На следующий день графиня сообщила кардиналу, что королеве нужно сто пятьдесят тысяч ливров для бедняков. Де Роан молча вручил графине увесистый кошель…

Что побудило графиню де Ла Мотт сыграть с кардиналом столь злую шутку? (Письма королевы, разумеется, были поддельными!) Неужели только возможность прибрать к рукам деньги, которые де Роан будет передавать «королеве» на благотворительные цели?

О нет, ставка в этой игре была баснословной. Однажды мошенница узнала, что королевские ювелиры предложили Марии-Антуанетте приобрести у них многоярусное бриллиантовое колье, которое они называли самым роскошным ожерельем в мире. Они уже предлагали его мадам дю Барри, испанскому королю и нескольким богачам, но цена – миллион шестьсот тысяч ливров – оказалась всем им не по карману.

Они показали колье Людовику XVI после его восшествия на престол, считая, что по этому случаю король, возможно, приобретет драгоценность для Марии-Антуанетты, питавшей слабость к украшениям. Однако юную государыню тоже остановила цена, и она величественно произнесла:

– Нам больше нужны корабли, чем украшения.

Расстроенным же ювелирам она сказала:

– Я не могу принять от короля столь дорогого подарка. Никогда больше не предлагайте мне это ожерелье. Постарайтесь разделить его на части и продать. Возможно, тогда вы найдете покупателя на свое колье.

Злосчастное ожерелье и стало предметом интриги, затеянной графиней де Ла Мотт. Она рассказала кардиналу о том, что королева страстно желает приобрести колье, на покупку которого у нее нет необходимой суммы. И, разумеется, Мария-Антуанетта нуждается в его, де Роана, помощи.

Кардинал тут же заключил с ювелирами сделку, обязуясь выплатить сумму в миллион шестьсот тысяч ливров в течение четырех лет. Первого февраля ювелиры привезли де Роану ожерелье, которое кардинал немедленно вручил графине де Ла Мотт. В тот же вечер мошенница разделила великолепное украшение на несколько частей, чтобы продать его.

Первый взнос, который кардиналу предстояло внести к августу, оказался ему не под силу. Встревоженные ювелиры поспешили в Версаль, где услышали ужасную новость:

– Вы введены в заблуждение. У королевы никогда не было вашего бриллиантового ожерелья.

Об этом заявила золотых дел мастерам доверенная фрейлина королевы, мадам Кампан. Мария-Антуанетта, узнав о случившемся от своей наперсницы, немедленно приняла ювелиров. Обеспокоенная королева попросила их составить для короля докладную записку и детально изложить суть дела.

Кардинала де Роана арестовали в тот момент, когда он, в епископском облачении после мессы в день Успения, проходил через Зеркальный зал Версаля. Разразился скандал.

Кардинал-мошенник и королева, оказавшаяся замешанной в деле о подлоге!

Пасквилянты графа Прованса и герцога Орлеанского позволяли себе все, что угодно, обливая королеву потоками грязи. Ферсен же понял, сколь сильно пострадала репутация Марии-Антуанетты, только когда королева, оправившись от родов, прибыла в Париж. Вместо приветствий жители столицы встретили ее гробовым молчанием.

Мрачную тишину нарушали лишь скрип карет да стук конских копыт по мостовой; казалось, это предвещало будущую трагедию.

«Дело об ожерелье» и требование королевы судить виновных в Париже вызвало град оскорблений в ее адрес. Однако, как ни странно, Ферсен не упомянул об этом ни в своем дневнике, ни в корреспонденции. Во время судебного процесса он отмечал в дневнике лишь светские события – например, бракосочетание мадемуазель Неккер и барона Шталь-Гольштейна, имевшее место четырнадцатого января 1786 года, на котором он присутствовал. В это время Мария-Антуанетта была вне себя от гнева, но и об этом Ферсен умолчал. Более того, как раз тридцать первого мая, в день оглашения приговора, граф решил покинуть Францию. Сделал он это двадцатого июня, в тот самый день, когда палач пометил графиню де Ла Мотт каленым железом.

После процесса Ферсен все же вернулся в Версаль. Его поразила перемена, происшедшая с королевой. Мария-Антуанетта, которой уже исполнилось тридцать, оставила балы, очень редко посещала театры, не появлялась больше в обществе мадам де Полиньяк и принцессы де Ламбаль и все свободное время проводила с детьми. Но ее чувства к графу Ферсену не изменились. Сразу после его прибытия в Версаль они возобновили долгие прогулки по парку. Иногда они отправлялись верхом подальше от дворца и весь день проводили вместе. Эти встречи не могли долго оставаться тайными и вскоре вызвали шумный скандал – несмотря на скромность и сдержанность фаворита, который был самым почтительным из всех друзей королевы. Снова зазвучали непристойные песенки и памфлеты. Опять вспомнили о «любовной встрече» кардинала с «королевой» темной ночью в Версальском парке…

Почему Ферсен, боготворивший королеву, в столь трудную для нее минуту все же покинул ее? Ведь именно тогда ненависть подданных впервые перестала быть для нее секретом… Возможно, Мария-Антуанетта сама потребовала, чтобы он уехал, пытаясь таким образом защитить самого дорогого ей человека…

В любом случае решение было принято, и граф Ферсен оставил Версаль. В течение двух лет он неустанно путешествовал между Швецией и Валансьенн, где в то время стоял его полк, но нигде подолгу не задерживался. В конце 1787 года он возвратился в Швецию и принял участие в войне с Россией.

Только в декабре 1788 года он вновь появился в Париже, где в ожидании созыва Генеральных штатов кипели страсти.

«Наблюдаю сильнейшее брожение среди народа, – написал он сестре, – но я убежден, что последствия не будут столь трагическими, как все предрекают…»

Что за непростительное заблуждение! Впрочем, надвигавшаяся революция не могла сильно шокировать шведа, поборника либеральных веяний, сражавшегося за свободу Американских Штатов на стороне Вашингтона. Конституционная монархия представлялась ему вполне естественной формой государственного устройства…

Тем временем королева нуждалась в помощи Ферсена больше, чем когда-либо: события развивались с устрашающей стремительностью.

Пятого мая Генеральные штаты собрались на первое заседание, и вскоре выяснилось, что полярность мнений депутатов поделила страну на два лагеря. Дискуссия продолжалась шесть недель. В результате представители третьего сословия объявили себя Национальным собранием. Людовик XVI, попытавшийся было воссоединить все три сословия, приказал представителям дворянства присоединиться к Национальному собранию, которое решило немедленно приступить к разработке конституции…

Четвертого июня умер маленький дофин – Мария-Антуанетта пережила страшное горе. В то же время потоки грязи проливались на несчастную государыню. Каждый день газетчики публиковали песенки, памфлеты и пасквили, соревнуясь в травле королевы…

Возбужденные парижане тринадцатого июля разгромили старый арсенал, завладели оружием и двинулись на Бастилию. Старая парижская тюрьма, в которой в это время содержалось всего семеро узников – четыре фальшивомонетчика, один вор и двое душевнобольных, – под натиском толпы пала четырнадцатого июля 1789 года.

В сентябре начались «хлебные бунты». Страшный ураган с градом уничтожил большинство урожая, и мука стала редким продуктом. Несмотря на голод, Людовик XVI дал обед в честь офицеров Фландрского полка, совершив тем самым роковую ошибку…

Пятого октября шумная толпа женщин, таща с собой пушки, под предводительством сержанта Майяра отправилась маршем из Парижа в Версаль. Вечером Людовик XVI принял в зале Совета делегацию из пяти женщин.

– Хлеба… – прошептала Луизон Шарби, молодая работница, которой поручили говорить с государем, и упала в обморок.

Когда ее привели в чувство, Людовик сказал:

– У меня нет хлеба, но вы можете забрать все съестные запасы из дворцовой кладовой… Завтра я прикажу привезти из Санлиса зерно для снабжения хлебом Парижа.

– Да здравствует наш добрый государь! – в восторге воскликнули женщины и покинули дворец. – Завтра у нас будет хлеб! – заявили они ожидающей во дворе толпе.

– Продажные девки! – взревела толпа. – За обещание они продались королю!

И несчастных женщин принялись избивать. Офицеру королевской стражи с большим трудом удалось спасти их. И тогда толпа обратила свой гнев на охрану дворца. Люди, вооруженные пиками, палками и дубинами, бросились на солдат…

В десять утра следующего дня король вышел на балкон и объявил:

– Мы возвращаемся в Париж и останемся там навсегда.

Члены королевской семьи стали пленниками народа, потерявшего всякое уважение к короне. Через два часа венценосные супруги отправились в столицу. Шествовавшие впереди королевской кареты женщины несли надетые на пики головы двух стражников, убитых накануне. Во второй карете ехал граф Ферсен и с ненавистью глядел на пьяный сброд, оскорблявший женщину, которую он любил больше всего на свете. Он дрожал от гнева и сжимал эфес шпаги, в любой момент готовый броситься на помощь королеве…

Так Аксель Ферсен попал в Тюильри, где ничто не было подготовлено к приему королевской семьи. Пришлось спешно изгонять многочисленных жильцов из старого дворца Екатерины Медичи. Королева держалась мужественно…

Вот что по этому поводу Ферсен написал сестре:

«Она бесконечно несчастна, но сильна духом. Я изо всех сил пытаюсь ее утешить. Это мой долг: ведь она для меня – все…»

В конце октября Ферсен в Тюильри провел весь день с королевой, о чем и поведал сестре:

«Только Вы, милая Софи, способны понять мое состояние. Вот прядь волос. Она сама посылает Вам их. Она так добра, так прекрасна, я обожаю ее еще больше за любовь к Вам. Я буду несказанно счастлив, когда Вы наконец с ней встретитесь…»

Однако вскоре графу пришлось покинуть Париж. В 1790 году ситуация сильно обострилась: восстала армия. Густав III, с беспокойством наблюдая из Швеции за революцией, сотрясавшей французский престол и угрожавшей другим монархиям, призвал Ферсена к себе. Граф, ставший доверенным лицом шведского государя и французского короля, шифровал и расшифровывал сотни депеш, которыми обменивались Стокгольм и Париж, и докладывал обстановку королю Густаву и министру Таубе – своему близкому другу.

Ферсен был одержим единственным стремлением: спасти Марию-Антуанетту, оказавшуюся в беде. И он не скрывал своих намерений.

Ненависть, которую народ питал к «австриячке», страшно пугала шведа. Всю весну 1790 года он умолял Марию-Антуанетту согласиться на побег из Парижа.

Королева, не забывшая оскорблений, которыми ее осыпали по дороге из Версаля, и чувствуя, что ярость народа растет с каждым днем, дала себя уговорить. Но Людовик XVI отказался покинуть страну.

– Король Франции бежать не может, – ответил он.

И только опасное и неприятное происшествие в пасхальный понедельник, когда государь с семьей отправлялся в Сен-Клу слушать мессу, вынудило его изменить свое решение: остановившая карету толпа тогда долго осыпала оскорблениями королевскую семью. Людовик наконец осознал, что его подданные ненавидят своего короля. Он долго не мог прийти в себя после того, как ему бросили в лицо:

– Эй ты, жирная свинья!

Жестом остановив стражу, которая собиралась разогнать толпу, монарх сказал:

– Я не хочу, чтобы из-за меня пролилась кровь. Возвращаемся в Тюильри.

Вечером королева вызвала Ферсена в свой будуар.

– Дорогой друг, – обратилась она к Акселю, – Его Величество решился покинуть Париж. Он всецело полагается на вас…

Подготовка к бегству была делом трудным и опасным: предстояло найти деньги, сделать фальшивые паспорта, приготовить карету, лошадей, кучеров, охрану, провизию…

В первую очередь требовалось найти людей, которые помогут подготовить побег. И они нашлись. Их было четверо, и все четверо оказались иностранцами: швед Ферсен, шотландец Квентин Кроуфорд, итальянка Элеонора Франчи, в замужестве миссис Салливан, и русская баронесса Корфф.

Мадам Корфф поручили заказать у Жана-Луи, каретника с улицы Планш, большую дорожную карету. Четыре месяца потребовались мастеру для изготовления экипажа. Это была огромная, зеленая, роскошная берлина со всеми удобствами. Под подушками сидений находилась плита для приготовления пищи, поставец на восемь бутылок вина и даже ночной горшок из полированной меди для дофина. Кучер восседал на ящике с инструментами, которые могли понадобиться в случае поломки экипажа. Готовую карету Ферсен перегнал во двор своего дома, потом карету переправили к Кроуфорду, и мадам Салливан разложила по местам все необходимое. Однако план побега не был еще готов. Баронесса Корфф заказала паспорта на свое имя и вместе с Квентином Кроуфордом раздобыла необходимую сумму денег.

Затем Ферсен стал тщательно обдумывать маршрут, предложенный маркизом де Буйе. Маркизу было также поручено подготовить все в Монмеди, куда пожелал направиться король. Людовик XVI не собирался покидать пределы Франции в отличие от Марии-Антуанетты, мечтавшей вернуться в Париж во главе мощной иностранной армии.