Наверное, оба чувства в равной степени, подумала девушка, глядя, как граф снимает свой сюртук. Но когда он посмотрел ей в глаза, волнение перевесило.

— Ты должна помочь мне раздеться, жена. Я хочу, чтобы ты хорошо изучила мое тело.

Он не отводил глаз все время, пока она выполняла его распоряжение. Дрожащими пальцами Мадлен сняла с мужа жилет и галстук, затем сорочку. Рейн сел на стул, чтобы освободиться от туфлей и бриджей, а когда он предстал перед ней во всей своей восхитительной наготе, она только и могла, что молча смотреть и тяжело дышать.

— Ты прекрасна, — тихо произнес он, нарушая торжественную тишину.

— И ты тоже, — прошептала она правдиво и слегка растерянно.

В самом деле, тело Рейна было великолепно. Неотразимо, искусительно прекрасно. Оно являло собой шесть с половиной футов физического совершенства.

Его рафинированная мужественность почти пугала… ширина его плеч, могучая грудная клетка, мускулистая мощь бедер, невиданное ею прежде мужское естество… Мадлен голодными глазами пожирала его безупречную фигуру, на которой играли отблески золотистого света, наполняясь непреодолимым желанием подойти и прикоснуться к нему.

Самоуверенно улыбнувшись, Рейн взял инициативу на себя.

— Идем в постель, милая, — распорядился он, сбегая пальцами вниз по ее руке и взяв ее ладонь в свою.

Он повел девушку к высокой кровати с балдахином, затем, откинув одеяла, лег на спину среди подушек, протягивая руку и приглашая ее присоединиться. Мадлен замерла в нерешительности, созерцая грацию его мощного тела и ощущая новый приступ нервозности.

Рейн опять взял ее за руку и потянул к себе так, что Мадлен в итоге оказалась сидящей на коленях рядом с ним.

— Жеманство запрещено, не забывай.

Напомнив себе, что она дала супружескую клятву, Мадлен нашла силы вымолвить:

— Что я должна делать?

— Проведи руками по моему телу, пусть твои пальцы прогуляются по моей коже.

Этому повелению она страстно желала подчиниться. Склонившись, Мадлен начала с его мускулистого торса.

В нем столько мужественности, думала она, охватывая пальцами выпуклости развитых мышц на груди, ощущая под бархатной кожей упругую плоть. Ее собственная грудная клетка, казалось, слишком мала, чтобы вместить яростно бьющееся сердце, в то время как ладони скитались по телу Рейна. Жар и стальная твердость его гладких обнаженных членов, равно как и запах мужа, разогревали чувства Мадлен. Его теплая кожа слабо пахнет мускусом, открыла она для себя, продолжая исследования.

Осмелившись, девушка сдвинулась ниже, к его крепкому животу, и еще ниже. Минуя лобок и налитую колонну мужской плоти, возвышающуюся над рощей черных кучерявых волос, она задержала руку на его бедре. Видя, что дальше она не продвинулась, Рейн снова взял ее ладонь и сомкнул пальцы девушки на своем толстом возбужденном органе. У Мадлен перехватило дыхание — настолько большим и твердым он казался в ее руке, а граф прижал ее ладонь крепче, поощряя продолжать.

— Не останавливайся… мне не больно.

Она с удивлением обнаружила, что на самой верхушке его член бархатисто-мягкий, а во всех остальных местах твердый и гладкий. А под ним — округлые выпуклости, на ощупь напоминающие кожицу спелой дыни.

Мадлен подняла глаза и встретилась с ним взглядом, отчего щеки ее вспыхнули румянцем. Граф наблюдал за ее действиями, явно наслаждаясь изумлением, отразившимся на лице девушки.

— Ты намного больше, чем я себе представляла, — призналась она.

— А что ты представляла? — спросил он с любопытством.

Она пожала плечами в растерянности.

— Не знаю… Что-то значительно меньшее. Мне не с чем сравнить, кроме античных статуй, которые я видела. И не совсем понятно, как ты такой во мне поместишься.

Его глаза наполнились дразнящей веселостью, а рука зарылась в ее волосы на затылке.

— Обещаю тебе, милая, прекрасно помещусь, но сначала я должен тебя к этому подготовить.

Он пригнул ее голову к себе и поцеловал. Его губы нежно и возбуждающе ласкали ее. И когда она охотно ответила ему, он потянул ее, укладывая на свое могучее тело.

Тепло его обнаженной плоти отозвалось в ней таким же острым переживанием, как и вкус его губ. Мадлен закрыла глаза, наслаждаясь чувствами, наполнявшими ее существо… и в то же время ощущая опасность. Безумный вихрь эмоций, которые Рейн пробудил в ней, — томление, жажда, вожделение — сводили на нет все ее попытки воспротивиться ему.

Мадлен не нашла в себе сил бороться с этим и тогда, когда он осторожно положил ее на спину и, обретя полную свободу действий, принялся обольщать. Он начал с поцелуев ее шеи, затем прошелся по ложбинке между грудей, потом по очереди обласкал каждый сосок, нежно покусывая, облизывая и посасывая.

Рот его был горячим и сладострастным, когда он требовательно обратился к остальным частям ее тела, В конце концов руки Рейна тоже приняли участие в этом волшебном действе, обласкивая ее с тщательностью искушенного любовника, неспешно и подробно, как будто его главным удовольствием было ее наслаждение.

Бедра девушки вздрогнули, когда граф нащупал ее женский бугорок и скользнул ниже, во влажные чувствительные складки. А когда он неспешно проник пальцем в ее пульсирующий орган, Мадлен выгнула спину от невыносимого напряжения.

— Расслабься, — промурлыкал он.

Но она не могла расслабиться. Его прикосновения отзывались в ней мучительным желанием. Его ласки воздействовали на нее сокрушительно, пронзая каждую часть ее тела сладостными конвульсиями.

Но, казалось, он все еще не был удовлетворен результатом.

— Дай мне свои губы, милая.

Его голос, исполненный грубой чувственности, донесся до ее сознания сквозь окутавший ее сладостный туман, сливаясь с заполнявшими тело горячими волнами наслаждения.

Отчаянно желая, чтобы он утолил голод, который пробудил в ней, Мадлен повиновалась, подняв свое лицо ему навстречу. Это было сильное и пылкое, захватывающее дух и будоражащее кровь соединение языков и губ. Когда она тихонько застонала от острого желания, он только усилил свой натиск, оставаясь все же нежным и внимательным.

Мадлен радовалась его страстному рвению. В это чудесное мгновение она переживала осуществление своей потаенной мечты — Рейн хочет ее, любит ее…

Запах его тела окружал ее, как и его нежность, когда граф накрыл ее тело своим. Новая, но странным образом близкая тяжесть согрела Мадлен… а потом его твердая плоть медленно-медленно вошла в нее.

Заботливыми губами он принял ее вздох восхищения и усилил нажим, утешая ее губы невесомыми поцелуями. А когда Рейн полностью погрузился в ее лоно, всецело соединившись с ней, он замер.

Мадлен учащенно дышала, постепенно привыкая к пронзившему ее непривычному и жесткому.

Долгие мгновенья спустя он прекратил поцелуи и, приподняв голову, взглянул ей в лицо.

— Ты в порядке?

— Да… — правдиво ответила она, чувствуя, как давление становится меньше, по мере того как ее плоть вокруг него смягчается и тает. — Ты не причинил мне боли.

Что-то очень надежное и вызывающее доверие промелькнуло в глубине синих глаз.

— Хорошо, дальше будет только лучше, я обещаю.

«Я верю тебе», — подумала Мадлен, глядя в сокрытое тенью прекрасное лицо.

Тишина нарушалась только треском горящих поленьев и ее собственными неровными ударами сердца, а Рейн тем временем начал осторожно двигаться внутри нее. Приковав ее к подушке пристальным взглядом, он медленно отступал, чтобы опять пронзить… выходя и погружаясь в ее влажный жар в гипнотизирующем мерном ритме.

От избытка наполнявших ее переживаний Мадлен ощутила подступающие к горлу всхлипывания. Никто никогда ее так не оберегал, так не вожделел. Она сама никогда не желала так сильно, как сейчас. Рейн заставил хотеть его больше, чем она хотела дышать.

Такое невыносимое вожделение, такая сжигающая страсть слиться с ним воедино.

Свет огня померк в ее глазах, тело охватила неодолимая дрожь. Она ощущала только Рейна, его жар, его запах, что заполнял ее жаждущую пустоту.

Когда на Мадлен обрушилась волна оргазма, она закричала, а ее бедра судорожно содрогнулись в экстазе.

Рейн пережил такой же неистовый взрыв несколькими мгновениями позже. Его тело замерло в мучительном напряжении, а затем сотряслось облегчающими толчками.

Когда он наконец затих, Мадлен все еще продолжала пульсировать вокруг него, вздымая в неравномерном дыхании трепещущую грудь. А Рейн, глубоко вздохнув, слабо опустился на локти, пряча ее в собственническом объятии и зарываясь лицом в ароматный шелк ее волос.

Прошло несколько долгих секунд, прежде чем он нашел силы поднять голову, и ему показалось, что Мадлен пребывала в такой же блаженной прострации. Когда он нежно прижал губы к ее влажному лбу, она медленно открыла глаза.

От настороженности не осталось и следа, на лице девушки отражалась сердечность, а мягкий, удовлетворенный взгляд ее лучистых глаз очаровывал.

— Должна заметить, — произнесла она чуть осипшим голосом, — ты выполнил свое обещание. Неудивительно, ты ведь такой искусный любовник.

В глазах графа светилось удовольствие.

— Я счастлив доставить тебе наслаждение, любовь моя.

Осторожно выйдя из сладостных недр ее тела, Рейн откинулся на бок, а затем перекатился на спину, притягивая к себе Мадлен и укладывая ее голову на свое плечо.

Изгибы ее женственного тела безупречно совпадали с линиями его твердого мускулистого торса, отметил он, вдыхая аромат жены. Она удовлетворенно вздохнула, и он подумал, что тоже сейчас совершенно доволен. Как чудесно чувствовать ее, лежащую вот так, рядом с собой.

Правда, у него были причины и для беспокойства. Он еще никогда прежде не испытывал такого острого удовольствия с женщиной. Ни одна из дам не возбуждала его так сильно, как Мадлен.

Опасное чувство, подумал Рейн, рассеянно лаская ее стройную шею, спрятанную под волосами. Не было ничего удивительного в том, что он ощущал настоятельную потребность оберегать Мадлен. Или в том, что он хотел оградить ее от опасностей, которые влекла за собой телесная притягательность. Или в том, что ее чувственная плоть неодолимо, мучительно его возбуждала. Он не ошибся, сразу распознав в ней страстную натуру. Ее пьянящее, невыразимо женственное тело было чистым искушением, потаенной мечтой любого мужчины. Его опять жгло желание заняться с ней любовью.

Слегка повернув голову, Рейн посмотрел ей в лицо. По общепринятым стандартам, Мадлен не могла считаться не только красавицей, но даже просто симпатичной. Но сейчас, в золотистых отблесках огня, она была прекрасна. Страсть оставила на мягкой коже розовый румянец, огонь золотыми бликами плясал на гладких блестящих волосах — она выглядела здоровой и счастливой.

Что-то первобытное шевельнулось глубоко в его чреслах, прежде чем вздрогнули и поднялись ее веки, и девушка встретилась с ним взглядом своих огромных серых глаз, наполненных сонной негой.

Они в самом деле сияли.

Рейн недовольно нахмурился, вспомнив, что Мадлен высказывала желание обрести в супружестве любовь. Если он не будет осторожен, она может слишком сильно в него влюбиться. Он не хотел давать ей повода надеяться, не хотел позволять ей думать, что однажды он мог бы почувствовать по отношению к ней что-либо большее, чем дружеское расположение.

Граф давно уже никого не впускал в свое сердце и не намерен этого делать впредь.

Но от робкой, ласковой улыбки, которой одарила его Мадлен, у Рейна вдруг необычайно защемило в груди. Эта непроизвольная реакция должна насторожить его, сказал он себе. Будет ошибкой допустить большую близость между ними. Уже сейчас их отношения стали непозволительно интимными.

Нельзя было отрицать, что в те восхитительные минуты, когда он познал Мадлен как свою жену, давно дремавшие чувства и желания вдруг пробудились и заявили о себе со свежей силой. Слияние с ней на брачном ложе как будто заполнило наконец пустоту, живущую у него внутри уже так долго.

Однако Рейн рассчитывал, что новая работа скорее даст ему все недостающее в последний год его жизни. Он уже прикинул в уме свои первые шаги и написал Уиллу Стоксу, чтобы заручиться его участием в этом деле. Вообще-то, граф собирался встретиться с бывшим коллегой завтра утром. Если и был человек, способный оказать ему действенную помощь в вычислении участников заговора против регента, то это был Уилл и никто иной.

Рейн решил не посвящать Мадлен в детали своих планов, а ограничиться только сообщением, что неотложные дела требуют его внимания. Зная ее уже достаточно хорошо, он мог предположить, что Мадлен вызовется помогать ему, но он не желал впутывать ее в это дело и, тем более, рисковать ее благополучием.