– Давид, сперва поешь. Отдохни. Ты почти совсем замерз!

Давид поднял чашку, чтобы паром от напитка отогреть лицо. Давиду Ришу было восемнадцать лет, накануне войны он стал студентом. Он был красивым и страстным молодым человеком с темными живыми глазами, его голову обвивали густые черные локоны. Давид был известен своей страстной ненавистью к нацистам.

– Я должен говорить. Я должен рассказать вам о том, что я видел!

Авраам сел рядом с Давидом у открытого костра и настороженно подался вперед.

– Давид, мы не ожидали, что тебя так долго не будет. Ты заставил нас всех здорово поволноваться.

– Извини меня, мой друг, но мне надо было кое-что выведать.

Мойше приподнял кустистые брови.

– Выведать? Что именно? Ты ходил смотреть, как близко немцы подошли к реке? Что еще ты мог выведать?

Давид поднял темные горящие глаза и тихо сказал:

– Мне надо было узнать, куда идут эти таинственные поезда.

– Ах, Давид… – печально сказал Авраам. Двадцатилетний Авраам, лучший друг Давида, был приятным, стройным человеком с лицом мечтателя. Он профессионально играл на скрипке.

– И ты выяснил, куда идут эти таинственные поезда? – поинтересовался Мойше.

– Да, я выяснил. Я даже узнал, что они везут.

Эстер Бромберг, изящная женщина, доставала ложкой тушеное мясо из булькавшего котла, висевшего над огнем. Она передала миску молодому человеку и поинтересовалась:

– Куда ты ездил, Давид?

Он не спускал глаз с Мойше.

– В Освенцим.

– Освенцим! – хором отозвалось сразу несколько голосов. – Но почему именно туда?

– Мойше, эти поезда идут туда. Вот где они оставляют свой груз.

– Давид, что они везут? – тихо спросил Авраам.

– Людей, Авраам. В этих поездах везут людей. Всех возрастов и наций. Большинство среди них – евреи. Дети, Авраам, беременные женщины, старики.

– Понятно, – сказал Мойше Бромберг, приглаживая толстыми пальцами седеющие волосы. – В Освенциме находится трудовой лагерь. Он также служит перевалочным лагерем. Евреям предоставляют новые дома.

Давид быстро оглядел присутствующих.

– Мойше, это лагерь смерти! Там либо казнят, либо морят людей голодом! А в Биркенау людей только уничтожают. Там есть газовые камеры и крематорий…

– Не может быть! – прошептала Эстер Бромберг.

– Давид, – заговорил Мойше тем же сдержанным голосом. – Почему ты так уверен?

Молодой человек взглянул на свои руки и нахмурился.

– Я подошел близко и все видел. Железная дорога идет посреди лагеря. В одном конце, именуемом Аушвицем, расположено несколько заводов и ряд зданий, напоминающих бараки, – голос Давида стал спокойнее. – Трудно было точно определить, что происходит там внутри, но я увидел, что на снегу лежали заключенные в полосатой одежде. По-видимому, они были мертвы.

– Как близко ты подошел? – спросил Мойше.

– Метров на триста. Достаточно близко, чтобы все хорошо рассмотреть в этот полевой бинокль. Ближе подойти я не осмелился. Вдоль забора ходили патрули с собаками.

Воцарилась напряженная тишина, через несколько мгновений ее прервал тихий голос у края, где свет описывал круг:

– Давид, ты не видел моего мужа?

Он поднял глаза и увидел, что эти слова произнесла пожилая женщина, присевшая у скалы и обхватившая себя руками. Давид не мог вспомнить, почему именно она примкнула к их группе; все объяснения звучали так похоже – чтобы спрятаться от нацистов.

– Нет, пани Дуда, – тихо ответил он. – Я не видел вашего мужа. – Давид снова повернулся к бывшему мяснику. – Я никого не узнал, Мойше. Но не думаю, что на таком расстоянии и в этой полосатой одежде я мог бы кого-нибудь узнать. Мойше, нам надо что-то делать!

– Давид, мне трудно поверить в это. Лагерь смерти! Это кажется невероятным. Думаю, что ты ошибаешься…

– Все, что он говорит, правда.

Трое, сидевшие у огня, повернулись к говорившему. Это был высокий, похожий на медведя, мужчина, и казалось, что он заполняет собой всю пещеру.

Мойше тут же встал на ноги.

– Ах, Давид, мне так хотелось увидеть тебя, что я совсем забыл о наших гостях. Иди сюда и познакомься с ними.

Давид сердито и недоверчиво уставился на гостя.

– Пусть подойдут и познакомятся со мной. Раз это наши гости, пусть покажут, что они хорошо воспитаны.

Мойше сказал на идиш:

– Эти goyim[11] наши друзья, мой пылкий сионист. Они такие же жертвы, как и мы.

– Он прав, – сказал незнакомец, подходя к огню. – Мы должны доказать, что умеем себя вести должным образом. – Он протянул крепкую мозолистую руку. – Брунек Матушек, капитан польской армии.

Давид смотрел на него с подозрением, не выпуская из рук чашку и миску. Незнакомец улыбнулся.

– К сожалению, сказанное об Освенциме правда. – Он сел напротив молодого человека, между ними ярко горел костер. – Это лагерь смерти.

Подошли еще два незнакомца и встали позади того, которого звали Брунеком. Один из них был молодым человеком и представился Антеком Возняком, солдатом польской армии, которого Давид удостоил лишь мимолетного взгляда. Но третий незнакомец заставил его выпрямиться и обратить на себя пристальное внимание. Это была молодая женщина лет двадцати пяти, облаченная в мужскую рабочую одежду, ее белая кожа отражала огонь костра. Когда Мойше представил ее как Леокадию Чеховску, Давид задумчиво кивнул, наслаждаясь красотой неухоженных черных как смоль волос и удивительно зеленых глаз. Она смело посмотрела на него, почти с вызовом, затем села на табурет рядом с Брунеком.

– Давид, они пришли к нам совсем недавно, – объяснил Мойше. – Друзья в Люблине просили наших гостей связаться с Долатой в Зофии, тот направил их сюда.

– Чего они хотят? – с горечью спросил он. – Скрываться вместе с нами?

– Сражаться, – ответила Леокадия.

Давид снова внимательно посмотрел на нее, затем сказал:

– Позвольте мне внести ясность. Я сражаюсь с нацистами не потому, что люблю Польшу. Я сражаюсь с ними потому, что они лишают свободы и убивают мой народ. Мой народ принадлежит Сиону, и Бог призвал сынов Израиля собраться вместе. Вот почему мы сражаемся.

– Давид, – терпеливо начал Мойше, – мы слишком маленькая группа, и нам не хватает оружия на всех желающих помочь. Эти люди пришли сражаться вместе с нами. Поприветствуй их, Давид!

Молодой человек кивнул и пробормотал:

– Ради Мойше приветствую вас, – но затаившаяся в его глазах враждебность не исчезла.

Мясник обратился к трем прибывшим:

– Давида не было, когда увели его родителей. Однажды он вернулся домой и обнаружил, что их ферма сгорела дотла. Соседи сообщили, что его мать и отца затолкали в поезд для перевозки скота. Это случилось полтора года назад. Он так и не узнал, куда их увезли. Брунек, Давид не враг вам или вашим друзьям. Сейчас он мало к кому испытывает симпатию.

– Мы понимаем, – ответил капитан, глядя в костер. – Мы с Антеком остались одни после того, как разметали нашу группу. Это случилось два года назад. Мы тоже потеряли свои семьи. Мы не знаем, что случилось с нашими товарищами. Нам говорили, что многие из них бежали через Румынию. С тех пор мы с Антеком все время опережаем нацистов на один шаг.

– Бегством.

Польский капитан печально улыбнулся Давиду.

– Можно сказать и так. Но мы также сражаемся. В Польше действует мощное, организованное движение сопротивления, и мы сражаемся в его рядах, где можем. Наверно, вы думаете, что мы трусы, но наша цель заключается в том, чтобы сохранить себе жизни и сражаться за нашу страну.

Давид теперь дольше и пристальнее всматривался в лицо сидевшего напротив человека, увидел его орлиный нос, высокий лоб, прямые зачесанные назад волосы. Он сказал:

– Вы правы, Брунек Матушек. Я считаю, что тот, кто воюет с нацистами, является союзником евреев. По крайней мере, в настоящее время.

Капитан снова улыбнулся.

– Если мы сможем чем-то оказаться полезными здесь, то мы не будем сидеть сложа руки. И мы останемся столько, сколько сможем. Но нацисты все время ищут нас. Любого, кто служил в польской армии, призывают в вермахт и принуждают воевать против русских. – Брунек обернулся и посмотрел на молодую женщину, сидевшую рядом с ним. – Мужу Леокадии не так повезло, как нам. Немцы схватили его и облачили в свою форму.

Давид не мог оторвать глаза от этой поразительно красивой женщины.

Брунек обратился к Мойше:

– Кто вам доставляет продовольствие?

– Нас снабжают люди из Зофии. Вы знаете Долату, прежнего мэра. Он и еще несколько человек собирают для нас все, что могут. Но вы понимаете, что это опасно. Нацисты все время патрулируют этот район.

– Вы все евреи? Мойше кивнул.

– Среди нас восемь евреев. Мы скрылись в этой пещере, когда нацисты полтора года назад начали вывозить евреев из Зофии. Некоторым удалось бежать. С тех пор к нам присоединились остальные, у всех были свои причины прятаться от нацистов.

Брунек внимательно оглядел пещеру. При свете костра двадцать три лица казались бледными и растерянными. Среди них были и очень молодые, и очень старые люди, мужчины и женщины. Некоторые из них робко улыбнулись ему.

– Вы видите, что бойцов у нас не так много, – сказал Мойше. – У нас также нет достаточного количества оружия, чтобы успешно бороться с нацистами. Мы делаем все, что в наших силах, то там, то здесь проводим небольшие акты саботажа, чтобы им не так спокойно жилось, но… – Он развел руками.

– Мы хотим сражаться, – в разговор вступил Авраам Фогель. У него было худое, тонкое лицо и большие теплые глаза. В его голосе прозвучал гнев. – Но мы сможем сражаться только при условии, что станем большой армией.

– Армия, – сказал Мойше, – армия без оружия называется толпой. А толпа, выступающая против оружия, называется пушечным мясом. Так что чем больше станет наша группа, тем больше будет пушечного мяса.

Авраам открыл рот и хотел было возразить, но Брунек опередил его.

– Ваш лидер прав. Сколько бы человек вы ни набрали, эта группа все равно останется беспомощной толпой. Нужно оружие. Зофия сможет вам в этом помочь?

Мойше покачал головой.

– Зофия преимущественно сельскохозяйственный городок.

– Но ведь там есть кое-что, – раздался серьезный голос Давида.

Все лица повернулись к нему.

– Склад боеприпасов.

Брови Брунека взметнулись вверх. Он взглянул на Мойше.

– Это правда?

– Мы не сможем подойти к нему, – возразил старший. – Он усиленно охраняется. Мы сделали бы глупость…

– Оружие! – воскликнул Давид. – Склад, забитый немецкой артиллерией! – торопливо говорил он. – Это главный район сосредоточения нацистских войск перед отправкой на восток. Они прибывают туда и снаряжаются со склада за Зофией. Брунек, это огромный склад. Там есть цистерны с бензином, бункера для хранения, грузовики, танки – все! Если бы нам удалось взорвать склад, то нацистам нашлось бы о чем подумать.

– Нет, Давид, – твердо ответил Мойше. – Это слишком опасно. Наша цель остаться живыми, а не совершить самоубийство.

Молодой человек встал и оказался выше остальных. Пока он говорил, у него сверкали глаза.

– Послушайте, мои друзья, последний год мы только тем и занимаемся, что спасаем свои шкуры. Мы немного побеспокоили нацистов, а то и вовсе не трогали их, мы убрали лишь несколько часовых и повредили один-два грузовика. Попомните мои слова, если нацисты выиграют войну, то на этом континенте не останется ни одного еврея. Уверяю вас, если мы не начнем сражаться, то все точно погибнем. Мы сможем протянуть на несколько недель дольше, прячась таким образом, но в конце концов погибнем. Разве это тоже не самоубийство?

Он сердито смотрел на повернувшиеся к нему лица молчавших людей.

– Все, что мы сделаем для того, чтобы притормозить нацистов, поможет их противникам. А мы способны сами себе помочь. О боже! – воскликнул он, потрясая кулаком. – Вы не видели того, что я увидел в Освенциме! Как маленьких детей загоняют в газовую камеру! Даже до того места, где я стоял, долетали жалобные крики…

– Давид!

Он взглянул на Мойше и более спокойным голосом добавил:

– Зачем облегчать нацистам жизнь? Разве мы находимся здесь не для того, чтобы сражаться?

– Я согласен с Давидом, – сказал Брунек. – Однако считаю, что сделаем глупость, если попытаемся голыми руками взорвать важный для нацистов склад боеприпасов. Если мы хотим чего-то добиться в борьбе с нацистами, первым делом надо достать оружие. Чем мы располагаем?

Эстер Бромберг вернулась к огню после того, как раздала несколько мисок тушеного мяса, и сказала:

– У нас есть винтовки – их немного, пять пулеметов и почти двести патронов, не считая ваших двух винтовок и мин.

Брунек задумался.

– Негусто. Нам нужно больше оружия. И прежде всего понадобится взрывчатка. Мойше, здесь имеется производство, где можно найти динамит?