспечить вам соответствующий уровень жизни. Рассчитывая на рост стоимости вашей недвижимости. Что вполне вероятно. И тогда ваша ситуация была бы не настолько плоха. Но вся беда в том, что, увеличив размер кредита под залог недвижимости, он не увеличил стоимости страхования жизни, чтобы покрыть эту сумму. На самом деле он воспользовался этими деньгами для финансирования своего проекта.

– Новая работа, – расплывчато объяснила Изабелла. – Он говорил, что новая работа даст большие дивиденды. Я так и не поняла… Я никогда не понимала, чем он на самом деле занимался. – Она виновато улыбнулась. – Что-то относительно развивающихся рынков, да? – (Картрайт посмотрел на нее так, будто все было ясно без слов.) – Я не… Вы можете объяснить, чем это нам грозит?

– Кредит за дом до конца не закрыт. Выплаты по страховке вашего мужа покроют меньше половины долга, причем останутся обязательства по выплатам основной суммы кредита, а вот их, по моим соображениям, вам будет не потянуть. До настоящего времени денег на ваших совместном и сберегательном счетах хватало на покрытие долга, но, боюсь, там уже не так много осталось. Конечно, вы получите часть пенсии мужа и, возможно, какую-то прибыль, но если вы хотите сохранить дом, вам придется найти другой источник дохода для погашения кредита.

Ей казалось, будто это каркает ворона, неприятный, надоедливый шум. В какой-то момент Изабелла перестала различать слова и слышала лишь бухгалтерские термины. Страховка. Платежи. Финансовые решения. Именно то, к чему она была решительно не способна. Она подумала, что у нее сейчас начнется мигрень.

Изабелла сделала глубокий вдох:

– Мистер Картрайт, и что в таком случае я могу предпринять?

– Предпринять?

– Его инвестиции? Его накопления? Наверняка можно что-нибудь продать и выплатить кредит. – Она даже не была до конца уверена, приходилось ли ей употреблять такие слова раньше.

Я ведь никогда не разбиралась в финансах, мысленно упрекнула она Лорана. По идее, это входило в твои обязанности.

– Должен сообщить вам, миссис Деланси, что за несколько месяцев до своей смерти мистер Деланси достаточно много тратил. Он практически опустошил несколько счетов. Поэтому страховые суммы уйдут на покрытие долгов на кредитных картах и уплату – ах! – оставшихся алиментов бывшей жене. Насколько вам известно, вы, как его супруга, не должны платить налога на наследство, но, полагаю, в ближайшее время вам придется сократить расходы до минимума.

– А на что он тратил? – поинтересовалась Китти.

– Боюсь, вам придется проверить распечатку платежей по кредитным картам. Большинство корешков чеков не заполнено.

Изабелла попыталась вспомнить, чем они занимались последние месяцы. Но все события слились в памяти в одно расплывчатое пятно, причем произошло это буквально через несколько недель после его смерти. Годы жизни с Лораном неожиданно стали каким-то аморфным, неустойчивым банком воспоминаний. У нас была чудесная жизнь, тоскливо подумала она. Каникулы на юге Франции, ужины в ресторанах несколько раз в неделю. Она никогда не спрашивала, откуда у него деньги.

– Значит, никаких платных школ, никак нянь?

Изабелла совсем забыла о присутствии Китти. И только теперь заметила, что дочь старательно все записывает.

Мистер Картрайт с облегчением повернулся к Китти, словно они говорили на одном языке:

– Да, это было бы весьма желательно.

– Одним словом, вы хотите сказать, что мы потеряем дом.

– Насколько я понимаю, у вас… миссис Деланси, больше нет… стабильного дохода. И если вы переедете в более дешевый район и урежете расходы на домашнее хозяйство, вам, возможно, будет гораздо проще решить финансовые проблемы.

– Оставить наш дом?! – ошеломленно спросила Изабелла. – Но это дом Лорана. Мы вырастили тут наших детей. И он здесь со мной, в каждой комнате. Нет, мы не можем отсюда уехать.

На лице Китти была написана твердая решимость – привычка, приобретенная ею еще в раннем детстве, когда, поранившись, она стискивала зубы, чтобы сдержать слезы.

– Китти, детка, ступай наверх. Не волнуйся. Я все улажу.

После секундного колебания Китти, неестественно выпрямившись, вышла из комнаты. Мистер Картрайт смущенно проводил ее глазами, словно чувствовал свою вину за то, что причинил ей боль.

Изабелла подождала, пока дочь не закроет за собой дверь.

– Но ведь должен же быть хоть какой-то выход! – с горячностью произнесла она. – Вы все знаете о деньгах. И наверняка можно что-нибудь сделать, чтобы дети остались там, где жил их отец. Они любили его. И видели его, возможно, даже чаще, чем меня, поскольку я постоянно уезжала на гастроли. Мистер Картрайт, я не могу с ними так поступить. – (Мистер Картрайт, слегка порозовев, принялся шелестеть бумагами.) – А вы уверены, что у него не осталось активов во Франции?

– Боюсь, там у него остались только долги. Практически за год до смерти он перестал выплачивать алименты бывшей жене. Я абсолютно уверен, что мы имеем полную картину положения дел.

Изабелла вспомнила жалобы Лорана на тяжкое бремя алиментов. У них же не было детей, возмущался он. Он решительно не понимал, почему та женщина не могла самостоятельно найти средства к существованию.

– Послушайте, миссис Деланси, я действительно не вижу никакого способа структуризации ваших долгов. Даже если вы рассчитаете няню и заберете детей из частной школы, у вас не хватит средств на выплату кредита.

– Я что-нибудь продам, – сказала Изабелла. – Возможно, после него остались дорогие произведения искусства. В книжном шкафу, кажется, было несколько первых экземпляров. – Окинув взглядом неупорядоченную подборку потрепанных книг в мягкой обложке, она поняла тщетность своих надежд. – Я не могу подвергнуть детей такому испытанию. Они уже достаточно настрадались.

– А как насчет того, чтобы вам снова начать работать?

Вам этого не понять, подумала Изабелла.

– По-моему, детям необходимо, чтобы… хотя бы один родитель… – она прочистила горло, – был рядом. И моих заработков как музыканта оркестра вряд ли хватит на покрытие домашних расходов.

Мистер Картрайт, бормоча себе под нос, снова принялся перебирать бумаги.

– Есть одна возможность, – наконец произнес он.

– Я не сомневалась, вы что-нибудь придумаете, – с готовностью отозвалась Изабелла.

Он пробежал пальцем по списку:

– К сожалению, речь идет не о финансовых активах, из которых вы могли бы извлечь выгоду. Однако, по моему разумению, самое ценное, чем вы располагаете, не считая этого дома… ваша скрипка.

– Что?

Он полез за калькулятором и принялся проворно умножать и делить цифры.

– Насколько я понимаю, у вас Гварнери? Вы застраховали ее на шестизначную сумму. Если вы продадите ее по сопоставимой цене, вам не удастся покрыть расходы на обучение детей, но, по крайней мере, вы сможете сохранить дом. – Он протянул ей калькулятор. – Я подсчитал с учетом комиссионных, но вы наверняка сумеете закрыть кредит, и у вас еще кое-что останется. Очень разумное решение.

– Продать мою скрипку?

– Это куча денег. Причем именно тогда, когда вы в них остро нуждаетесь.


После того как мистер Картрайт ушел, Изабелла поднялась наверх и рухнула на кровать. Она смотрела в потолок, вспоминая ночи, когда чувствовала на себе тяжесть тела Лорана, а еще вечера, когда они читали и болтали ни о чем, не осознавая счастья тихих семейных радостей, или когда брали к себе в кровать своих новорожденных детей и восторженно смотрели то на них, то друг на друга.

Она провела рукой по шелковому покрывалу. Однако это чувственное удовольствие показалось ей абсолютно бессмысленным. Ведь покрывало, богато расшитое красным, казалось слишком сексуальным, оно словно насмехалось над ее одиночеством. Она обхватила себя руками, пытаясь прогнать подкрадывающийся приступ отчаяния, чувство невозвратной утраты, которое накатывало на нее всякий раз, когда она ложилась на широкое супружеское ложе.

Через стенку она слышала приглушенный звук телевизора и представляла своего сына, ушедшего с головой в очередную компьютерную игру. В свое время она надеялась, что один из детей, возможно, проявит интерес к музыке, но они, как и их отец, не имели для этого ни таланта, ни особой склонности. Наверное, все правильно, подумала она. Наверное, в нашей семье только один человек мог идти за своей мечтой. Лоран меня испортил. Позволил мне стать единственной, кому выпало такое счастье.

Она услышала, как вернувшаяся домой Мэри разговаривает с Китти. Затем, понимая, что больше не имеет права прохлаждаться, встала с постели, поправила покрывало и медленно спустилась вниз. Китти она застала в гостиной, дочь сидела по-турецки на полу перед кофейным столиком. Гора корреспонденции была разделена на несколько кучек официальных, в коричневых конвертах, или подписанных вручную писем и рассортирована в зависимости от адресата.

– Мэри ушла в супермаркет. – Дочь отложила в сторону очередной конверт. – Мне кажется, нам следует, по крайней мере, открыть хоть какие-нибудь из этих.

– Я справлюсь. Дорогая, тебе вовсе не обязательно мне помогать. – Наклонившись, Изабелла погладила дочь по голове.

– Вдвоем дело пойдет быстрее.

В голосе девочки не было обиды, она просто проявляла свойственную ей практичность, и Изабеллу охватило чувство вины, смешанной с благодарностью. Лоран звал Китти vieille femme[2]. И теперь Изабелла поняла, что ее пятнадцатилетняя дочь в столь нежном возрасте взяла на себя эту роль.

– Тогда я приготовлю нам чай, – сказала Изабелла.

Мэри жила с ними с рождения Китти. Иногда Изабелле казалось, что няня знает детей лучше, чем родная мать. Именно спокойная деловитость Мэри помогла им держаться на плаву последние несколько месяцев, ее основательность стала путеводной нитью в сюрреалистической действительности. Изабелле было даже страшно представить, как бы она справилась, не будь рядом Мэри. Одна мысль о готовке, глажке, смене постельного белья и так далее – словом, обо всем том, что входило в каждодневные обязанности Мэри, переполняла душу Изабеллы отчаянием.