Вдобавок ко всему этому, Гарриет ни на минуту не забывала о соглашении, заключенном ею с лучшим другом Питера. Тот уехал в отпуск со своими сыновьями, так что, несомненно, при возвращении потребует свою долю за два месяца. Она, конечно, со всем справится. О Господи!


Среда, 1 сентября.

Позвонила Эллен. Признаться, я был удивлен. Впрочем, мне было приятно. Она сказала, что видела мою статью в «Стэйтсмене». И заявила, что хочет «привести мои мозги в порядок». Я ответил, что, пожалуй, смогу встретиться с нею завтра, когда у меня выдастся «окно» между делами (давно уже хотел посмотреть, что это Старфайер запрятал в подвале).

Эллен предложила встретиться в Бэттерси, в пабе «Сталкерз-Хайд», расположенном напротив Артс-центра — в этих местах она обычно не появлялась. Добраться туда из юго-восточной части Лондона весьма и весьма непросто. Эллен сообщила мне, что у нее там деловая встреча, а потом она свободна. В общем, поныв немного, я согласился. Мне, как это ни странно, очень хотелось снова ее увидеть.

Похоже, у нее был выходной, во всяком случае, она явилась в джинсах, свитере и крохотном жилетике. Впрочем, эта одежда очень шла ей. Я, как в добрые старые времена, позволил себе истратить целых десять фунтов. Господи, как же хорошо себя чувствуешь, когда в кармане у тебя есть еще что-то, кроме самого кармана!

Мы немного поболтали о том, какое стоит замечательное лето. А потом она принялась рассуждать о моих источниках информации, с помощью которых я написал свою статью. Я никак не мог понять, к чему она клонит, поэтому предпочел особо не распространяться о них. Эллен не унималась; ей хотелось знать, сколько женщин мне рассказывали о своем ремесле, встречался ли я с сутенерами и тому подобные вещи. Я не мог сказать ей ничего определенного, ведь моими собеседницами были лишь Памела да моя собственная жена. Так мы и не договорились ни до чего определенного. Потом у меня возникла безумная мысль о том, что Эллен, возможно, тоже захотела вступить в игру. Создавалось впечатление, что она чего-то не договаривает, только я никак не мог понять, чего именно.

Но потом дело стало понемногу проясняться. Мы рискнули попробовать картофельной запеканки с мясом. И вдруг мне показалось, что Эллен вот-вот вырвет. Я испугался за нее и поспешил влить в ее хорошенький ротик немного спиртного, чтобы она пришла в себя.

Тут-то все и выяснилось. Она, оказывается, перестала встречаться с Майклом Стэйнтоном. Он вернулся к своей надоевшей семье. (Между прочим, добавила она, он был импотентом. Как же я был рад слышать это! Больше того, и это куда хуже, у нее испортились отношения с Эндрю Гербертом. (Полагаю, это ненадолго.) Обычный случай. Как бы там ни было, она ушла от него и сейчас живет в квартирке, принадлежащей ее сестре, которая как раз сейчас укатила в Штаты. И квартирка эта — ха-ха-ха! Подумать только, какое совпадение — расположена как раз за углом. Вот теперь все прояснилось окончательно. Конечно же, мы должны немедленно заглянуть в это ее временное жилье. На чашечку кофе, разумеется.

Но потом вдруг она опять переменила тему и принялась настойчиво расспрашивать меня о Г. А может, говорить о ней начал и я сам. Она приперла меня к стенке, желая узнать, что это Гарриет, разодетая в пух и прах, делала десять дней назад в фойе Нового лондонского театра? (Да что ты? Черт бы побрал этот огромный холл, в котором вечно все встречаются.) Там в тот вечер шла опера «Кэтс». Эллен проследила за Гарриет и видела, что та явилась в театр в компании Рона Истербрука, вице-президента УПГА. «Она прекрасно выглядела, черт бы ее побрал! А ты счастливчик, Питер. Странно, что ты позволяешь себе гулять на сторону от такой женщины». Я не обратил на ее слова внимания. Разумеется, Гарриет не сказала мне, что была вынуждена слушать «шедевр» Ллойда-Вебера. На какие только жертвы она не вынуждена идти! Мы не стали больше говорить об этом, иначе я бы непременно спросил, что сама Эллен делала в компании всякого сброда и япошек, явившихся в театр. Я лишь сказал, что Рон Истербрук — дядя Гарриет. Это сработало.

Квартирка сестры Эллен была совсем крохотной, с окном в нише и стенами, заставленными книжными шкафами со множеством безделушек — ни дать ни взять приемная какой-нибудь газеты. Я догадался, что настоящая встреча была заранее включена в повестку дня. Во всяком случае, на столе стояли наготове кофейные чашки. А сама Эллен была на редкость мила и приветлива. Даже не помню, чтобы она так вела себя со мной. В ее глазах стояла нега, а через трикотаж тибетского свитера проступали очертания упругих грудей.

Я пришел к выводу, что она задумала доказать себе, что все еще желанна. Вот она и решила, что человека лучше, который убедит ее в этом, не найти.

Странно, но, несмотря на очевидность происходящего, приняв из ее рук кружку с кофе, я не проглотил наживки! Я не мог. И именно из-за нашего с Гарриет грязного секрета! Хотя что тут такого? Моя жена три-четыре раза в неделю раздвигает ноги перед незнакомцами, а я всего лишь повидался со своей бывшей коллегой!

Но все не так просто. Не понимаю даже, почему. Мы поставили кофейные чашки, положили ложечки, а затем поцеловались. Однако, как это ни странно, мне не хотелось большего. Может, у меня наступила менопауза, какая бывает у женщин? Эллен поерзала, плечи ее поникли. А я всего лишь прижимал ее к себе, гладил по голове и повторял: «Дорогая Эллен. Милая моя, дорогая Эллен». Она была такой теплой и казалась гораздо крупнее, чем раньше. Наверное, это из-за того, что в последнее время я обнимал лишь Гарриет, которая стала до того тоненькой, что даже само слово «стройная» в применении к ней было неподходящим. Теперь мою жену можно несколько раз обхватить руками, и даже еще место останется.

Итак, я обнимал Эллен и бормотал что-то вроде:

— Дорогая, ты просто сейчас расстроена, не стоит нам пока этим заниматься.

А она ответила:

— Нет, стоит. Я хочу этого. Я так скучала по тебе, Питер.

Это было просто убийственно. Ну как воспротивишься такому. Но я сумел. Да, черт побери, я сдержался! Эллен наконец-то поняла, что, пожалуй, ничего от меня не добьется. Она выбралась из моих объятий, налила нам еще кофе, и мы стали болтать, как старые, добрые друзья.

Почему?

До сих пор не понимаю. Наверное, все-таки все дело в Г. Ведь всю свою сознательную жизнь — а я, собственно, вытащил Гарриет из детского сада — старушка Гарриет жила со мною. Боже мой, да я привык, чтобы она была рядом, она была моей правой рукой. Я полностью доверял ей. И вдруг она стала жить этой ужасной жизнью. Занялась этими ужасными вещами. И что хуже всего, на ее лице все чаще появляется эта загадочная улыбка, улыбка Моны Лизы. Гарриет за последние два месяца так изменилась, что я просто не узнаю ее. А я стал все время о ней думать. Но она то и дело ускользает от меня. И все время что-то скрывает. Это означает, что я могу и потерять ее. Впервые в жизни я вдруг решил, что не хочу рисковать. Забавно, а?

Итак, вместо того чтобы заняться любовью, мы с Эллен попивали кофе, приготовленный из отличных кеннийских зерен. И вдруг она завела весьма странный разговор.

— Питер, а что тебе известно о мисс Саут? — лукаво спросила она. (Я говорю «лукаво», а не «ледяным тоном», потому что на ледяной тон она перешла чуть позже. И не просто ледяной, а еще и колючий.)

— Саут? — переспросил я. — Не знаю, о ком ты говоришь. Никогда не слышал этого имени. А кто это такая?

Выяснилось, что эта мисс Саут заявилась в «Кроникл» и разыскивала там заместителя главного редактора по фамилии Хэллоуэй. Ее отправили к сотруднику безопасности, который заверил мисс Саут, что этот Хэллоуэй уж сто лет как не работает в редакции. И, черт возьми, эта дама заявила, что Хэллоуэй должен ей деньги. Боже мой! И она оставила визитку с запиской. У Эллен. Эллен, разумеется, передала ее мне. Это была моя собственная старая визитная карточка, а на обратной стороне крупными буквами зеленой ручкой было написано: «Ты должен мне, долбаный Хэллоуэй! Заплати, или я такое тебе устрою, что пожалеешь!» И подпись: «Памела», а под ней — номер телефона.

— Не представляю, — неуверенно проговорил я. Бред какой-то… — Я пожал плечами. Интересно, Эллен звонила по указанному номеру? Я сунул визитку в карман. — Кто знает?.. — пробормотал я.

— Так кто она такая, Питер? — поинтересовалась Эллен.

Черт, звонила она все-таки или нет? Одному Господу известно.

— Я не представляю, кто это такая. — Позвоню Памеле и извинюсь перед ней, а заодно спрошу, звонила ли ей Эллен.

Признаться, я чувствовал себя неловко: интересно, что же ей все-таки известно? Как только представилась возможность, я тут же ушел. Надо сказать, я был порядком удивлен и получил урок.

Сев в поезд, я обдумывал сложившуюся ситуацию всю дорогу до Блэкхита. В результате я пришел к выводу, что никто ничего не может знать, разве не так? Да, я брал интервью у Памелы, но честно написал обо всем в «Стэйтсмене». Разве нельзя взять интервью у шлюхи, но не думать о том, чтобы твоя жена пошла по ее пути? Полагаю, мне не стоило беспокоиться.

Поезд притормозил у садов Нью-Кросса, а я все никак не мог прийти к заключению, отчего я так повел себя со ставшей удивительно податливой миссис Герберт? Наверное, все-таки, дело в наших новых отношениях с Г. Больше мне ничего в голову не приходит. Наш грязный секрет крепко держит меня. Сегодня Гарриет удовлетворит мое извращенное любопытство и расскажет мне в мельчайших подробностях, как она трахалась с очередным клиентом. Кажется, больше меня ничего не интересует. Похоже, я спятил. Да, пожалуй, я сошел с ума. И наверняка приобрел себе нового врага в лице Эллен.

Вернулся домой. А там, представьте себе, по лестнице спускается ТЛС. Забыл дорогу в сортир. Он был в Блэкхите по делам, касающимся винной торговли. И подарил нам две бутылочки вина. Я был очень рад его видеть. Г. подала нам в кухню чай. В черных колготках она выглядит сногсшибательно. У мальчишек появился новый мультфильм о черепашках ниндзя. Был один неприятный момент, когда «моторола» Гарриет вдруг начала трезвонить. Тоби был весьма заинтересован этим. Гарри схватила трубку и выскочила с нею в сад, чтобы поговорить оттуда. Можно подумать, что Гарри постоянно докучают звонками, но она почему-то предпочитает говорить в уединении, так, чтобы ее не слышали. Я решил отвлечь внимание Тоби и пригласил его сразиться в крокет. Играли на десять фунтов. Г. с Тоби против меня с Джонти. Оскорбленный тем, что его не приняли в игру, Тимоти устроил дикий рев. Вечер был чудесным, но, боюсь, соревнования не получилось. Джонти еще никудышный игрок, так что отдуваться пришлось мне. Казалось, игра длится целую вечность. Может, конечно, Джонти и плавает, как девятилетний Дункан Гудхью, но в крокет играет неважно. Меня это немного раздражало, а Тоби, похоже, удивился. Как бы там ни было, я заплатил каждому из них по пятерке.

— Хорошо, с тебя хоть что-то можно получить, старина Пит, — заявил ТЛС.

Потом мы с Тоби потолковали о ежегодном восхождении — вот уже семнадцать лет после осеннего триместра, перед Рождеством, мы выбираемся в горы. Так что, когда все бывают заняты подготовкой к празднику, мы на целый уик-энд оказываемся свободными. Слава Богу, и в этом году, несмотря на многочисленные неприятности, я опять смогу поехать в конце декабря в Уэлльс.

Казалось, Тоби вообще никогда не уйдет. Правда, он отвез нас с Джонти в бассейн — у него была тренировка — и привез обратно на своем стареньком «ягуаре» с откидным верхом. Страшновато было — он довольно редко выводит эту машину из гаража. Г. была какой-то странной весь вечер. Она вышла из бассейна и сидела в машине все время, пока тренировка не кончилась.

Не стал говорить ей о Памеле. Оставлю все при себе, но пошлю Памеле чек на большую сумму — надеюсь, хоть тогда она заткнется.


Для Гарриет предыдущий день был ужасным. Только они сели за завтрак, как зазвонил телефон.

— Гарриет, дорогая, — услышала она. Это был Гоби, и он, как обычно, едва не кричал.

Гарриет крепче прижала трубку к уху, чтобы в столовой не услышали его голоса.

— Привет, мама, — дрожащим голосом пробормотала Гарриет.

— Он там? Отлично. Послушай, Гарриет, а ведь ты моя должница. Что скажешь на это?

— Как папа?

— Замечательно, дорогая, мы можем договориться о свидании? Я был бы не прочь заняться этим на глазах у Питеркинса.

— Мамочка, что-то тебя так плохо слышно. Я могу попозже перезвонить тебе?

— Хорошо, трусиха, позвони мне позднее. На работу. Только, дорогуша, не забудь сделать это до ленча. У Пита есть мой телефон. Придется тебе тайком заглянуть в его секретную записную книжку. — И он повесил трубку.

А Гарриет продолжала делать вид, что все еще говорит с матерью о каком-то соседе ее родителей в Эдинбурге, который якобы поправлялся от некой болезни. Потом она попрощалась с матерью, пообещав перезвонить, «когда папа вернется домой». Она была уверена, что покраснела до корней волос. Впрочем, троица ее мужчин ничего не заметила. Хорошо хоть ей не пришлось говорить голосом Наташи Ивановой. Вот тогда бы все оторопели. А такое вполне могло быть: ведь Тоби, по сути, был ее клиентом.