Положение усугублялось тем, что у повстанцев были пушки, которые предоставила им в 1794 году Директория. Она желала утихомирить Туссена и потому присвоила ему звание генерала. Туземец долго и униженно благодарил французов, а потом попросил пушек и ядер – иначе, мол, какой же он генерал? Все требуемое ему охотно предоставили, и он тут же принялся стрелять в колонистов и сочинять островную конституцию.

Короче говоря, на Сан-Доминго царила чудовищная неразбериха, и Наполеон решил отправить туда французский корпус. Его начальником первый консул назначил Леклерка.

– Я не поеду к людоедам! – рыдала Полина. – Я не желаю знаться с дикарями!

Но спорить с Наполеоном было бесполезно, и в декабре 1801 года флагманский корабль «Океан», на котором в удобной каюте расположилась чета Леклерков, покинул брестский порт…

– Как странно обошелся первый консул со своей сестрой! – сплетничали в салонах. – Ведь он так любит ее! И вдруг – край света, туземцы, всякие страшные болезни!..

– Но что еще ему оставалось делать? – отвечали защитники Наполеона. – Неужели он так и должен был безучастно глядеть, как госпожа Полина развлекается с этим актером?


На острове Леклерк довольно быстро справился с не умевшими как следует воевать туземцами, взял множество пленных и добился от Туссена обещания сложить оружие. Коварный чернокожий сделал вид, что подчинился власти французов и признал Бонапарта своим повелителем. Наивный Леклерк поверил и сделал широкий жест – отпустил всех пленников. Туссен и не ожидал такой удачи. Какое-то время он выжидал, а затем начал новую войну против белых. Мужчин убивали, женщин похищали и насиловали, офицеров жестоко казнили.

– Вы непременно победите их! – говорила Полина мужу, удрученному предательством островитян. Он даже забыл о том, что несколько дней назад застал свою любимую, но совершенно неисправимую Полетт в саду с одним смазливым лейтенантом. – Вы – мой храбрец! Они вот-вот побегут!

Так оно и случилось. Несмотря на то что восстание охватило весь остров, французы теснили людей Туссена и наверняка бы одержали победу, если бы не эпидемия желтой лихорадки, внезапно обрушившаяся на европейцев.

Одной из первых ее жертв пал Станислас Фрерон, который тоже был направлен Бонапартом на Сан-Доминго.

Каждый день болезнь уносила сотни французов. Умерло больше двадцати пяти тысяч солдат, восемь тысяч матросов, полторы тысячи офицеров…

Двадцать второго октября 1802 года желтой лихорадкой заболел Леклерк. Через десять дней он умер на руках у рыдавшей от горя Полины…

Она остригла свои замечательные черные кудри и положила их в гроб мужа.


Полина вернулась во Францию осунувшаяся, бледная, неулыбчивая. Ее здоровье было совершенно расшатано. В довершение ко всем несчастьям вскоре после возвращения с проклятого острова умер ее малютка сын.

Первый консул чувствовал себя убийцей. Он часто навещал Полину, утешал ее, даже дал денег на особняк в предместье Сент-Оноре. (Так он восстанавливал справедливость. Пока Полины не было в Париже, все ее братья и сестры в десятки раз увеличили свои состояния благодаря стремительной карьере Наполеона и успели обзавестись прекрасными домами.)

Впрочем, довольно скоро Полине показалось мало соболезнований, которые выражали ей брат и прочие родственники, и она стала принимать в своем новом доме очень многих поклонников – и старых, например, Лафона, и новых, например, министра военного флота. И всем она с гордостью показывала огромную роскошную кровать, которая была способна выдержать самые ожесточенные любовные баталии.

– Правда, очень красиво? – спрашивала Полина. – Какая жалость, что бедный Виктор никогда ее не увидит…

Услышав такое, визитеры вели себя по-разному. Некоторые принимались вздыхать и не решались и пальцем прикоснуться к безутешной вдове, а некоторые, напротив, считали своим долгом немедленно проверить крепость пружин этого восхитительного ложа.

И вот Наполеон уже перечисляет Жозефине любовников госпожи Леклерк:

– Лафон – раз, Декрес – два, Макдональд – три, Гумберт – четыре, Семонвиль – пять, Монтолон – шесть… И это только те, о ком я знаю! А ведь она вернулась с Сан-Доминго всего четыре месяца назад! О, несчастный Леклерк!

– Что же вы думаете с ней делать? – спросила Жозефина, втайне надеясь, что муж опять отправит ненавистную Полину куда-нибудь за море.

– Как что? – ответил корсиканец. – Выдавать замуж – и поскорее!

– И за кого же на этот раз? – не без иронии осведомилась мадам Бонапарт.

– Да за ее нынешнего возлюбленного. Он нам вполне подходит, потому что с его помощью можно попробовать помириться с роялистами.

Этим молодым человеком был Камилло Боргезе, внучатый племянник Папы Павла V. Красавец, богач, владелец двух дворцов и сорока замков и вилл, он увлекался скачками и считался одним из лучших наездников своего времени.

Жозеф Бонапарт, выполняя поручение брата, встретился с кардиналом Капрара, папским легатом, и совершенно серьезно заявил ему, что князь Боргезе скомпрометировал его сестру Полину.

– Спасти положение может только женитьба, – заключил он.

Легат немедленно направился к Камилло и рассказал ему о визите господина Жозефа Бонапарта, брата всесильного первого консула Франции.

– Вы должны жениться на Полине, – убеждал юношу Капрара. – Опасно ссориться с этой семьей.

Князь был в ужасе. Одно дело – время от времени развлечься с вдовой Леклерк, и совсем другое – идти с ней под венец. Но легат настаивал, и Боргезе, чуть не плача, согласился стать мужем Полины.

Венчание состоялось шестого ноября 1803 года в замке Жозефа Бонапарта под названием Мортфонтен. Встревоженный князь очень внимательно, строчка за строчкой, прочитал брачный контракт. Все присутствующие заметили, что он вздохнул с облегчением, радостно и благодарно улыбнувшись членам семьи Бонапартов. Родственники Полины решили, что Боргезе благодарит их за то, что они выдают за него самую красивую женщину в мире. Они не знали, что в Италии было принято упоминать в брачном контракте имя любовника невесты, и князь опасался, что найдет там длинный ряд незнакомых фамилий…

Полине очень нравилось именоваться княгиней Боргезе, тем более что ее титул вызвал жгучую зависть у сестер – Элизы и Каролины. Первая пока не превратилась в герцогиню Тосканскую и носила неблагозвучную фамилию Баччиокки, а вторая звалась госпожой Мюрат, то есть была невесткой кабатчика. Иоахим Мюрат еще не успел стать знаменитым маршалом и королем Неаполитанским.

К сожалению, Полину ожидало разочарование, ибо ее муж оказался… нет, не импотентом, но «недостаточно прытким», как откровенно выразилась сама новобрачная. Впрочем, ходившую по Парижу шутку «Отдаться Камилло Боргезе – значит не отдаться никому» она решительно и гневно опровергала. Разумеется, ей верили, потому что знали о ее бурном темпераменте и полагали, что она не потерпела бы рядом с собой человека бессильного.


Весной 1805 года Полина, гордясь тем, что она теперь – сестра императора Франции, задумала заказать знаменитому итальянскому скульптору Канове свой портрет. Он приехал в Париж, долго с восхищением созерцал молодую женщину, а потом предложил изобразить ее в образе Венеры-победительницы. Скульптору было уже шестьдесят три года, и только чудом с ним не случился инфаркт, когда он увидел перед собой полуобнаженную красавицу в бриллиантовом колье: Полина стремительно разделась, дабы продемонстрировать Канове свои замечательные формы, действительно достойные Венеры.

– Но римская богиня не может быть одета, – блеснула княгиня Боргезе своими познаниями в мифологии, и скульптор вынужден был согласиться с этим утверждением.

Справившись с собой, маэстро взглядом знатока посмотрел на белоснежную грудь венценосной натурщицы и сказал неуверенно:

– Эта часть вашего тела столь прекрасна, что мне вряд ли удастся превзойти природу. Поэтому я просто сделаю слепок с ваших грудей.

Полина, разумеется, с радостью согласилась. Но тут Канова засомневался:

– Я не могу прикоснуться к столь совершенным предметам!

– Но чего вы испугались? – удивилась княгиня.

– Я боюсь влюбиться в свою модель!

– Да вы, оказывается, льстец! – рассмеялась Полина.

А потом разразился страшный скандал: сестру Наполеона обвинили в бесстыдстве.

– Как вы могли согласиться позировать обнаженной? – спросила ее некая дама.

– Но ведь в мастерской было тепло – там горел камин, – ответило это двадцатипятилетнее дитя.

Камилло приказал спрятать статую Венеры в самый глухой чулан дворца. Ему не нравилось, что гости сначала внимательно смотрели на копию, а потом переводили взгляд на оригинал с явным желанием сравнить их. А некоторые еще имели наглость бормотать: «Как жаль, что она одета!»


Казалось, пыл сестры императора становился год от года сильнее. Она даже призналась однажды своей приятельнице, что «ей кажется, будто она сидит на горячих угольях».

Немудрено, что Полина просила всех окружавших ее мужчин остужать этот жар – и те не отказывались помочь прелестной княгине. Иногда, впрочем, она просила о помощи и дам, что особенно возмущало ее мужа.

– Позор! – кричал он как-то утром в будуаре Полины, которая безмятежно гляделась в зеркало. – Я сыт по горло этими вашими выходками!

– Вы намерены ругаться по-настоящему? – спросила у него жена.

Камилло умолк на мгновение и ошеломленно кивнул.

– Тогда я отпущу горничных, – пояснила Полина и отослала девушек прочь. – Теперь можете шуметь. Чем вы опять недовольны?

Князю расхотелось скандалить. Он мрачно посмотрел на Полину и сказал:

– Я привык к тому, что вы бесконечно флиртуете с гвардейскими офицерами. Привык и к тому, что почти всегда невинный флирт оборачивается скандальной связью, о которой сплетничает потом весь Париж. Да, вы темпераментны, и даже врачи предупреждали меня о том, что вам как можно чаще необходимо мужское… э-э… внимание.

Тут Полина грустно кивнула и вставила как бы ненароком:

– А вы ко мне невнимательны, друг мой!

Но князь не дал себя сбить с мысли и упрямо продолжал:

– Однако же изменять мне с женщинами я не позволю! Мне это претит! Есть лишь один выход – пожаловаться на вас императору!

– Но я не хочу скандала! Наполеон расстроится, когда узнает об этом… – загрустила Полина.

– Тогда, – решительно закончил Камилло, – поезжайте к брату и попросите у него для меня орден Почетного легиона, французское гражданство, орден Золотого Руна и должность в императорской армии. Если мою просьбу удовлетворят, то огласки не будет. Я вам обещаю!

Полина сразу воспрянула духом и обещала похлопотать перед Бонапартом. Вскоре восхищенный князь получил все, о чем просил, и был назначен командиром придворных конногвардейцев.

Однако же не надо думать, что после этого он стал совсем уж снисходителен к своей ветреной супруге. Известна фраза, сказанная им в разговоре с генералом Червони: «Пусть моя жена благодарит бога за то, что она сестра императора. Иначе я бы уже давно примерно наказал ее!» Поистине, то был крик глубоко уязвленной души!


В апреле 1808 года князь Боргезе сообщил жене новость, показавшуюся ей ужасной. Ее мужа назначили «генеральным губернатором девяти трансальпийских департаментов».

Кипя от гнева, Полина села в карету, которая должна была доставить княжескую чету в захолустный Турин. Несмотря на то что она предусмотрительно захватила с собой последнее свое увлечение – известного дирижера и музыканта Феликса Бланджини, госпожа Боргезе вела себя совершенно невыносимо во время всего путешествия. То она не хотела ехать в карете и требовала подать носилки, то пересаживалась обратно в экипаж… А иногда вдруг, ссылаясь на какое-то постановление Сената, заявляла, что хочет сама отвечать на приветствия городских властей. Красивое лицо ее мужа было бледным от сдерживаемого гнева. Он пытался объяснить взбалмошной Полине, что это неприлично, потому что губернатор все-таки Камилло Боргезе, а не его жена.

– Вы не облечены никакой властью, – говорил муж.

– Я? – искренне изумлялась Полина. – Да я же сестра императора! Вы были бы никем, если бы не стали моим супругом!

– Полетт, Полетт! – ласково журчал Камилло, признавая ее правоту. – Прошу вас, успокойтесь!

Но на первой же остановке произошла неприятная сцена, свидетелями которой были сотни жителей Пьемонта. Когда Камилло набрал в грудь воздуха, чтобы ответить на приветствие мэра, Полина заявила во всеуслышание:

– Молчите! Говорить буду я!

Супруги принялись ссориться.

– Я губернатор! – настаивал он.

– А я любимая сестра Наполеона! – парировала она.

– Ваши высочества! – стенал мэр.

Наконец Полина и Камилло устали кричать друг на друга и молча вернулись в карету. Пьемонтцы провожали их изумленными взглядами.

…Бланджини, поселившись по приказу Полины в том же дворце, что и супруги Боргезе, чувствовал себя отвратительно. Он уже знал, что император, осведомленный о его связи с княгиней, приказал ему покинуть пределы Италии. Каждый день, выполнив то, что требовала от него ненасытная любовница, он умолял ее о разрешении уехать из Турина, но Полина отказывала несчастному музыканту. Напротив, она, казалось, намеренно подчеркивала свое отношение к Феликсу, прилюдно целуя его и усаживая к себе в коляску, когда ей хотелось осмотреть местные достопримечательности. Спасло музыканта лишь то, что от страха он не смог «вести свои партии» так уверенно, как прежде. Разъяренная этим Полина прогнала Бланджини прочь…