Ханна была бледной и изнуренной, глаза лихорадочно блестели. Том поинтересовался, когда она в последний раз ела и спала больше, чем час-два. Ее золотистые волосы потускнели, и она небрежно собрала их на затылке в конский хвост. Огромный черный хлопчатобумажный свитер скрывал ее худобу, но Том видел ее запястья и кисти рук, когда она сжала их у себя на коленях. Они были такие изящные, как резные фигурки из слоновой кости, с почти полупрозрачной кожей на них. Он протянул ей руку, и она сразу ухватилась за нее обеими ладонями.

— Что вы имеете в виду? — осторожно переспросил Том.

— Прошлой ночью. Это было похоже на сон, но это не было сном. Это как… э-э-э… видение. Я понимаю, звучит безумно, — добавила она поспешно, — но это точно было. Так реально, трехмерно… Он был одет в пижаму, я никогда не видела ее раньше, и у него была повязка… — Она замолчала, разочарованная, недовольная собой. — Я говорю, как сумасшедшая, но это произошло, и это было как в жизни. Вы не верите мне, да?

— Конечно, я верю вам, Ханна, — прошептал Том. — Я не знаю, что с этим делать, но я верю, что вы что-то видели. Как вы думаете, что это было?

Видение. Астральная проекция… Экстрасенсорика или что-то еще. Неважно, как она назвала это явление, но прозвучало, как отчаянный бред отчаявшейся женщины.

— Я не знаю, — сказала Ханна, вздохнув и опустив плечи.

Отец Том тщательно взвешивал слова, понимая, что переступил через тонкую грань и оказался на опасной территории.

— Вы переживаете огромный стресс, Ханна. Вы хотите видеть Джоша больше, чем дышать. И нет ничего необычного в том, что вы увидели его во сне, который показался реальностью.

— Это не сон, — настаивала она упрямо.

— Что думает Пол?

— Я не говорила ему.

Она отстранилась от Тома, положила руки на колени и печально посмотрела на кольцо, которое Пол надел ей на палец, как символ их любви и союза. Не предает ли она его своими сомнениями? Или он предал их всех? Вопросы сплетались в животе, словно клубок змей, ядовитых, отвратительных существ, над которыми она не имела контроля. Ханна перевела взгляд на парящий сводчатый потолок церкви, на сложную стеклянную мозаику Иисуса с ягненком в руках в высоком окне. Она разглядывала украшенное резьбой распятие Христа, устремившего свой взгляд на престол со своего места на кресте. Пустая церковь казалась ей огромной холодной пещерой, и она почувствовала себя маленькой и беспомощной.

— Вчера полиция попросила его дать отпечатки пальцев, — пробормотала Ханна приглушенным тоном, словно на исповеди.

— Я знаю.

— Они не говорят это, но думают, что он в этом замешан.

— А что вы думаете? — осторожно спросил отец Том.

Ханна ответила не сразу, прислушиваясь, как змеи снова начали свиваться в клубок внутри нее.

— Я не знаю, — наконец выдохнула она, закрыла глаза и судорожно перевела дыхание. — Не стоило бы сомневаться в нем. Он мой муж. Он — единственный человек, кому я должна доверять. Я привыкла к мысли, что мы самые счастливые и удачливые люди на земле, — прошептала Ханна. — Раньше мы действительно любили друг друга. Доверяли. Уважали. Мы создали семью. У нас были свои приоритеты. Сейчас я задумываюсь, а было ли все на самом деле или это был просто преходящий момент. Я чувствую себя, как если бы наши жизни поместили в один самолет только на то время, а сейчас мы летим в разных направлениях, так далеко друг от друга, что даже не можем общаться. И я чувствую себя такой обманутой и такой глупой. И я не знаю, что делать.

Она выглядела потерянной. Способная и умная, но совершенно не подготовленная к подобной катастрофе в своей судьбе. Она жила той жизнью, о которой большинство людей могло только мечтать. Она выросла в любящей семье, ей был дан ряд преимуществ, она многого достигла и во многом преуспела, вышла замуж за красивого мужчину и создала отличную семью. Она никогда не думала, что ей придется бороться с такой болью и бедой, и не имела никаких навыков для борьбы. Том видел в ней сейчас просто ошеломленную и беззащитную женщину и поймал себя на том, что проклинает Бога за излишнюю к ней жестокость.

— О, Ханна, — прошептал Том. Он не пытался удержаться от желания отбросить прядь волос с ее щеки. Его хорошо обучали искусству сострадания, но если он когда-то и владел мудростью, она покидала его рядом с этой женщиной. Он не мог предложить ей ничего, кроме пустых слов… и себя.

Ханна повернулась к Тому и положила голову ему на плечо. Ее слезы быстро промочили свитер. Ее приглушенные слова рвали его сердце на части.

— Я просто не понимаю! Я так старалась!..

Справиться с тем, что никогда не должно было коснуться ее жизни.

Том обнял ее руками и нежно держал, как бы защищая ото всего мира. Он оглядел свою пустую церковь с лампадками — небольшими язычками пламени за кобальтовым стеклом, символами надежды, которая угасала и умирала без ответа. Страх, что охватил его изнутри, заставил плотнее сжать руки вокруг Ханны, и она ответно обвила его руками, зарыв пальцы в мягкую шерсть его свитера. Том нежно погладил ее по спине, задержал руку в тонких волосах на затылке. Он вдохнул ее чистый, сладкий запах, и его охватила щемящая тоска, неизведанная ранее. Желание испытать ту любовь, которую разделяют мужчины и женщины с сотворения мира.

Он не спросил почему. Почему Ханна. Почему именно сейчас. Вопросы и упреки могли подождать. Желание — нет. Том крепко держал ее, затаив дыхание, и молился, чтобы время остановилось хоть на мгновение, потому что понимал — это не могло продлиться долго. Он прикоснулся губами к ее виску, оставив нежный поцелуй, и почувствовал вкус ее слез, соленый и теплый.

— Грешники!

Обвинение раздалось как гром среди ясного неба. Но это не было гласом Божьим, вопль издал Альберт Флетчер. Дьякон появился из-за ширмы, скрывавшей дверь в ризницу. Он слетел вниз по лестнице, как черный призрак, с дикими глазами и оскалившимся ртом, держа в руках огромную керамическую чашу. В то же самое время двери притвора в задней части церкви приоткрылись, и верующие, пришедшие на утреннюю мессу, застыли, оторопев от вида странной картины, открывшейся перед ними.

Отец Том вскочил на ноги. Ханна повернулась к Флетчеру лицом. Он навалился на нее с сумасшедшим визгом, похожим на звуки ночного кошмара.

— Горите, грешники! — закричал он и выплеснул содержимое чаши.

Святая вода ударилась о Ханну, как о стену, и расплескалась на отца Тома. Пожилая женщина у дверей испуганно ахнула.

— Альберт! — пронзительно закричал Том.

— Возмездие за грех — смерть!

Он не слышал ничего, ослепленный злобой, или не желал ничего слышать, что сказал бы ему отец Том.

— Порочная дочь Евы!

Флетчер швырнул керамическую чашу в Ханну. Она вскрикнула, пытаясь увернуться в сторону и одновременно отразить удар. Том бросился перед нею и взвизгнул, поскольку чаша угодила в него и, словно ракета, отскочила от правого бедра. Она с грохотом упала на сиденье церковной скамьи перед ним и слетела на пол, расколовшись с громким треском. Не обращая внимания на боль, Том бросился в проход, пытаясь схватить Флетчера. Но дьякон отскочил назад за пределы досягаемого.

— Возмездие за грех — смерть! — закричал он снова, отступая по ступеням к алтарю.

— Альберт, прекратите! — потребовал Том, энергично двигаясь к нему. — Послушайте меня! Вы не контролируете себя. Вы не знаете, что творите. Вы не разобрались в том, что увидели. Теперь успокойтесь, и мы все обсудим.

Флетчер, не останавливаясь, двигался к алтарю, не спуская своих прищуренных глаз с отца Тома.

— «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные»,[8] — процитировал он утробным монотонным голосом и отступил в алтарь, заложив руки за спину и нервно перебирая пальцами. Его лицо побледнело и блестело, как воск, от выступившего пота. Мышцы напряглись, кожа натянулась на костях, как на барабане, и судорожно подергивалась.

На последней ступеньке отец Том сбавил темп и медленно протянул руку. Должен ли он был это предвидеть? Должен ли был что-то сделать раньше, чтобы предотвратить это? Он всегда думал об Альберте Флетчере как об одержимом, но не как о сумасшедшем. Бывали идеи и похуже, чем навязчивая идея Бога. Но безумие было безумием. Он протянул ему руку с намерением вытащить его набожность обратно через грань безумия.

— Вы не понимаете, Альберт, — тихо сказал он. — Пойдемте со мной и дайте мне шанс объяснить.

— Лжепророк! Сын сатаны! — Дьякон взмахнул рукой и основанием тяжелого медного подсвечника ударил отца Тома по голове.

Оглушенный, Том упал на колени на ступеньках и, не удержавшись, покатился вниз. Он не чувствовал ни ног, ни рук. От удара все безнадежно перепуталось в его разбитой голове. Он попытался заговорить, но не смог, попытался указать на дьякона людям, бросившимся к нему, и, пока они стояли вокруг, разинув рот от изумления, Альберт Флетчер улизнул через боковую дверь.

Глава 32

День 10-й

8.14

— 28 °C, коэффициент комфортности: — 38

— Лонни, Пат, проверьте гараж. Нуги, ты со мной, мы пойдем в дом.

Они стояли рядом с парой патрульных машин перед домом Альберта Флетчера. Холод, проникая сквозь слои тинсулейта и термакса, через гусиный пух и шерсть, доставал их, как если бы куртки полицейских были сшиты из тончайшего шифона. Никто из соседей, казалось, не был настолько любопытен, чтобы выйти на холод и поинтересоваться, зачем здесь полиция. Однако Митч поймал взглядом, как дрогнула занавеска в окне дома через улицу, и еще один человек с морщинистым лицом наблюдал за ними из соседнего с домом Флетчера особнячка.

— Не похоже, что он дома, — сказал Дитц, потирая друг о друга руки в перчатках. Черная ушанка из искусственного меха, нахлобученная на его голову, смотрелась как какое-то синтетическое существо, пытающееся спариться с его париком.

— Он только что напал на священника, — подчеркнуто медленно сказал Митч. — Я не думаю, что он полон желания раскатать перед нами красную ковровую дорожку…

«Какова была цель нападения? — подумал он. — Какой мотив?»

Отец Том, как мог, попытался объяснить ситуацию, пока доктор Ломэкс с озабоченным лицом обрабатывал рану на его голове в отделении скорой помощи городской больницы Оленьего Озера. Флетчер увидел его, обнимающего Ханну, и неправильно понял объятия.

Но вряд ли невинного объятия было бы достаточно, чтобы отбросить человека за грань здравомыслия.

Митч обратился к Ханне за подтверждением, когда она вошла в небольшую белую комнату. Ее била сильная дрожь — то ли от дознания, то ли от шока, то ли от того и другого вместе.

— Я не знаю, что он подумал, — пробормотала она, опустив глаза. — Весь мир сошел с ума.

…Аминь, мысленно произнес Митч, направляясь к входной двери дома Флетчера. Нуги обошел дом и остановился у черного входа на случай, если Флетчер был дома и захотел бы выбраться через него. Но куда бы дьякон ни улизнул, он сделал это пешком. Его «Тойота» осталась на парковке рядом с церковью Святого Элизиуса.

Митч распорядился, чтобы полдюжины полицейских обыскали окрестности пешком и на патрульных машинах. Все остальные полицейские города и округа были начеку. Он сомневался, что Флетчер вернулся домой, но это могло зависеть от того, насколько глубоко помешательство Альберта. В любом случае они получили ордер на обыск. Если они не возьмут Флетчера, они, по крайней мере, смогут обыскать его дом.

Он рывком распахнул наружную дверь и громко постучал по внутренней.

— Мистер Флетчер? — крикнул он. — Полиция! У нас есть ордер на обыск!

Он ждал, медленно считая до десяти. Меган сотрет его в порошок, так как он все проделывает без нее, но ее не было в кабинете, когда ему позвонили, а ждать он не мог. Митч поднял рацию и вызвал Нога.

— Делай свое дело, Нуги.

— Десять-четыре, Шеф.

В такие моменты Нуги переходил на жаргон, вместо «сообщение принято» или «прием подтверждаю», «все в порядке» — он употреблял шифр для коротких волн.

Митч посчитал, что он слишком стар, чтобы ломать наружные двери любой частью своего тела. У них был таран в багажнике машины Дитца, но они имели кое-что побольше и получше в лице Нуги. После завершения карьеры в футбольной команде колледжа из-за травмы колена тот всегда был рад врезать кому-нибудь или хотя бы во что-нибудь.

Резкий звук ломающихся досок пробил морозный утренний воздух. Несколько секунд спустя Нуги потянул входную дверь изнутри.

— Мне не нужно ничего из того, что вы продаете, — пошутил он.

Митч вошел в маленький холл.

— В самом деле? Я работаю два-по-цене-одного, специальная акция в этом месяце. Любому, кто выдаст мне дерьмо вместо дела, я дважды надеру задницу.