— У себя. — Оксана Антоновна горько усмехнулась. — Теперь, когда он дома, он почти не выходит из кабинета.

Ни слова больше не говоря, Игорь прошел к отчиму. Тот, сгорбившись, сидел за письменным столом; на звук открываемой двери даже не обернулся.

— Оксана, я ведь просил оставить меня в покое!

— Это я.

Валентин Петрович поднял на него глаза, и злость Игоря мгновенно испарилась — человек, который сейчас сидел перед ним, мало чем напоминал прежнего Магницкого. Злиться можно на сильного, а Магницкий был смят, подавлен. Вопросы, которые Игорь собирался задать отчиму, тут же вылетели у него из головы. Валентин Петрович поднялся. Они стояли и какое-то время смотрели друг на друга. Первым нарушил молчание Игорь. Сглотнув вставший в горле комок, он с усилием выговорил:

— Ты… ее очень любишь?

— Да. — Магницкий улыбнулся как-то болезненно и жалко. — Много лет. Оказывается, я только ее и любил.

До Игоря не сразу дошел смысл его слов, а когда дошел, он ничего не понял.

— Как — много лет? Вы же с Леной знакомы только месяц!

Магницкий помотал головой:

— Постой… Так ты ничего не знаешь?

— А что я должен еще узнать? — Отчаяние и злость снова захлестнули Игоря. — По-моему, хватит того, что мой отчим переспал с моей невестой!

— О Господи, все гораздо страшнее! Лена — моя дочь! — Магницкий выкрикнул эти слова с болью отчаяния. Игорь оторопел. — Да, моя дочь. — Его голос упал до шепота. — Я чуть было… С собственной дочерью…

Игорь в ужасе попятился и выскочил из кабинета.

Мать он нашел в гостиной. Оксана Антоновна сидела выпрямившись на краю дивана и напряженно ждала окончания разговора. Она подняла на сына сухие глаза:

— Ну что, он сказал тебе?

— Я ничего не понимаю… Как это — Лена его дочь?

— Я тоже. Он ничего не хочет мне говорить. Взял на работе отпуск и целыми днями где-то пропадает. А если не пропадает, то сидит в кабинете. Меня он к себе не пускает.

— Но…

— Вчера… — Она глубоко вздохнула, словно подавляя рыдание, но справилась с собой. — Вчера он попросил у меня развод.

Игорь присел рядом с ней на диван, хотел прижать ее к себе, обнять, успокоить. Но Оксана Антоновна опять отстранилась и с какой-то упрямой неприязнью посмотрела на сына. И тут Игорь внезапно понял, что во всем она винит его. Не своего ненаглядного Валечку, не Лену — Лена для нее вообще пустое место, — его. Родной сын ее предал, приведя в дом проклятую девку, разрушившую ее счастье.

— Мама… — Он дотронулся до ее руки, но она отдернула руку.

— Не надо. Не надо меня жалеть.

Глаза матери и сына встретились. То, что Игорь там прочел, было страшно. Он поднялся:

— Мне уйти?

— Как хочешь, — сухо сказала она.

Сумка его все еще стояла в коридоре. Он подхватил ее на плечо, и дверь родительского дома за ним захлопнулась.

13

Синий «фольксваген» на бешеной скорости мчался по Минскому шоссе. Игорь гнал машину, совершенно не считаясь с правилами движения. Но верно говорят: Бог хранит пьяных и пропащих. Ни одного гаишника на его пути не встретилось.

Опомнился он уже где-то около Можайска. Два часа сумасшедшей езды не принесли облегчения: боль не проходила. Приткнув машину на обочину, Игорь вышел, вдохнул полной грудью холодный воздух и закурил сигарету.

Итак, снова один. Будущее, которое он Построил в своем воображении, оказалось призрачным замком. И Лена… Он думал, она такая чистая, ранимая… Такая непохожая на всех остальных женщин. А на проверку — все они одинаковы. Шлюхи чертовы! Что у них там было с Магницким — грязь какая! Как она могла… Месяца не прошло, а она уже нашла себе другого. Игорь сел в машину, включил зажигание. Им овладела холодная злость. Ну нет! Рисковать своей головой из-за какой-то девки — он еще с ума не сошел. Теперь он вел машину быстро, но осторожно. Девок таких — миллионы. И каждая из них с удовольствием отдаст ему себя, стоит только руку протянуть. Да что там — просто кивнуть головой, и побежит, голубушка, за ним хоть на край света, хоть еще дальше. Он достал из кармана листок с Надиным адресом. Улица Живописная, значит…

Надя открыла дверь моментально, словно караулила на пороге.

— Я знала, что ты придешь.

Игорь усмехнулся:

— А я вот не знал.

— Хорошо, что пришел. Только проходи, не стой в дверях.

Надя схватила его за руку и втянула вовнутрь. Игорь скинул куртку, шагнул из маленькой прихожей в комнату и огляделся. Да, ничего себе квартирка! Просто будуар мадам Помпадур: низкие мягкие кресла, обитые нежно-розовым велюром, и такой же диван, обои под шелк — по белому фону пущены мелкие розочки, такие же розочки, только покрупнее, на занавесках. Картину довершала низкая напольная лампа под розовым же абажуром. Лампа освещала комнату мягким светом. И сама Надя была такой же мягкой, розовой и соблазнительной. Темные волосы блестели, карие глаза казались влажными и ласковыми, а глубокий вырез розового шелкового халата призван был возбуждать мужское воображение. Роскошная хозяйка роскошной комнаты. Все здесь было рассчитано на то, что мужчина, побыв у Нади хотя бы пять минут, должен был бы уже сгорать в пожаре страсти.

Игорь смотрел на все это великолепие, но в душе у него не то что пожар — огонек не зажигался. Он сел на розовый диван и вздохнул:

— Выпить найдется?

— Конечно. — Надя подошла к бару. — Есть твой любимый «Джек Дениэльс». С содовой?

— Чистый.

Надя плеснула виски в высокий стакан, добавила льда и подала Игорю. Тот сразу сделал большой глоток. Надя понимающе взглянула на него:

— Что, совсем скверно?

— А-а, — Игорь мотнул головой, — ничего.

Обсуждать свои чувства с Надей он не собирался. И вообще он приехал к ней по другому поводу.

— А ты что, не собираешься составить мне компанию? — спросил он. Хотел, чтобы вопрос прозвучал игриво, а вышло грубо. Но Надя словно не заметила:

— Отчего же. Но виски я пить не буду.

Она достала еще один стакан и налила себе розового мартини.

— Вот это мой напиток.

«Такой же приторно-сладкий, как твой будуар», — подумал Игорь, но вслух этого не сказал.

Надя со стаканом в руке пристроилась на диване рядом с ним. Слегка дотронувшись пальцами до его плеча, мягко спросила:

— Хочешь поговорить?

— Нет. — Опять прозвучало довольно грубо, но что поделать.

Тогда она взяла пульт и включила музыкальный центр.

— Как ты относишься к Равелю?

— Отлично.

— «Болеро». Очень люблю эту музыку.

Под «Болеро» «Джек Дениэльс» пился великолепно. Опустошив стакан, Игорь встал и налил себе еще. Надя взглянула на него грустно и чуть насмешливо:

— Не слишком ли резвый темп ты взял?

— В самый раз.

Игорь опустился на диван и снова отхлебнул едва не половину. Мысли стали путаться, боль отступила. На него нашло какое-то отупение. Допив и этот стакан, он хотел приподняться, чтобы налить третий, но пошатнулся и упал обратно. Надя засмеялась:

— Сиди уж. Сейчас я все сделаю.

Она легко поднялась. Завернувшаяся пола халата обнажила длинную стройную ногу. Она плеснула в стакан порцию виски, правда, вполовину меньшую, чем в первый раз, и подала ему.

— Держи.

И опять пристроилась рядом. От нее пахло духами — тяжелый сладкий запах восточной гурии. Такими духами, вероятно, пользовались одалиски в султанских сералях.

Надя приблизила к нему свое лицо и улыбнулась:

— Ну, как тебе сейчас, лучше?

Голос ее вибрировал на низких, возбуждающих тонах, а улыбка получилась какой-то хищной, плотоядной. Игорю на мгновение стало не по себе. Она придвинулась еще ближе. Грудь ее коснулась его плеча. Он хотел отодвинуться, но посмотрел на Надю и остался на месте. А, в конце концов, разве не для этого он сюда приехал!

Надина рука осторожно проникла ему под рубашку. Пальцы медленно пробежали по его груди, нашли сосок и нежно погладили. Потом ее рука спустилась ниже, еще чуть ниже…

— А сейчас?

Она шептала ему в ухо, ее теплое дыхание щекотало его кожу. Игорь почувствовал, как его охватывает возбуждение. Он отставил стакан, придвинулся к ней вплотную и прижал к себе с такой силой, что у нее хрустнули кости. Она хрипло рассмеялась и выгнулась в его руках дугой, подставляя грудь под его поцелуи. Халат упал с плеч. Надо отдать ей должное — в мягком розовом свете тело Нади смотрелось великолепно. Но Игорь сейчас не собирался оценивать его с точки зрения фотографа-профессионала. Он грубо подмял под себя это великолепное тело, навалившись на него всей тяжестью. Надины пальцы лихорадочно сдирали с него рубашку, потом стали расстегивать «молнию» на джинсах. Освободив его от одежды, она набросилась на его плоть с такой жадностью, что он на мгновение даже протрезвел. Но Надины руки и губы были столь умелы, что неодолимый мужской инстинкт взял верх.

Проснулся он от ужасной сухости во рту. Голова раскалывалась от боли, перед глазами плясали черные точки. В первый момент Игорь не сразу сообразил, где он находится, но потом вспомнил. Вспомнил и причину, которая его сюда привела.

Превозмогая боль, он огляделся. Разгром, который они учинили в розовом будуаре, в неярком свете хмурого утра выглядел особенно впечатляюще: одежда валялась вперемешку с диванными подушками и покрывалами, из опрокинутой бутылки «Джека Дениэльса» виски вытекло прямо на розовый пушистый ковер, стаканы, каким-то чудом уцелевшие во вчерашней кутерьме, были на полу…

Боль не проходила. Игорь попробовал приподняться. На его плече лежала Надина голова. Он скосил глаза и посмотрел на нее. Надя крепко спала. По губам ее блуждала блаженная улыбка сытой вампирши. Игорю вдруг сделалось донельзя противно. Его чуть не вырвало при воспоминании о том, что происходило этой ночью. Он усмехнулся, ему в голову пришло странное сравнение: вероятно, так себя чувствуют изнасилованные женщины.

Осторожно, чтобы не разбудить Надю, он встал, собрал свои вещи и прошел в ванную. Горячий, а потом совсем холодный душ позволил ему почувствовать себя человеком. Он оделся и выскользнул из этого жуткого розового логова.

Синий «фольксваген» стоял на месте. Прежде чем завести мотор, Игорь достал блокнот и написал несколько строк. Теперь надо купить конверт, написать имя адресата и бросить письмо в ящик. Это последнее дело, которое ему предстоит сделать в Москве. И все. Больше его здесь ничто не держит.

14

Последние несколько дней Лена жила как во сне. Ежедневно она приходила к матери в больницу. Ольге Васильевне явно становилось лучше, и это была единственная радость за последнее время. Один раз она столкнулась в больничном коридоре с Магницким. Он посмотрел на нее как на привидение и отшатнулся. Но Лену это даже не задело: все ее чувства к Валентину Петровичу улетучились как дым. Она даже не понимала, что именно в нем заставляло ее терять голову.

Игорь по-прежнему звонил каждый день, но от тревоги за мать и от того, что произошло между ней и Магницким, Лену эти звонки не слишком радовали. Она рассказала Игорю одну часть происшествия, касающуюся Ольги Васильевны и больницы, и совершенно не знала, как быть со всем остальным. В конце концов решила дождаться его приезда, а там видно будет. Почему-то Лена была уверена, что Игорь ее простит. На чем зиждилась эта уверенность, ей и самой было непонятно, но уверенность была. Он должен был прилететь сегодня утром и не прилетел. Вообще-то все бывает: самолеты задерживаются, аэропорт не принимает… Вчера он не звонил… Решив не паниковать до вечера, но все-таки не в силах избавиться от чувства тревоги, Лена решила поехать сегодня в больницу пораньше.

— У вашей мамы уже есть посетитель, — остановила ее в коридоре дежурная медсестра.

— Кто?

— Какой-то мужчина. Так что придется подождать.

Какой еще мужчина? С работы к ней приходили только вчера. Кстати, синьора Дениэлли, узнав о болезни Ольги Васильевны, прислала свои соболезнования вместе с громадным букетом цветов. А если не с работы… Неужели опять Магницкий? Лена, разумеется, давно догадалась, что в прошлом ее мама и Валентин Петрович были знакомы, и, очевидно, довольно близко. Почему же мама никогда ни словом не обмолвилась об этом знакомстве? Совершенно точно — этой фамилии из уст матери Лена не слышала.

— Может быть, я все-таки пройду? — попросила она медсестру. — В виде исключения. Неизвестно, сколько он там еще пробудет.

Сестра заколебалась:

— Я сейчас пойду и скажу ему, что к Трофимовой есть и другие посетители. Пусть закругляется. Он у нее уже давно сидит.