– Знаешь, я не мог это раньше себе объяснить. Представляешь, себе не мог, не то что другим. А вот теперь могу. Я понял себя. Это ты мне помогла.

– И что же ты понял?

Он помолчал, собираясь с мыслями.

– Есть звери, которые живут семьями – мама, папа, детеныш. Есть одиночки – они бегают сами по себе, где-то кормятся, где-то спят, кого-то загрызут и едят в одиночку. А есть животные, которые живут стаями, большими группами. У них есть вожаки, но остальное все общее – пастбища, маршруты, льдины или рощи... – Татьяна слушала с недоверием и интересом. – Оказывается, я всегда считал себя не тем зверем. Я мечтал быть либо одиночкой, либо вожаком. Я боролся за это, а меня все время смещали...

– Кто?

– Более сильные, более умные, более зубастые. А теперь я познакомился с людьми, с хорошими людьми... Всем им в жизни не повезло, по-разному, но не повезло, как и мне. И они организовали...

– Стаю. – Рассказ нравился Тане все меньше.

– Не стаю, команду. В ней есть вожак, он нас ведет. Мы все там разные, но на равных. У нас все по-честному, мы вместе. И, представляешь, мне это подходит. Мне это нравится. Я выполняю свою работу, хорошо выполняю, но делаю ее не только сам для себя. Вот я знаю, что отец Анатолий заботится сейчас об одном мальчике, чужом мальчике, пристраивает его в хороший интернат, для этого нужны деньги...

– Отец Анатолий, это ваш вожак? Ты что, в секте? – Таня вскочила и уставилась на Азарцева широко раскрытыми глазами.

– Ну, я же сказал тебе, я не в секте, я в команде... Анатолий – он поп, психолог по образованию... Вожак у нас – Николай. Он военный. Куда ты ушла? Ты сядь со мной, мне так гораздо лучше рассказывать...

Таня села на постель, но уже не как раньше, свободно развалясь, а на край. «Куда-то я не туда попала...» – лихорадочно соображала она. Весь восторг, вся храбрость от запрещенного похода в кино куда-то улетучились, все равно как если бы в кинотеатре к сбежавшей с урока школьнице подсел пьяный дядька и стал ее лапать.

– Скажи, а ты что делаешь в этой команде? Лечишь раненых бандитов?

Он посмотрел на женщину и не узнал свою любовь. Куда девалось ангельское лицо с лучащейся радостью в глазах, куда исчезла милая насмешливая улыбка?

– Таня!

Он искренне хотел объяснить, что неважно, где человек работает, сколько он получает, лишь бы существовала любовь, лишь бы человек знал, что он не один, что его любят... И вдруг он подумал: все хотят любви. Все вокруг хотят любви, но ее не хватает. Как вода в колодце заканчивается в сухую погоду, любовь высасывается из него миллионами людей, и в трубах оказывается пустота, а насосы ломаются... И вот тогда любовь скудно поступает с самого дна по тоненькому капилляру только к одному человеку, которого может напоить любовью, а вокруг уже остается пустыня. И не напоить любовью всех.

– Извини, я совсем забыла, – Таня посмотрела на часы, – у меня ведь сегодня еще куча дел. Я пойду...

Она встала и стала торопливо одеваться.

– Ты меня больше не любишь?

Он смотрел на Таню и видел не прежнюю свою любовь, которая внезапно соткалась всего несколько дней назад из смеха, нежных взглядов, невинных шуточек, стройной фигуры, длинных ног, красивого рта и райского блаженства, которое он ощущал, когда обнимал ее. А видел просто очень красивую девушку со светлыми длинными волосами, немного испуганную и торопящуюся поскорее уйти от него к своему любовнику.

– Видишь ли, – Таня действительно торопилась. – Ты мне говорил, что не хочешь ничего обо мне знать... И о себе не рассказывал. Я думала, это просто шутка, такая игра... Но оказалось что-то не так, не так, как я себе представляла. В общем, мне сейчас нужно уйти. Я обо всем подумаю и тебе позво...

У Азарцева был такой странный взгляд, что Таня подхватила свое пальто и кинулась на лестницу. Он шагнул за ней на механических ногах и остановился. Ветром захлопнулась дверь.

22

Маша собирала со стола ошметки торта. «Здорово я его зафигачила, даже до стены достало». Она с досадой бросила тряпку, открыла дверь и заорала в коридор:

– Раиса! Позови ко мне уборщицу!

Райка, удивленная, выскочила из-за своего стола, поковыляла быстро, насколько позволял живот, в комнату, где хранились ведра и швабры.

– Никого нет, Марья Филипповна!

– Тогда сама иди сюда! Возьми ведро, налей воды и принеси швабру для мытья полов.

Через минуту Раиса уже была со всеми этими предметами в кабинете.

«Ага, подействовало... А то пока не заорешь на вас, так с места не сдвинетесь», – мрачно отметила Мышка.

Они с Райкой стали молча прибирать в кабинете. Медсестра с интересом поглядывала на следы разгрома, но вопросы задавать боялась. Вместе они довольно быстро справились.

– Ведро сама не носи. Найди уборщицу, пусть она выльет.

– Да ладно, я сама!

Раиса прекрасно знала, что уборщица придет не скоро. Она сама послала ее в магазин, купить на ночь чего-нибудь вкусненького – Дорн опять подкинул ей денег. Она легко подхватила ведро и вдруг согнулась, охнула. Маша посмотрела на нее.

– Что?

Райка стояла с ведром в руке, странно сжав ноги.

– Да поставь же ведро! – Маша подбежала к ней, обхватила.

– Схватки начались?

Райка смотрела на нее испуганно.

– Н-н-е-ет, что-то потекло...

«Воды! – про себя ахнула Маша. – Это воды отошли. Что же в таких случаях нужно делать?» «Скорую» вызывать!» – пропел внутри ехидный голосок.

– Так, спокойно, – сказала Одинцова себе и Раисе. – Давай-ка пройдем на диван, осторожно приляжем. Резких движений делать не нужно... Да брось ты это ведро!

Райка с испугу разжала руку, ведро шлепнулось и окатило водой ноги ей и Маше.

– У-у-й! – ойкнула Маша, а Райка ойкнула матом.

– Надо лежать. – Они в обнимку добрались до дивана. – Успокойся, будем рожать. Не здесь. Я сейчас вызову «Скорую помощь». До ее приезда нужно просто ровно дышать. Если начнутся схватки, не бояться. Процесс не скорый, у первородящих длится как минимум несколько часов.

Маша говорила, как на занятиях, ровно, спокойно. Дала Раисе воды и вышла в коридор, чтобы она не слышала телефонный разговор.

– «Скорая!» Беспокоит «Анелия», лечебно-диагностический центр. Говорит заведующая отделением Мария Одинцова. У меня в отделении роды у медсестры. Присылайте бригаду, потому что ни одного акушера или гинеколога поблизости нет.

– Да, я поняла, – ответила диспетчер. – Вызов принят. Держитесь пока сами, на улицах пробки. Поедут, как смогут. Пришлю гинекологическую бригаду.

– Пришлите скорее, – Маша перешла на обычный тон. – Я постараюсь держаться, но имейте в виду, у меня опыта принятия родов нет вообще. Не случалось со мной такого.

– Ожидайте. – «Скорая» отключилась, и Маша опять вошла в кабинет.

– Ну что?

– Ничего. – Глаза у Раисы были испуганные, круглые.

– «Скорая» приедет, – сказала Маша. – Не бойся. Ты дай мне телефон, кому позвонить. Я узнаю, в какой роддом тебя повезут, и позвоню твоим близким.

– Хорошо, – Раиса достала из кармана мобильный. – Сообщите по этому номеру.

Маша аккуратно записала цифры. Сочетание цифр показалось знакомым.

– Это кто? Мама, папа? – Она специально не спрашивала об отце ребенка, чтобы не волновать расспросами Райку. «Ей, наверное, неприятно, что у ребенка не будет законного отца».

– Муж, – ответила Райка и схватилась за живот. – Ой-ой-ой, схватка началась!

– Тише, спокойно. Лежи на спине, старайся ровно дышать. Если будешь задерживать дыхание, ребенок будет испытывать гипоксию. А это не нужно.

По коридору протопало несколько человек.

– Где у нас роженица?

Боевого вида женщина-врач решительно вошла в комнату. За ней вошел фельдшер, и заглянула уборщица.

– Что это у вас? Воды? – спросила доктор, кивнув на лужу на полу.

– Это из ведра, – сказала Маша. – Но воды из плодного пузыря, по всей видимости, тоже отошли.

– Давно?

– Примерно полчаса назад.

Доктор приложила к Райкиному животу акушерскую трубочку.

– Живой! Хороший. Сердцебиение ровное. Смотреть не буду, поехали!

Уборщица принесла Райкину одежду. Маша проводила их до лифта.

– Вы куда нашу девушку повезете?

– В дежурный. Недалеко. Девушку вашу в патологию будут класть, а это хорошо. Я перед вами одну роженицу уже туда отвезла. Там сегодня очень хороший доктор дежурит. Борис Яковлевич Ливенсон. Вы не волнуйтесь. У него почти всегда все бывает хорошо.

– Ну, дай бог.

Они уехали. Уборщица вымыла в Машином кабинете пол. Маша стала собираться домой. «Не надо было мыть, – вдруг вспомнила она. – Не моют полы, когда уезжают. Бабушка говорила, к покойнику».

Уборщица ушла, гремя ведрами.

«Да, я же не позвонила родственникам!» – вдруг вспомнила Маша. Она вызвала записанный на телефон номер. Потянулись длинные гудки.

– Алло? – раздался в аппарате знакомый голос.

– Владик? – еще не веря своим ушам, переспросила Маша.

– Да, Маша. Я тебя слушаю.

Маша потеряла дар речи.

– Ты уже дома? – зачем-то спросила она.

– В чем дело, Маша? Что-нибудь случилось?

– Случилось, – сказала она. – Видишь ли, у твоей жены здесь, в отделении, отошли воды и начались схватки. Она просила тебе передать...

– Ну, так я и знал, что эта идиотка доходится на работу, – вырвалось у Дорна.

– Я вызвала «Скорую помощь». – Голос у Маши стал спокойным и холодным. – Ее повезли в роддом. Не беспокойся, сегодня дежурит хороший врач. С твоей женой и ребенком не должно ничего случиться.

– Маша, это недоразумение, – начал Дорн. – Я приеду и все тебе объясню...

– Не надо ничего объяснять. Меня это не касается, – отрезала Маша и нажала на кнопку. – Ну, вот и обнаружился покойничек, – сказала она вслух и бросила телефон в сумку. – Умерла любовь.

Утром Владик не появился на работе. Не позвонил и не предупредил. Маша вызвала Барашкова.

– Не знаете, что случилось?

Он пожал плечами.

– Не знаю.

– Ну, позвоните в роддом, хоть будем в курсе.

Барашков позвонил. Ответил ему приятный мужской голос. Барашков извинился, представился.

– Чем могу быть полезен, коллега? – Судя по голосу, у мужчины было хорошее настроение.

– Из нашего отделения по «Скорой» вчера вечером к вам должна была поступить медсестра. Я хочу узнать, как ее состояние. Родила?

– Родила. У нас все рожают. Приходите, мы и вам поможем родить, – мужчина с бархатным голосом словно напевал. – Я как раз дежурил сегодня ночью. Ребеночек вполне доношен, хороший жизнеспособный младенец.

– Девочка или мальчик? – спросила со своего места Мышка. Она слышала весь разговор.

– Мальчик.

– А роженица? – спросила Маша.

– Тоже вполне, – ответил врач. – Беспокойства не вызывает.

– Спасибо вам, доктор.

– Приятно, когда коллектив заботится о сотрудниках.

Доктор отключился, и Барашков повесил трубку.

– Ну вот. У нас мальчик. Муси-пуси, – сделал Маше «козу» Аркадий.

– Ну, слава богу.

Аркадий помолчал.

– Ну что ж, с Дорна причитается.

Мышка села к компьютеру.

– Угу.

Аркадий посмотрел на нее, помолчал, пожал плечами и вышел из кабинета. Мышка подождала, пока он ушел, встала, прошлась по кабинету. «Послать, что ли, еще за одним тортом? – Она представила, как разлетаются по столу белые ошметки. – А что, очень помогает».

На следующий день Аркадий внезапно подал заявление об уходе.

– В чем дело, почему?

– Возвращаюсь в реанимацию. В другую больницу.

– Но там зарплата будет ниже.

– Ничего, проживу.

– Вы чего-то не договариваете...

– Маша, – Барашков остановился напротив нее и выкатил глаза, – я больше не могу у тебя работать.

– Но почему?

– Маша, я врач. Я хочу лечить, хочу, чтоб была суета, маета, больные, интересные случаи и все то, что было у нас раньше. Я здесь деградирую. Мне осточертело ругаться с Дорном, Кстати, где он второй день? В общем, извини, подпиши заявление.

Она села за свой стол, взяла красивую ручку с золотым пером.

– Давайте.

Он подозрительно посмотрел на нее. Маша быстро подписала заявление и отдала.

– Спасибо вам за работу, Аркадий Петрович. Я надеюсь...

– Не надейся. Я не вернусь.

– Вы не дослушали... Я надеюсь, что, если когда-нибудь я попрошусь к вам на работу, вы мне не откажете.

Он постоял, посмотрел на нее, помолчал.

– Что, тебя тоже это все достало?

Она подумала.

– Я сказала гипотетически.

– А-а... – Барашков повернулся и пошел к двери. – Ну, тогда и я тоже гипотетически предположил.

Следующие два дня Маша находилась в каком-то странном оцепенении. Владик на работу так и не выходил, телефон его не отвечал. Маша осталась в отделении одна, не считая еще одной медсестры и уборщицы.