Элизабет Бойл - Ночной соблазн

Даже изумленного мяуканья не вырвалось у нее.

Впервые в жизни Гермиону целовал мужчина, и она именно так представляла этот поцелуй. Она в саду, наедине с настоящим поклонником.

Но все это были лишь невинные мечты, не подготовившие ее к действительности. Оказалось, она не представляла, каково это: оказаться в его объятиях, отвечать на ласку властных, требовательных губ… да… требующих полного подчинения ЕГО воле.

Теперь неясно, то ли злиться, то ли наслаждаться поцелуем, вознесшим ее на седьмое небо.

И хотя первые бурные моменты его штурма застали ее врасплох, она почти немедленно почувствовала перемены в его тактике. Вместо того чтобы настаивать на капитуляции, он провел языком по ее губам, безмолвно прося, чтобы она приоткрыла их, обольщая обещанием невиданных страстей. Страстей, которые пробуждали его руки, бесстыдно шарившие по ее телу.

Очевидно, он не знал, что такое скромность, потому что ласкал ее бедра, живот, сжимал грудь.

Гермиона тихо охнула, потому что ее тело медленно наливалась наслаждением. Она чувствовала себя распутной и безрассудной. Ее репутация, несомненно, погибла! Хорошо, что он не видит, как краска ползет от пальцев ног до самого кончика носа.

Он компрометирует ее прямо здесь, в саду Терлоу. Что, если кто-то выйдет, увидит их… и она… Она… она…

И ничего! Ее все равно не увидят!

Следовательно, никто не проведет завтрашний день в рассказах о том, как Гермиону Марлоу погубил не кто иной, как сам лорд Рокхерст!

Ноги Гермионы подкосились, но, к счастью, граф снова прижал ее к себе.

Она невидимка. И может совершенно свободно… делать все, что пожелает. Потому что это блаженство… эта страсть принадлежат ей. Никогда больше она не испытает подобной свободы!

Поэтому, когда поцелуй стал еще крепче, Гермиона нерешительно приоткрыла губы, позволила его языку играть со своим и застенчиво попробовала ласкать его в ответ. Как ни неопытны были эти ласки, все же, очевидно, подействовали на Рокхерста, потому что он застонал и сильнее стиснул руки.

В этот момент Гермиона словно ожила. Потеряла часть своей невинности. Забыла все предостережения, которые матери вбивают в дочерей с той минуты, как они произносят свои первые слова.

Когда он поднял голову, она могла только жадно хватать губами воздух. Но граф снова принялся терзать ее, целуя шею, ямочку между ключицами и грудь сквозь ткань платья.

– Соблазнительница, – хрипло прошептал он, – кто ты?

– Не знаю, – ответила она вполне честно. Потому что потеряла разум и память.

Он снова завладел ее губами. На этот раз поцелуй длился еще дольше и был таким же властным, как в первый раз.

Тогда Гермиона не противилась, потому что была бессильна против него, но на этот раз ее рука легла на лацкан фрака. Другая робко погладила чуть шершавую щеку. Еще секунда – и пальцы запутались в его рыжеватой гриве.

Граф снова застонал. Нет, зарычал, как неприрученный хищник, и у Гермионы перехватило дыхание. Однако тут граф снова отстранился.

Гермиона пошатнулась, с удивлением обнаружив, что почти повисла на нем.

– Теперь мы увидим, кто ты такая, – объявил он. Кровь бурлила в жилах Гермионы, тело содрогалось от страсти, голова кружилась. Она чувствовала себя слишком храброй, слишком уверенной в себе. И только поэтому не побоялась дерзко спросить:

– И как вы предлагаете это сделать?

– Вот так, – прошептал он, подхватывая ее и взваливая себе на плечо, как мешок картошки.

– Немедленно отпустите! – запротестовала она, колотя по его спине кулаками. – Если воображаете, будто понесете меня в таком виде через весь бальный зал, а я не стану сопротивляться, значит, вы просто спятили.

– О нет, моя маленькая Тень, – рассмеялся он. – Я предусмотрителен.

С этими словами он устремился в глубину сада, пинком распахнул калитку и потащил брыкающуюся Гермиону по переулку.

– Я никому не скажу, – обещала девушка, висевшая у него на плече, пока Рокхерст, почти не напрягаясь, нес ее по лестнице в свою спальню. Втащил внутрь и бесцеремонно швырнул на кровать.

– О чем ты? – буркнул он, потому что всю дорогу старался не слушать ее нытье. Жаль только, что не мог так же легко погасить огонь желания, все сильнее разгоравшийся в нем.

– Я никому не скажу, – повторила Гермиона. – То есть не скажу, кто вы на самом деле, если отпустите меня.

– Валяй! – пожал он плечами. Матрац прогнулся под весом ее тела.

– Хотите сказать, что я могу идти?

– Нет.

Он встал, вернулся к двери и повернул ключ в замке.

– Можешь рассказывать что угодно и кому угодно. Хотя он вознамерился похитить ее и удерживать, пока она не станет видимой, что, по словам Крикса, должно произойти на рассвете, все же не подумал, как пройдут долгие часы, остающиеся до восхода солнца… вернее, не думал, пока эта нахальная юбка не поразила его в самое сердце своим поцелуем в саду.

Может, она не так уж и невинна?

Он украдкой взглянул на кровать и представил роскошную, совершенную фигуру красотки, распростершейся на постели. Исполненной бешенства и страсти.

Кровь зашумела в ушах… и прилила к другим местам. Рокхерст оглянулся на дверь. Наверное, не стоило приносить ее сюда. То есть в спальню.

Нужно было закрыть ее в винном погребе и подождать до первых лучей солнца.

Нет, он хорошо знал, что делает. И станет придерживаться первоначального плана. Ничего страшного, если он немного поухаживает за ней, чтобы выведать ее желание, или подождет, пока она станет видимой и попробует завладеть кольцом.

Однако он делал все возможное, чтобы забыть тот момент, когда она целовала его в саду, полуоткрыв губы, прижимаясь к нему всем телом. Потребовалась вся его сила воли, чтобы не бросить ее на островок травы. Не взять ее бурно и нетерпеливо.

О, вот было бы зрелище! Если кому-то вздумается выйти в сад, любопытные увидят, как он со спущенными панталонами и голым задом корячится на траве неизвестно зачем.

Нет, куда лучше привести ее в спальню.

Рокхерст нетерпеливо провел рукой по волосам: разум продолжал воевать с неукрощенной страстью.

Но как узнать, то ли самое кольцо у нее на руке?

«Потому что у нее на руке кольцо, а сама она невидима», – спорил он с собой.

Можно подумать, кольцо на руке дамы такая уж невероятная вещь! Многие девушки носят простенькие кольца, подарки от крестных матерей, фамильные реликвии, которые передаются от матери к дочери, или подарок поклонника. Так или иначе, все равно ничего не узнать, пока она остается невидимой.

Конечно, он не учитывал двух возможностей.

Что, если это обручальное кольцо? Или, что еще хуже, венчальное?

Граф одернул себя и снова взглянул на постель. Он не привык иметь дела с замужними женщинами.

«О, Рокхерст, в какой переплет ты снова попал по собственной вине?»

Граф поморщился. Кажется, он нуждается в подкреплениях. Или в бренди.

Бренди звучит неплохо…

Он подошел к угловому шкафчику и вытащил стоявшие там бутылку и бокал, которые держал на непредвиденный случай. Оглянулся на кровать и мысленно увидел голую, извивавшуюся под ним женщину.

Да, это именно тот непредвиденный случай.

Он налил себе солидную порцию.

Все это время она молчала, а когда заговорила, он испуганно вздрогнул.

– Вам все равно, если все узнают, что вы Паратус?

– Это не важно, – отмахнулся он, прежде чем глотнуть бренди. – Говори, кому хочешь, никто тебе не поверит. И все посчитают безумной.

Он протянул ей бокал.

– Не хочешь немного?

– Нет, спасибо, – чопорно отказалась Гермиона. – Мама считает, что спиртное плохо воздействует на леди. Она сразу становится вульгарной.

– Мудрая она женщина, твоя мама, – согласился он. – Я ее знаю?

Она ловко проигнорировала очередную попытку что-то выведать.

– Я никому не скажу, но не потому, что из-за этого покажусь окружающим тронутой, а потому, что терпеть не могу болтать попусту.

Граф, насмешливо фыркнув, снова приложился к бренди.

Матрац снова прогнулся.

– Уверяю вас, я не сплетница.

Он еще в жизни не видел дебютантку, которая не обожала бы сплетни! Впрочем, его Тень вряд ли принадлежит к отряду дебютанток, поскольку он сильно сомневался, что прославленные пансионы, куда посылали знатных английских мисс, обучали их целоваться так, как целовалась она в саду.

Впрочем, может быть, она очень способная ученица?

Рой эротических видений пронесся перед его взором. Он готов всю ночь наставлять ее по этому предмету…

В комнате вдруг стало слишком душно. Он отставил бокал и рванул галстук.

– Почему вы привели меня сюда? – испугалась Гермиона, неверно поняв его движение. – Если собираетесь снова обольщать меня…

Продолжая дергать за галстук, граф плотоядно подмигнул, бросив взгляд на кровать:

– Только если пожелаешь…

Похоже, она спешно прячется под покрывало!

– Ни за что.

– Уверена?

– Конечно.

Он шагнул к кровати. Невинный аромат ее духов щекотал нервы.

– Лгунья.

Она упрямо молчала.

Но и это молчание было куда красноречивее любого ответа. Потому что он отчетливо ощущал нараставшее между ними напряжение. Невидимый канат связывал их.

л притяжение становилось все сильнее. Желание тянуло мужчину к постели, и, если он не ошибался, желание женщины все энергичнее подталкивало его в том же направлении.

Он не ошибался.

Стоило ему подступить ближе, у нее перехватывало дыхание. Она ощущала то же, что во время поцелуя в саду, только сейчас ей грозила настоящая опасность. Потому что она лежала на его постели, а тело, о, мятежное тело, жаждало новых поцелуев.

Только бы он снял с нее платье и накрыл собой. Касался. Ласкал… целовал… повсюду. А она разведет ноги, обхватит его бедра, пока он…

Гермиона зажмурилась. О чем она думает? До сегодняшней ночи у нее никогда не было столь непристойных мыслей! Откуда появляются эти образы?

Кольцо затрепетало, посылая волны предвкушения по каждой частичке ее тела.

«Бесстыдница!» – упрекнула она себя, хотя на самом деле вовсе не смущалась. Разве не она сама даже в своей невинности мечтала об этом?!

– Тень… – прошептал он, протягивая руку.

Гермиона потерлась об нее, как кошка, позволив гладить себя по волосам и стараясь не замурлыкать, когда он вытаскивал шпильки.

– Да, милорд, – пролепетала она, когда густая масса волос рассыпалась по ее плечам.

– О чем ты думаешь? – спросил он, обводя пальцем ее губы.

Гермиона покраснела до корней волос и ощутила, как стало горячо щекам.

«Скажи ему. Скажи о своем желании».

– Это… то есть я думала… о той минуте в саду, когда вы…

Слова застряли во внезапно пересохшем горле. Черт побери! Она не могла этого сделать!

– Странное совпадение, – выдохнул он, ложась рядом с ней и гладя по плечу. Она не позаботилась надеть перчатки, так что руки были голыми, и вздрогнула, когда их пальцы переплелись. Он поднес ее руку к губам и стал целовать.

– Почему? – пролепетала она, когда он по очереди стал сосать ее пальцы.

Рокхерст взглянул на нее так, словно мог видеть глаза:

– Я думал о том же. Он так думал?

В его глазах она заметила бурю желаний и прерывисто вздохнула. Он хочет ее?

Невозможно. Немыслимо. Этот мужчина, который не удостаивал Гермиону взглядом, сейчас хочет ее?

Но ведь этого она желала. Об этом мечтала. Только вот сейчас не знает, что делать.

По счастью, граф знал, что делать. Он притянул ее к себе и стал целовать, раскрывая языком губы. Его теплое дыхание словно омывало Гермиону, и ее все сильнее тянуло к нему.

Его язык сплелся с ее языком, побуждая продолжать игру.

Гермиона не смогла устоять. Соблазн принадлежать ему растопил всякую настороженность. Заставил забыть обо всех предупреждениях матери. Она с жадностью упивалась вкусом его губ и задрожала от страсти, когда он застонал и прижал ее к себе.

И хотя ее одежда тоже оставалась невидимой, это не помешало ему расстегнуть платье, развязать лямочки и стянуть его с плеч. Шнуровку корсета постигла та же участь: проворные ловкие пальцы быстро с ней разделались.

Не успела Гермиона оглянуться, как осталась почти обнаженной и прильнула к Рокхерсту, гадая, каким образом он собирается действовать, если по-прежнему ее не видит. Но в противном случае она умерла бы от стыда!

Он поспешно скинул фрак, галстук и жилет и небрежно швырнул их на пол. Страшно подумать, что станется утром с его камердинером!

Но она тут же забыла обо всем, когда он снова уложил ее на покрывало. На какой-то момент оба застыли, и Гермиона вдруг поняла, что невидимость придает ей мужества. Заставляет ощущать себя опытной куртизанкой.