Барбара Картленд - Ночные грезы

— Как ты можешь знать, что это такое, если ни разу не пробовала? Спорю на что угодно, хоть на мою репутацию, что ты никогда не занималась любовью с мужчиной. И я не удивлюсь, если ты даже ни с кем не целовалась.

Алинда смущенно покраснела.

— Ага, вижу, что я не ошибся, — самодовольно усмехнулся Феликс Хэнсон. — Могу тебя заверить, что никто лучше меня не обучит тебя этим премудростям. Ты получишь удовольствие, которого, без сомнения, ждешь.

— Я жду только, когда меня оставят одну, — отрезала Алинда.

Феликс Хэнсон вновь приложил ко рту ранку, из которой все еще сочилась кровь.

— Ты меня заинтриговала, крошка. И бросила мне вызов. А я не привык отступать.

— Я лишь прошу вас уйти, — произнесла Алинда, едва сдерживаясь.

— Вот уж чего я не собираюсь делать, так это уходить отсюда. Я намерен добиться своего. Посмотрим, кто кого одолеет!

В этот момент дверь отворилась, и прозвучал вопрос, резкий, как удар хлыста.

— Феликс, что ты здесь делаешь?

В комнату вошла вдовствующая графиня.

После весьма многозначительной паузы Хэнсон нашел приемлемый ответ:

— Я зашел сюда поискать, чем бы мне перевязать руку. Смотри!

Он шагнул к графине, и балдахин кровати скрыл его от Алинды. Она догадывалась, что Хэнсон показывает миледи свою рану.

— Что случилось? Как тебя угораздило? — Графиня явно была раздражена.

— Найди мне что-нибудь, чтобы остановить кровь. Признаюсь, что рука болит чертовски, — сказал он.

— Ты не ответил мне…

— Потом все расскажу. — Хэнсон поспешно увел графиню в коридор.

Когда их голоса затихли вдали, Алинда вздохнула с облегчением. На какой-то момент она впала в отчаяние, убежденная, что станет участницей неминуемой бурной сцены, но Хэнсон на удивление ловко справился с ситуацией.

Теперь Алиндой владела только одна мысль: «Что мне сделать, чтобы он оставил меня в покое?» Она знала, что его присутствие в доме в любой день и час может обернуться для нее катастрофой.

— Почему ты увиливаешь от ответа? — между тем настаивала леди Кэлвидон, когда Феликс все дальше уводил ее от комнаты Мазарини. — Ты что-то от меня скрываешь?

— Я споткнулся и задел эти чертовы рыцарские латы, — ответил он. — Зачем их только расставили по всему коридору? Я наткнулся рукой на какую-то острую железку…

— И очутился в спальне герцогини, — закончила за него фразу миледи. — Миссис Кингстон попросила меня взглянуть на работу этой девицы, и я обнаружила там тебя.

Зеленые глаза вдовствующей графини излучали подозрительность.

— Какая девица? О чем ты толкуешь? — притворился удивленным Феликс Хэнсон.

— Не притворяйся идиотом, Феликс, — оборвала его миледи. — И если она сейчас там, в спальне герцогини, то я ни за что не поверю, что ты ее не заметил.

— Я не видел там никакой девицы, — твердо заявил Феликс. — Я зашел в комнату, чтобы, как уже говорил, найти какое-нибудь полотенце. Я истекал кровью и отворил первую попавшуюся дверь.

— Хотелось бы тебе верить, Феликс, — с горечью произнесла графиня.

— А какого дьявола ты не должна мне верить? — агрессивно откликнулся Хэнсон. — Бог мой! Если я не могу даже войти в какую-то комнату без того, чтобы не быть допрошенным по всем правилам судилища в Олд-Бейли, то, право, нам надо расстаться!

Он вложил в эту тираду весь свой праведный гнев.

Дойдя до комнаты, где ему теперь пришлось ночевать, Хэнсон вошел первым, предлагая графине покорно следовать за ним. Он сразу же шагнул к умывальнику, налил в тазик холодной воды из фаянсового кувшина и опустил туда руку.

— Осмелюсь предположить, что в доме найдется бинт? — не без ехидства осведомился Хэнсон.

— Разумеется, — сказала вдовствующая графиня.

Она сама решила сделать ему перевязку и отправилась за бинтом. В ее отсутствие Феликс Хэнсон, шумно вздохнув, позволил себе расслабиться.

Еще недавно он балансировал на лезвии бритвы!

Слишком хорошо он изучил Розалин, чтобы не догадываться, как она повела бы себя, застав его возле ложа герцогини беседующим — а, не дай бог, целующимся — с маленькой потаскушкой по имени Алинда Сэлвин. «Жить в этом доме все равно, что быть выставленным на всеобщее обозрение где-нибудь на ярмарочной площади», — размышлял он.

Слежка за ним была постоянной. Он не мог ни произнести и пары слов, чтобы не почувствовать, что его подслушивают, ни прогуляться по лужайке около дома без ощущения, что неусыпное око Розалин наблюдает за ним.

«Надо удирать в Лондон, а то все кончится плохо», — решил он.

Вернувшуюся в комнату с бинтами, корпией и йодом графиню Феликс встретил задумчивым взглядом, будто что-то высчитывая в уме.

— Кровь уже почти не идет, — сказал он, вытащил руку из воды и вытер ее тонким полотенцем.

— Я боюсь, что тебе будет больно, — предупредила графиня.

Она щедро пропитала клок ваты йодом из бутылочки и приложила его к ране.

— Ой! — вскричал Феликс. — Жжет, как в аду!

— Зато обезопасит от любой инфекции, — убежденно заявила графиня. — Этим латам бог знает сколько веков, а ты ведь не хочешь заполучить столбняк.

Феликс был почти уверен, что острые ножницы Алинды не кишели смертоносными бактериями, но ему приходилось безропотно принимать медицинские услуги графини, — Если тебе станет хуже, мы пошлем за доктором, — заявила она.

— Не беспокойся, все будет в порядке. Закончив перевязку, миледи сказала:

— Я все же по-прежнему не понимаю, зачем тебе понадобилось заходить в комнату герцогини. Почему ты не отыскал меня?

— Боже ты мой! — застонал Феликс. — Розалин! Что тебе так приспичило изображать инквизитора? Я не попугай, чтобы повторять одно и то же по многу раз!

— Если ты начнешь волочиться за этой девицей, как волочился за дочкой моего конюшего в Нью-Маркете, я вышвырну тебя вон! — тихо, но угрожающе произнесла вдовствующая графиня. — Я не стерплю подобного унижения вторично.

Феликс знал, что, когда Розалин Кэлвидон беседует с ним в сдержанном тоне, она гораздо более опасна, чем при вспышках ярости.

— Ты заблуждалась тогда и заблуждаешься теперь, — с достоинством возразил он. — В любом случае тебе не придется выгонять меня. Я все равно уезжаю, Розалин!

— О чем ты говоришь?

— Я покидаю Кэлвидон. Мне надо быть в Лондоне.

— Но почему? Почему? Что произошло? — добивалась она ответа. Теперь выражение ее зеленых глаз резко изменилось.

— Ты была ко мне очень щедра, и я премного тебе благодарен, — сказал Хэнсон. — Но я не могу допустить, чтобы ты оплачивала мои долги.

— Долги? Какие долги? — с недоумением уставилась на него вдовствующая графиня. — Разве я тебе в чем-то отказывала?

— Твои подарки много значат для меня. — Феликс улыбнулся. — Нет никого на свете добрее и великодушнее тебя, но, к сожалению, с моим банкиром не расплатишься поцелуями.

— Ты превысил свой кредит в банке?

— Я был в долгу как в шелку еще с Кембриджа, — чистосердечно признался Феликс, — а сейчас дошел до точки. Они настаивают, чтобы я срочно погасил задолженность банку. А кроме того, я еще кое-кому должен.

Так как вдовствующая графиня хранила молчание, Хэнсон бодро продолжил:

— Что ж! Ничего не попишешь! Все хорошее рано или поздно кончается, и теперь мне придется своим горбом зарабатывать на хлеб. С моим образованием и связями найти работу будет нетрудно.

— И это значит, что ты вынужден будешь жить в Лондоне? — спросила Розалин.

— Необязательно, — последовал беспечный ответ. — Это может быть Манчестер или Бирмингем. Любой промышленный город, где работают станки и «крутятся колеса.

— Феликс, ты не можешь покинуть меня! Этого возгласа он как раз и ждал и произнес с тщательно отрепетированной дрожью в голосе:

— Не думай, что мне этого хочется. Ты доставила мне столько радости, ты сделала меня счастливым, Розалин, и я никогда не смогу забыть, кем мы были друг для друга. Но наступило время сказать:» Прощай!«

— Нет! Феликс, нет! Я не отпущу тебя. Сколько тебе надо денег?!

От него не укрылось, что она уже дошла до крайности в своем отчаянии.

— Я не могу это сказать тебе, — гордо заявил он. — Мне стыдно, что я привел свои дела в такое состояние.

— Сколько? — настаивала Розалин Кэлвидон.

— Восемь тысяч фунтов!

Едва слышный возглас вырвался у нее, но она быстро взяла себя в руки.

— Я найду эти деньги. Обязательно найду, Феликс, поверь мне! Но это будет не так легко. Я не могу изъять их из основного капитала, так как бухгалтеры обязаны будут доложить Роджеру о снятии столь большой суммы.

— Я бы не хотел, чтобы твой сын узнал об этом, — мгновенно отреагировал Феликс.

— Он и не узнает, — заверила его графиня. — Я достану эти деньги. Думаю, что моих сбережений почти хватит, а в крайнем случае я всегда могу занять под залог моих драгоценностей.

— Да, конечно, — согласился Феликс. — Но я не позволю тебе это сделать.

Он совсем забыл про драгоценности и сейчас отругал сам себя.

Сказочная коллекция драгоценных камней, частью принадлежащих лично вдовствующей графине, а в остальном составляющих наследственное состояние семейства Кэлвидон, стоила бешеных денег. Теперь Хэнсон жалел, что не запросил десять тысяч. Заложив драгоценности, которыми владела Розалин, можно было бы получить на руки наличные, но он, к несчастью, упустил это из вида.

Феликс еще раз мысленно обозвал себя дураком и подумал, что в том случае, если он сейчас прикарманит восемь тысяч фунтов, имеет смысл повременить несколько месяцев с отъездом и вытянуть у графини кое-какие деньжата в придачу.

— Я выпишу тебе чек на мой личный счет, — говорила между тем Розалин. — Но обещай мне, дорогой Феликс, что ты не попадешься в подобную ловушку снова. Отдай мне свои долговые расписки, и я все улажу. И учти, когда долги накапливаются, требуется сразу большая сумма, чтобы их погасить, это обходится дороже.

— Тебе только стоит улыбнуться своему банкиру, и он тотчас раскошелится хоть на миллион и без всякого обеспечения, — подобострастно сказал Хэнсон. — Лично я бы так поступил на его месте.

— Ты мне льстишь, дорогой? — спросила графиня. — В последнее время ты это делаешь нечасто.

— Все потому, что я был расстроен.

— Но почему ты не обратился ко мне раньше, глупый мальчик! Деньги — слишком скучная материя, чтобы мешать нашему счастью.

— Но они никак не дают скучать тому, у кого их нет! — резонно возразил Феликс. — Все же ты должна позволить мне поискать какую-нибудь работу, Розалин.

— Я не могу обойтись без тебя, и ты это знаешь! Ты мой, и я не хочу делить тебя ни с кем.

Нотка подозрительности вновь проявилась в ее тоне, и Феликс в который раз проклял себя за то, что так по-глупому был застигнут почти на месте преступления. Хэнсон был уверен, что Розалин гуляет в саду и он освободился от нее по меньшей мере на полчаса.

Но она вернулась обратно в дом, и теперь, к сожалению, будет настороже, а он сам, как дурак, дал ей повод подозревать себя.

Началось все в Нью-Маркете, где его чуть не поймали с поличным вместе с дочкой конюшего. Она была лакомый кусочек и совсем не противилась его желаниям. Даже наоборот — сама подзадоривала его. Надо же было случиться, что Розалин Кэлвидон вздумала искать его по всем углам и углядела занятую приятным делом парочку в одном из пустующих стойл.

Феликс с трудом вновь проложил дорожку к сердцу графини, но убедился, что с той поры она стала вдвойне подозрительной, а ее наблюдательность и прозорливость вызывали в нем почти мистический страх.

Он зарекся не связываться больше с женщиной намного старше себя. По-настоящему ему нравились очень молоденькие и наивные девочки. С ними Феликс ощущал себя всемогущим властелином, но, к сожалению, у таких прелестных созданий обычно не было за душой ни гроша. А это означало, что ему приходилось возвращаться на прежние позиции и искать себе немолодую, но богатую жену.

— Пройдем в мою комнату, — сказала Розалин. — Я, не откладывая, выпишу тебе чек. Я не хочу, чтобы ты тосковал и вел себя так же странно, как в последние два дня. — Улыбнувшись, она продолжила:

— Я хорошо изучила моего дорогого мальчика и догадалась, что какая-то проблема гнетет тебя.

— Я все думал, как мне сказать тебе, что я должен уехать.

— Ты никуда от меня не уедешь! — решительно заявила миледи. — Выбрось этот вздор из головы. Разве не чудесно, что мы здесь вместе? Скажу тебе правду, Феликс, я никогда не была так счастлива.

» Подавись ты своим счастьем!«— злобно подумал Феликс.

Однако он галантно просунул забинтованную руку под локоток увядающей красавицы, и они направились в ее будуар.

Комната была полна цветов, срезанных в оранжерее и собранных в лугах поблизости, пестрых, как калейдоскоп, от буйного цветения первого летнего месяца. Воздух был пропитан не только цветочным ароматом, но и экзотическим запахом духов, которые доставлялись для миледи специально из Парижа.