Джеймс Пакстон задумчиво глянул на свой бокал с портвейном:

— Приобрести? Не уверен, что хотел бы продать. Правда, есть еще один конкурент. Портер Дженкс, и он тоже заинтересован в покупке верфи. Сам он, правда, из Нью-Йорка, но желает строить невольничьи суда.

— И каково же ваше мнение насчет этого, сэр? — вскинулся Алек.

— Если не считать того, что торговля рабами незаконна, прибыль от такого занятия может быть огромна. Большинство деловых людей охотно согласятся, что доходы намного перевешивают риск. А если этим занимается владелец корабля, деньги, можно сказать, польются рекой. Это широко распространенная торговля, и последнее время строится все больше судов, чтобы удовлетворить спрос. Однако лично я предпочитаю товар другого рода, такой, как ром и патока, мука и хлопок, чтобы жить спокойно и не мучиться угрызениями совести при мысли о том, сколько чернокожих мужчин и женщин ежедневно умирает в трюме. Но от правды не уйдешь: работорговля — дело прибыльное, а станет еще выгоднее.

— Ваши южные штаты это гарантируют.

— Совершенно верно. Кроме того, Портер Дженкс хочет жениться на Джинни. Она отказала, конечно, но от этого парня не так легко отделаться. Не сомневаюсь, что он снова появится в самом ближайшем времени.

«Интересно», — подумал Алек, а вслух сказал:

— По вашему тону ясно, что это просто мелкий негодяй, и к тому же опасный.

Джеймс уже хотел пояснить, что Дженкс делал предложение только из желания заполучить верфь, но вовремя остановился. Он на мгновение забыл о воображаемом сыне, Юджине, и молча проклял дочь. Отвратительно, когда у тебя вот так связаны руки, черт бы побрал эту упрямую ослицу, и к тому же Джеймс терпеть не мог лжи и обмана.

— Негодяй? Да, именно так и есть, и вы правы, Дженкс опасен. Если мы с вами придем к соглашению, вы намереваетесь поселиться в Балтиморе?

— Я еще не решил. Совсем не знаю города. Не думаю, однако, что англичане здесь встречаются на каждом шагу.

— Такому благородному джентльмену, как барон Шерард, попросту предложат ключи от города, — заверил Джеймс. — Не сомневайтесь, молодой человек.

— Ваш сын Юджин, сказал, что вы вдвоем собираетесь вести переговоры.

Алек улыбнулся, и Джеймс немедленно принялся гадать: уж не заметил ли что-то лорд Шерард? Нет, конечно, нет. Он обязательно бы выдал себя, сказал бы что-то отцу «Юджина», и, кроме того, Дженни была совершенно уверена, что одурачила англичанина.

— Верно. Жаль, что мальчику пришлось уехать, — вздохнул Джеймс, пристально глядя на барона.

— Совершенно с вами согласен.

Алек поднял бокал с портвейном;

— Предлагаю тост за взаимовыгодное соглашение между нами. И за вашу весьма интересную дочь.

— Присоединяюсь! — воскликнул Джеймс, думая, однако, что барон как-то очень странно отозвался о Джинни.

Час спустя Джинни сидела на краю постели отца, держа его за руку. При виде бледного лица Джеймса страх стиснул горло. Неужели ему опять стало хуже?

— Ты ужасно устал? Хочешь заснуть?

— Да, дорогая, но сначала скажи, что ты думаешь о бароне Шерарде?

Джинни замерла. Прошло несколько долгих минут, прежде чем она спокойно ответила:

— Он так красив и обаятелен, что трудно под блестящей маской разглядеть истинное лицо. Я бы сказала, что он кажется благородным, но с уверенностью ответить не могу — слишком рано.

— Знаю, что он честен. Я навел справки, еще летом, когда, ты послала ему письмо.

— Неужели? Но у кого?

— Не удивляйся, Джинни. Я обратился к знакомым в Бостоне и Нью-Йорке. Он с женой жил несколько лет в Бостоне. Я был удивлен, узнав, что барон женат. Такого человека нелегко приручить, особенно в столь молодых летах. Конечно, дамы сами бросаются ему на шею, но барон любит приключения, незнакомые места, встречи с новыми людьми, словом, в нем живет неукротимый дух исследователя. По крайней мере таково мнение о нем бостонцев. Говорят также, что барону можно доверять, как слову, так и мнению. Томас Эдамс написал, что у «этого человека здравое мышление и способность верно судить о вещах и людях». Однако я хочу узнать его получше, чтобы решить самому.

— Почему ты не сказал мне всего этого раньше?

Джеймс погладил дочь по руке. Женская узенькая ладошка, тонкие пальчики. Но, обнаружив мозоль на безымянном пальце, нахмурился:

— Не стоило. Хотел, чтобы у тебя было свое суждение о нем.

— Отчего умерла его жена?

— Возможно, ты сама его об этом спросишь?

Джинни неожиданно с силой ударила себя кулаком по бедру и поморщилась от боли.

— Все ужасно, папа, и тебе это известно. Джинни Пакстон не знает, что делает Юджин Пакстон, и наоборот. Мне просто грозит опасность потонуть. Знаешь ли ты, что он солгал насчет Юджина? Он говорил совершенно невыносимые вещи о Юджине, называл слишком серьезным, наивным, но с задатками истинного повесы. Можешь ты этому поверить?

— Надеюсь, ты не собираешься отрицать, что хорошенько развлеклась на его счет, и я доволен.

Джинни подняла тонкие брови:

— С бароном Шерардом не соскучишься, это я могу точно сказать. Ты будешь продолжать переговоры с ним?

Джеймс утомленно прикрыл глаза. Он устал, очень устал. Будь проклято его предательское тело! Так много еще нужно успеть сделать!

— Да, и как можно скорее. Он хочет посмотреть Балтимор, побывать на балах, вечеринках и в клубах… решить, хочет ли поселиться здесь.

— Вот как!

— Юджин должен исчезнуть, Джинни.

— Еще рано. Отец, пожалуйста! Он совсем по-другому обращается с Юджином, гораздо серьезнее. Ты знаешь, как мужчины относятся к женщинам, которые стремятся чего-то добиться, что-то узнать! Могу только представить, как бы он отнесся ко мне, узнав, что я, женщина, управляю судоверфью!

Губы девушки упрямо сжались при мысли о том, как снисходительно выслал он ее из комнаты. Джентльмены, видите ли, хотели обсудить более серьезные дела! Все же у Джинни создалось впечатление, что барон намеренно дразнил ее, однако она не понимала, каковы его цели, и пока даже не пыталась понять.

— Он скоро сам все узнает, Джинни. Может, лучше сказать самой?

— Хорошо, только не сейчас.

Он собрался давать Юджину уроки обращения с женщинами, и Джинни не могла дождаться завтрашнего дня. Наклонившись, она поцеловала отца в щеку:

— Спокойной ночи, папа. Ни о чем не волнуйся!

— Подумай о том, что я сказал, дорогая.


А в это время Алек в каюте корабля целовал на ночь Холли.

— Папа?

— Спи, хрюшка, спи. Уже поздно.

Малышка свернулась клубочком, и Алек, получше подоткнув одеяло, поднялся и тихо вышел через смежную дверь в свою каюту. Он всегда оставлял дверь приоткрытой, на случай, если Холли ночью проснется. Потом быстро разделся, складывая вещи на комод, зная, что Пиппин завтра позаботится вычистить и повесить их. «Найт дансер» медленно покачивался на якоре. Воды залива во внутренней гавани были спокойны, ночь ясна. Алек лег на койку, укрывшись лишь простыней, чувствуя почти болезненную потребность в женщине и ненавидя себя за это. Подобные вещи отвлекали от дел, а это ему не нравилось. Кроме того, желание не имело ничего общего с этой глупой девчонкой, Джинни Пакстон. Несмотря на молодость, у нее были все задатки старой девы, и особенно хорошенькой ее не назовешь. Кроме того, мисс Пакстон слишком высока и ноги чересчур длинны. Но груди… прекрасные полные груди, проглядывавшие через криво пришитое кружево…

Алек покачал головой. Может, стоит разбудить Тикнора, второго помощника, чтобы тот окатил его из помпы холодной забортной водой? Ему необходима женщина. Завтра он об этом позаботится. Кроме того, нужно найти дом и поселить там Холли и миссис Суиндел. Алек не приведет сюда женщину, пока Холли на борту. Столько всего необходимо сделать, и лишь для того, чтобы удовлетворить его мужские потребности! Но Алеку не хотелось отправляться в бордель или дом шлюхи. Слишком много мужчин лишились из-за этого жизни и кошелька. Кроме того, у него нет ни малейшего желания подхватить французскую болезнь. Нет, ему нужно что-то гораздо более постоянное. Любовница. Можно отыскать подходящую женщину и снять для нее уютный домик, где-нибудь в Балтиморе. Это сразу решит все его проблемы.

Через восемь часов он начнет образование Юджина Пакстона. Алек широко улыбнулся в темноте, сознавая, что впервые за много-много месяцев с нетерпением ожидает встречи с почти незнакомым человеком, женщиной, к тому же вовсе не его любовницей, и все лишь потому, что ей нравится разыгрывать из себя мужчину.

Да и, кстати, насчет этих длинных ног: может, они вовсе не такие уж уродливо-длинные?


Длинные ноги Джинни снова были скрыты панталонами. Очень широкими панталонами. Она туго заплела волосы, обернула косу вокруг головы и натянула поверх шерстяную шапку. Отступив на шаг, чтобы полюбоваться своим отражением в зеркале, девушка довольно улыбнулась. Настоящий мужчина. Упорный и решительный. Да, настоящий мужчина. Барон никогда не догадается. Правда, все остальные знали и считали Юджинию эксцентричной старой девой, но с этим ничего не поделаешь: оставалось лишь надеяться, что никто не проговорится барону.

Девушка лихо отсалютовала себе, повернулась, оглядела зад и спину — вне всякого сомнения, совершенно мужские — и вышла из спальни.

Отец уже завтракал в маленькой гостиной рядом с кухней. Он выглядел хорошо отдохнувшим, на щеках снова появился румянец, и Джинни вздохнула с облегчением. Здоровье отца не переставало беспокоить ее с тех пор, как год назад у него был сердечный приступ. Она пыталась щадить его, переложить на свои плечи повседневные обязанности и управление верфью. Большинство рабочих со временем смирились с тем, что им приказывает женщина. С остальными, кто, подобно Минтеру, бунтовал, она вполне могла справиться.

— Доброе утро, отец.

— Джинни… Юджин! Как прекрасно ты выглядишь! И так похожа на мать!

Он всегда повторял это, когда на Джинни был мужской костюм. Стоило надеть платье, и она как две капли воды походила на него. Девушка усмехнулась и, нагнувшись, поцеловала Джеймса в щеку.

— Ты плохо кончишь, отец. Нет, у меня нет времени завтракать. Я должна встретить барона на верфи.

Джеймс заметил побагровевшие щеки дочери. Как интересно!

— Ленни приготовила тебе свои знаменитые пирожки с ветчиной и бисквиты.

— О, только не сегодня! Возможно, я буду к обеду. Но особенно не ждите.

И, помахав отцу, выпорхнула из комнаты. В эту минуту никто не принял бы ее за мужчину. Ни один мужчина не мог бы даже под страхом смерти иметь такую походку. Джинни была самим олицетворением женщины, веселой, беззаботной, счастливой. И все потому, что явно неравнодушна к Алеку Каррику. Его дочь, отвергавшая сначала мальчиков, потом мужчин, причем без малейшего колебания и с большим искусством!

— У меня нет времени для этих разряженных павлинов, — повторяла она чаще, чем Джеймс мог припомнить. — Они глупы, тщеславны или хотят поцеловать меня и заманить в кусты.

Джеймс был вынужден согласиться, что это достаточно точное описание мужской половины Балтимора, по крайней мере в том, что касалось последней части. Но теперь все мгновенно изменилось. Интересно, что пришлось сделать для этого барону?

Джеймс откусил кусочек сухого тоста, медленно прожевал и замер, уставясь на висевший на противоположной стене портрет деда, цветущего джентльмена в пудреном парике с буклями, благосклонно улыбавшегося внуку.

— Будь я проклят, — медленно произнес тот, сделав второй глоток. — Хотел бы я знать… хотел бы…

Конечно, проблема тут немалая — Джеймс понимал, что стоит балтиморским дамам взглянуть на Алека Каррика, как тот немедленно сделается предметом самой беззастенчивой охоты. Алек вдовеет вот уже пятый год и до сих пор ухитрялся уклоняться от брачных уз. Джеймс не думал, что американки найдут барона менее заманчивой партией, чем их английские сестры. Он, должно быть, прекрасно изучил всю тактику неуловимой добычи. Барон должен быть умен и хитер, как сам дьявол, чтобы избежать женских интриг и махинаций.

Да, мысль, несомненно, интригующая.

— Мозес! — позвал Джеймс.

— Да, cap.

— Вели Эндрюсу подавать экипаж. Мне надо сделать несколько визитов.

— Да, cap.


Октябрьское утро было ясным и прохладным, дул легкий ветерок. Джинни посмотрела в сторону Форт-Мак-Генри, все еще окутанного утренним туманом, мрачное напоминание всем англичанам, включая Алека Каррика, что с балтиморцами шутить нельзя.

Джинни глубоко вдохнула свежий воздух и начала что-то напевать про себя. По привычке она добиралась до верфи пешком и немного полюбовалась у ворот на большую вывеску, гласившую:

«Судоверфь Пакстон».

Как бы она хотела прибавить сюда еще два слова: «и дочь»!

Джинни невесело рассмеялась. Останься ее брат Винсент в живых, верфь перешла бы ему. Мир так несправедлив! Другие судостроители с трудом выносили ее, и только лишь потому, что отца все любили и уважали. Дочь же считали полубезумной старой девой, подумать только, одевается как мужчина, хотя по-прежнему не владеет ничем! Нет, даже она во всем следует приказам отца. Этот мир предназначен для мужчин, что приводило в бешенство Джинни Пакстон.