Затем, понимая, что он хочет от нее услышать, сказала:

— Тогда, может быть, вы расскажете мне, что вам удалось сделать.

— После того как моя гостья отбыла назад во Францию, о чем я нисколько не жалею, я посетил близлежащие фермы.

— А арендаторы вам обрадовались? — спросила Алинда.

— Кажется, да! — В его ответе звучала гордость. — Я не понимал раньше, что обитатели и работники большого поместья зависят от меня…

— Вы — одно целое, — сказала Алинда. Лорд кивнул и признался:

— Раньше мне это было невдомек.

— А сейчас?

— Они хотят похвалиться своими успехами, а в случае нужды знать, к кому можно обратиться за помощью. Я обрел хоть какую-то цель в жизни. Я вдруг понял, как тесно переплетаются наши судьбы с судьбами тех, кто своим трудом обеспечивает нам достойную жизнь.

— Я так рада, что вы пришли к этой мысли сами, без подсказки.

— Как видите, у меня хватило на это умственных способностей, — с притворной обидой откликнулся милорд, но тут же широко улыбнулся. — Жаль, что я потерял столько лет. Но я постараюсь наверстать упущенное, — Я знаю, что вам это по плечу, — застенчиво произнесла Алинда.

— Как вы можете это знать, когда я сам в этом не очень-то уверен?

— Сама не знаю… — Алинда окончательно смутилась и замолчала.

— Расскажите мне о себе, — неожиданно попросил Роджер.

— Мне нечего рассказывать. Моя мать тяжело больна, и поэтому я нуждаюсь в деньгах. Талантов у меня никаких, но я неплохо вышиваю. Вот, пожалуй, и все.

— Я бы сказал, что у вас достаточно талантов, — возразил граф. — И умение проповедовать — один из них. Кроме того, вы обладаете даром провидения.

— Скорее это можно назвать инстинктом, — сказала Алинда. — Я ему повинуюсь, только и всего.

— Инстинкт распознать хорошее и отсеивать дурное. Кто бы на свете не хотел обладать им? Роджер внимательно посмотрел на нее.

— Вы что-нибудь знаете про эту богиню? — Он кивнул на статую.

— Я ее даже не рассмотрела как следует. Пейзаж вокруг так красив.

— Это Афина — богиня мудрости. Ей известно больше истин и сокровенных тайн, чем всем богам и смертным. Как, по-вашему, надо быть мудрым в любви?

— Я считаю, что да, — твердо заявила Алинда, вспомнив в этот момент о Гортензии Мазарини.

— Но мудрыми можно назвать очень немногих женщин. Впрочем, обнаружить ум в головке хорошенькой женщины боятся почти все мужчины.

— Боятся?

— Какой муж захочет, чтобы жена была умнее его? — с легкой иронией спросил Роджер. Неожиданно он поднялся.

— Пойдемте, я провожу вас. Когда темнеет, бывает трудно отыскать нужную тропинку в этих дебрях.

Алинда терялась в догадках, почему он так резко оборвал разговор. Когда они углубились в рощу, она поняла, что без провожатого могла бы действительно заплутать. Только спускаясь по ступеням сбоку от водяного каскада, она поняла, что они идут обратно тем же путем, каким она шла наверх при свете дня. В сгустившейся тьме все выглядело по-иному.

Молча они пересекли лужайки с мягкой бархатистой травой, прошли под сомкнувшимися над их головами кронами фруктовых деревьев, но Алинде казалось, что каким-то таинственным образом их беседа продолжается. В ней нарастала неудержимая радость от этого мысленного общения с ним, от того, что он рядом.

Они приблизились к задней двери, от которой у нее имелся ключ. Роджер взял его из руки Алинды, и пальцы их» слегка соприкоснулись.

— Спокойной ночи, Алинда, — сказал он, придерживая дверь и пропуская ее. — И спасибо вам.

Она забрала у него ключ, и повторное прикосновение к руке Роджера взволновало ее.

Алинда удивленно посмотрела на него выжидающе, когда он склонился к ней.

— Спасибо за… — начал было Роджер, но его губы встретились с ее губами, и любые слова вдруг показались лишними.

Его руки сомкнулись в кольце вокруг ее талии, его рот завладел ее ртом. Алинда ощутила тепло, а еще возникло чувство, которое прежде она никогда не испытывала, но откуда-то ей было известно, что таков должен быть вкус поцелуя. Как будто живительное ласковое пламя охватило обоих, расплавило и слило их воедино. Они перестали существовать раздельно.

«Наверное, только богам доступно подобное наслаждение», — в восторге подумала Алинда. Машинально она продолжала пятиться. Еще один шажок, и она, переступив порог, очутилась внутри дома. Дверь закрылась, и Алинда осталась одна.


Долго она лежала лицом вниз на своей кровати. Она не раздевалась и не помнила, как проделала путь по лестницам и коридору до своей комнаты.

Алинда была не в состоянии возвратиться к реальности, вновь обрести присущий ей здравый смысл и сказать себе, что поводов для особой радости нет.

Вместо этого она задавалась вопросом, почему любовь так сладостна, и жалела, что не встретилась с нею раньше.

Почему она сразу не почувствовала, увидев стоящего у окна Роджера Кэлвидона, что он и есть тот единственный на свете мужчина, который одарит ее счастьем, о ком она мечтала и не чаяла встретить.

Все-таки ей удалось спуститься с небес на землю, вымести напрочь вздор, заполнивший ее головку, и сказать себе, что ее чувства, столь возвышенные, могли резко отличаться от того, что чувствовал граф. Должно быть, он успел перецеловать сотню женщин, а она лишь сто первая в этом списке.

Он был возбужден своим сегодняшним успехом и благодарен ей за то, что именно она направила его на этот путь. Тогда, значит, это был знак благодарности, и ничего более! Граф не произнес никаких слов любви и вообще было не похоже, что он влюблен в нее.

Ей нечего было предложить графу Кэлвидону, который считался завидным женихом в высшем обществе и за которым из-за его титула и состояния велась охота с тех пор, как он достиг подходящего для женитьбы возраста. То, что он был несчастен из-за постыдного поведения своей матери и ненавидел ее любовника, совсем не умаляло его достоинств с точки зрения высшего света. Его готовы были принять в любой семье с распростертыми объятиями.

«Как я могла хоть на один момент подумать, что он интересуется мною? — упрекала себя Алинда. — Даже если б он знал о моем происхождении, у меня нет ничего, чтобы преподнести ему. Ничего!»

От ее недавнего восторга не осталось и следа. Все вернулось обратно на свои места, райское блаженство сменилось адом, но не огненным, где поджаривают грешников, а холодным, серым, будничным.

Однако жизнь ее уже не станет такой, как прежде, она была в этом уверена. Может быть, Алинда слишком драматично воспринимала самые обычные вещи, чересчур большое значение придавала тому, что произошло. Но она, как ей казалось, познала самое высокое чувство и поэтому переменилась сама.

Пусть даже милорд думает о ней то же, что и Феликс Хэнсон. Она-то знает про себя, что она чиста и лишена всякой корысти и притворства. Все же Алин-де пришлось признать, что в чем-то она допустила ошибку. Девушки ее круга и воспитания не позволили бы мужчине, с которым встречались лишь несколько раз, поцеловать себя и при этом не сопротивляться, не протестовать, а даже наоборот, со страстью отвечать на поцелуи.

Если б ее попытался поцеловать Феликс Хэнсон, она наверняка вела бы себя именно так, но с Роджером Кэлвидоном все было по-другому.

Он сумел пробудить в ней дотоле дремавшие чувства, и она не побоялась открыть их ему. Пусть не словами, а поцелуем она выдала себя с головой, и теперь вопрос только в том, к чему это все приведет.

Конечно, во всем виновата только она сама.

«Я рассуждала высокопарно о любви, не испытав ее. Она пришла, и я обнажила перед ним свою истинную сущность. Оказывается, я чувственная женщина без твердых моральных устоев».

Так думала Алинда.

Но зато теперь она знала, ради чего короли иногда жертвуют своим троном и предают свои народы, по какой причине часто затевают войны, почему некоторые люди готовы умереть с именем любимого человека на устах.

А все потому, что они познали — как и она — настоящую любовь.

Однако это не наполняло ее радостью. Наоборот, из глаз Алинды хлынули слезы. Ей было жаль, что миг счастья был таким кратким, и слезы все текли и текли по ее щекам.

Некому было утешить ее, и никакой здравый смысл не мог тут помочь.

Глава 6

Феликс Хэнсон, беспечно насвистывая, спускался по лестнице.

Он пребывал в прекрасном настроении, потому что накануне обыграл опытного теннисиста, который специально приезжал из Дерби на игру с ним.

Впервые это случилось после нескончаемой череды проигранных поединков. Хэнсон еще радовался и тому, что утром в понедельник чек, подписанный вдовствующей графиней, попадет в банк, и на его счет будет зачислено восемь тысяч фунтов. : Он долго подсчитывал в уме свои активы и пассивы и с удовольствием отметил, что после погашения всех долгов у него останется приличная сумма.

Две тысячи с лишним фунтов он ловко вытянул у графини, завысив цифру обязательств перед банком. Кроме того, Хэнсон собрал целую коллекцию дорогостоящих мелочей, подаренных ему любящей женщиной. Все эти заколки для галстуков, запонки, цепочки, перстни, а также массивные золотые часы легко можно было обратить в наличные деньги в случае необходимости.

Он также обладал тремя скаковыми лошадьми, зарегистрированными на его имя, только вот продать их будет нелегко, так как они находились в конюшне Кэлвидона. Хэнсон прекрасно сознавал, какой мстительной злобой исполнится душа графини, когда она узнает о его намерении покинуть ее и окончательно поймет, что больше ему не нужна как женщина.

«Однако что она может еще сделать, как только полыхать злобой?»— уговаривал самого себя Феликс.

Конечно, Розалин постарается помешать ему наложить руку на лошадей, на автомобиль и на прочие дары, принадлежность которых ему можно было оспорить. Но все равно его финансовое положение на данный момент выглядело устойчивым, а будущее — радужным.

Очутившись в холле и взглянув на громадные напольные часы, Хэнсон обнаружил, что слишком рано облачился в вечерний костюм и его пригласят к обеду не раньше чем через двадцать минут.

Он направился в библиотеку и заметил, что в холле сегодня дежурит молодой лакей по имени Генри, приставленный обслуживать его автомобиль, который выполнял попутно для Феликса некоторые поручения.

— Добрый вечер, сэр, — приветствовал его Генри.

— Ее милость уже спустилась?

— Нет, сэр. Кажется, у ее милости болит голова и она отдыхает. Но мистер Барроуз надеется, что она спустится к обеду.

Феликс Хэнсон мысленно улыбнулся. «Значит, меня отпустят с крючка на сегодняшний вечер, — подумал он. — Розалин рано отправится на боковую, и я смогу зацапать маленькую Сероглазку».

— Ты кое-что можешь сделать для меня, Генри, — произнес Хэнсон, многозначительно понизив голос. — Я дам тебе записку, а ты подсунешь ее под дверь мисс Сэлвин, как в прошлый раз?

— Конечно, сэр.

— Тогда через пару минут письмецо будет готово. Феликс Хэнсон поспешил в библиотеку, уселся за письменный стол и начертал на листе писчей бумаги пару строк:

«Я должен повидать вас, и очень срочно! Я загляну к вам около десяти. Не запирайте дверь».

Он сложил листок, подошел к дверям библиотеки и поманил пальцем ожидавшего в холле Генри. Феликс с серьезной миной сунул в руку лакея маленький бумажный квадратик, проследовал обратно через комнату к окну и, вновь принявшись насвистывать, уставился на темнеющий сад.

Он не собирался покидать Кэлвидон, не осуществив своих намерений в отношении хорошенькой вышивальщицы. Феликс пообещал доставить себе это удовольствие и не склонен был нарушить обещание.

Внезапно дубовая дверь библиотеки распахнулась, и на пороге появилась вдовствующая графиня.

Одного взгляда на ее лицо было достаточно, чтобы понять, как она разъярена. Подобные приступы гнева случались у нее регулярно, но этот был страшнее всех предшествующих.

Она проследовала на середину комнаты, встала там, неподвижная, как изваяние, и, несмотря на клокотавшую в ней бурю, заговорила тишайшим и спокойным голосом, в котором хватило бы яду на тысячу гремучих змей:

— Удивляюсь твоей смелости, дорогой. Как это ты решился затеять интрижку за моей спиной, да к тому же в моем доме?

Феликс Хэнсон осторожно приблизился к ней.

— Не имею представления, о чем ты говоришь, Розалин.

— Ты прекрасно знаешь, о чем идет речь. И не трудись придумывать очередную ложь. Вот это я забрала у лакея, который направлялся наверх!

Она помахала перед носом Феликса запиской.

Хэнсон пялился на нее, судорожно придумывая, что ему сказать в свое оправдание.

Вдовствующая графиня продолжила:

— Твой подручный лакей пакует свои вещички, : пока я буду собирать твои. Вместе вы можете отправляться куда угодно. Подходящая парочка! Я не желаю тебя больше видеть.

— Но ведь это же смешно, Розалин, — произнес Хэнсон заискивающим тоном.