Людмила Сурская - Норильск — Затон

— Я расстроил вас?

— Всё нормально.

— Вы рыдаете? Не следовало мне старому дураку рассказывать вам всё эту жуть. Это всё услужливая память…

— Такая реакция последовала бы у любой другой женщины.

— Наверное, ты права. — Обращаясь к ней, он постоянно плавал между вы и ты, сам не замечая этого.

— Вы не помните случайно, где её похоронили? — умоляюще посмотрела она на него. — Её же должны были где-то похоронить?

— Милая детка, где и всех под настилом в болото, дорогу мостили. Как мы ни старались достать тело и похоронить сами, иногда случалось, выкупали и хоронили отдельно по берегу реки, не получилось у нас.

— Там я и нашла кости. — Рассеянно махнула она рукой в сторону берега.

— Нет, не отдал, ему видно даже мёртвая она досаждала.

— Разве это любовь?

— И такая она бывает. Так его раздирало, что она не ему досталась.

Увидев спускающегося по тропинке мужа, Лиза, поспешила вытереть мокрое от слёз лицо. Вернувшийся с Никитиным Илья, принёс ватник, стёганые брюки, шапку ушанку и сапоги.

— Мы захватили показать экипировку и упакуем в мешок, — продемонстрировал Илья ватник.

— Вот, — вертел, принесённую одежду прапорщик и грохал перекинутыми через руку кирзовыми сапогами. Мол, как картинка.

— Что надо ребята! Спасибо. — Поблагодарил, поднявшись им навстречу, гость. — Майор, я жену тебе расстроил немного.

Тот внимательно глянул на Лизу. Удивился. Но промолчал.

— Ничего страшного, — улыбнулась Мозговому Лиза, стараясь не смотреть на мужа. — Я пойду, очень рада была познакомиться. Вы даже не представляете, как важно для меня, то о чём вы только что рассказали.

— Взаимно, детка, — приложил он её ручку к своим губам. Не думал, что наша разорванная в клочья жизнь кому-то будет интересна, и уж тем более, молодым.

Бросившийся за женой Илья остановил почти бегущую прочь Лизу.

— Лиза, с тобой всё в порядке?

— Я доберусь сама, родной, обещаю, всё расскажу тебе, но завтра.

Лиза шла не чувствуя под ногами вымощенных дорожек. Если б могла, она никогда на них не наступала. Вот всё и открылось. Именно отсюда началась её нескладная жизнь. Значит, не зря ей мерещились здесь, девочки той, ставшей её мамой, глаза. Но теперь она знает, где искать отца. Ничто не происходит просто так. Одно тянет за собой другое. Спустя столько лет судьба закинула её на место рождения, любви и гибели матери.

— Здесь жил отец, — упала она на колени перед выпиленной в вечной мерзлоте полуразрушенной землянкой. — Отсюда он бегал к ней, Тане, на свидание. Они рисковали, чтоб хоть на минутку, упав в объятия друг друга, забыться. Оттолкнув эту страшную, дикую жизнь от себя и любимой девочки, на миг стать просто мужчиной и женщиной. Тихая любовь, несмотря на страсти кипящие тут. Именно такая у них и была. Вспыхнула яркой искоркой и сгорела. Не сама сгорела, сожгли. Где теперь она лежит, под каким куском дороги тлеют её косточки, сколько чужих торопливых ног, может, и моих, беспокоят её прах.

Она не помнила даже, как дотащилась до квартиры. Слава Богу, Тимка спал. Не раздеваясь, упала на застеленную постель. Пришедший под утро Илья растерялся, увидев такой непорядок с ней. Подняв жену, устроил допрос:

— Всё недомолвки какие-то, тайны… Лиза это не может быть эмоциями или случайностью. Что?

Захлёбываясь болью, она выдавила из себя:

— Здесь сидели мои отец и мать. «Затон» место моего рождения. Девочка, которая родилась тут, — это я. Тут лежат косточки моей бедной мамочки. «Затон», не просто военная «точка» или лагерь, это начало моей судьбы. Ты понять это можешь?

Илья обалдел.

— Это уже из области фантастики. Что за ерунду ты городишь. Я твою биографию назубок знаю, заполняю десятки бумаг каждый год. Ты вообще-то сама понимаешь, что сейчас несёшь?

— Ты ничего не знаешь, — рвя сердечко рыдала она.

— Как не знаю? Ещё как знаю, на зубок. Ты родилась в Саратове и родители твои известные и уважаемые в военном училище люди, открой своё свидетельство и посмотри. Откуда такие фантазии, малышка? Твои, солнышко, папа с мамой никогда не служили в Норильске. Ты напридумывала, детка, целое кино. Надо показать тебя психиатру.

Лиза слушала его не перебивая, давая выговориться.

— Это, как выяснилось после смерти папы, мои приёмные родители. Тебе мама моя не велела говорить из-за анкет, чтоб не портить. Меня удочерили в Саратове, куда я попала из Красноярска, а туда была вывезена из Норильска. После смерти отца, нарушив данное ему слово никогда не раскрывать правды, она рассказала всё. — Соскочив с кровати, порылась в чемодане. Протянула ему старые листочки:- Вот метрики, что она мне передала, посмотри. Ну что? Смотри, моей настоящей мамы рукой написаны её данные и данные отца. Читай, мать — Татьяна Ивановна Петрова, отец — Илья Семёнович Дубов.

— Чёрт! — это всё, что он смог выдавить из себя.

А Лиза продолжала говорить и плакать.

— Не зря мне мерещились их глаза за каждым кустом. Их присутствие здесь было мной ощутимо. Они любили друг друга тут. На затоне она и лежит. Умерла наутро после родов. Умерла, родив меня, понимаешь? Лежит здесь под настилом, по которому мы с тобой ходим. Мозговой, не ведая сам, кому рассказывает, поведал сейчас обо всём.

Растерянный Илья отёр лицо руками и пробормотал:

— Химера какая-то.

А жена развернувшись взяла его за плечи.

— А знаешь, почему меня назвали Лизой? Таня Петрова своей рукой написала это имя, вот посмотри. Так решили Тимофей Егорович и его друг, мой отец — Илья Дубов. Именно так звали девушку, из-за которой они и попали в лагеря, прокатившись на воронке и получив свой срок. А ты говоришь психиатр. — Плакала она, вжимаясь в его грудь.

— Но имя девушки по рассказам старожилов было Нина, — ещё на что-то надеясь проговорил муж. Хотя совпадение было весьма очевидным.

Но жена горько покачала головой:

— Людская молва подзабыла, исказила. Её имя Лиза. Тимофей Егорович сказал.

— Лизонька, успокойся, — подняв её на руки, пошёл он в кухню за водой. Посадив её на стул, налил. Протянул в дрожащие руки:- А, ну-ка, детка, попей. Дай и мне глоточек. Кто ещё знает об этом?

Лиза испуганно уставилась на него.

— Никто, мама не велела и тебе говорить. Потому я и молчала. Тимофею Егоровичу я тоже ничего не сказала. Но теперь я знаю, кто мой отец и знаю, что он ищет меня.

— И кто это? — спросил совершенно обалдевший Илья.

Лиза встряхнула его за широкие плечи.

— Какой же ты тормоз, я тебе говорю, рассказываю, а ты не врубаешься, в облаках витаешь себе. Это друг Тимофея Егоровича, Илья и он ищет меня.

Илья ещё налил себе водички, выпил. Подумал. Потом спросил:

— Почему же ты в таком случае Мозговому ничего не сказала?

Лиза задумалась, а потом принялась загибать пальчики. Пальчик-причина, второй пальчик — вторая причина… Их выявилось достаточно.

— Во-первых, я должна всё это переварить сама, а во-вторых, твоя карьера. Заяви сейчас, что я дочь зеков, сидящих тут в пятьдесят втором. Академия твоя может накрыться.

Муж раскипятился и заявил:

— Ну и хрен с ней с академией. Дубов же теперь в Министерстве, в Москве и Тимофей Егорович директор огромного комбината… Обалдеть, кто б подумал, что это реальная история, а не «Затона» сказки.

Не согласная с ним Лиза, прошептала.

— Мама знает, что говорит и я с ней тут согласна. Не надо делать себе проблем.

Илья с надеждой пожал плечами.

— Кто ведает, может, и обойдётся всё, перестройка, как ни как. Горбачёв в Кремль вошёл.

Лиза с чисто женским подходом и интуицией встала на дыбы.

— Неизвестно пока, что это за перестройка и куда она выведет. Была уже коллективизация и индустриализация. Опять же психология наших людей нескоро перестроится, да и в крови у славян искать козла отпущения в чужом дворе. Лучше не рисковать. Главный перестройщик много болтает, а это никогда хорошим не кончается, ни на низу, ни на верху. Давай не будем рисковать, дорогой, твоей карьерой.

— Прости, малыш, я плохо соображаю сейчас, может ты и права, но отца надо найти и всё ему рассказать. Жизнь не спектакль, её конец не всегда предсказуем, а вдруг с ним не дай Бог что-то случится. Так человек и не увидит тебя. Тем более раз до сих пор не женился и тебя ищет… Не надо встречей рисковать.

А Лиза думала уже о другом:

— У тебя будет отпуск, поедем в Москву и найдём его, да?

— Договорились, — заверил он.

И тут она обвила его шею руками и заглянула в глаза.

— Ты меня не перестанешь любить?

— Глупышка, — засмеявшись, прижал он её к себе.

Лиза облегчённо вздохнула, как будто сбросила с себя сто пудовый груз.

— Рассказала, тебе и стало полегче, — потёрлась она своей горячей щекой о его щёку.

Уложив её на подушку, он первым делом высушил поцелуями её глаза, сопливый носик и обиженные губки. Потом проговорил:

— Завтра, нет уже сегодня, мама прилетает, приготовь вкусненького чего-нибудь, тортик сооруди.

— Тебя отпустили её встречать или ехать мне? — тут же уточнила она.

Он успокоил:

— Отпустили. Через два часа будет возвращаться в Норильск «Рыбак», пришедший к нам ночью, доберусь с ним.

— А как же дальше?

Илья объяснил, как и на чём предстоит пройти весь путь до аэропорта:

— Командир полка даёт машину до аэропорта. Она будет ждать меня у гидроаэропорта.

Она вздохнула:

— Ты совсем не спал с моими соплями.

Илья беспечно заявил:

— Пока плывём, высплюсь. Никак не могу уложить в голове, рассказанное тобой. Ни в какие ворота не лезет, надо же оказаться нам именно на «Затоне». Как в кино.

— Откуда ты про кино знаешь, ты ж его не смотришь? Сразу в сон тебя вгоняет любое кино и включенный телевизор. Искусство для тебя служит хорошим снотворным, — хитро улыбнулась Лиза.

— Бывает, — смутился он.

Лиза не согласилась с его трактовкой и содержанием.

— Кино так жестоко снять не возможно, дорогой. И потом это только краешек жизни, что бушевала тут, и то мы влезли в неё боком, случайно, потому что она нас коснулась.

— Разве я думал, что та старая история, рассказываемая тут из года в год тысячами людей, пройдётся по тебе? — удивлялся он.

— Судьба.

— Нет, точно, кто бы сказал, что подобное возможно, никогда б не поверил в такой бред, — не мог угомониться он. Шкала его удивления сегодня зашкаливала.

— Жизнь преподнесла сюрприз.

— И давно ты знала правду о себе? — вдруг спросил он.

Недовольная такой невнимательностью Лиза пробурчала:

— Родной, ты всё пропустил, я же говорила, со дня похорон отца.

— Извини, чумею, такой жар по мозгам прошёл. Имя Илья стало для тебя магическим. Получается, приёмный отец его носил и не худшего десятка мужик, твой настоящий отец, тоже мужик будь здоров и я. Три мужика в твоей жизни повязаны одним именем.

Тут она согласилась с ним безоговорочно.

— Ты прав, дорогой, услышала «Илья» я и закрутила головой в том несчастном троллейбусе. Увидела тебя и влюбилась сразу же до дури, до смерти.

— Птенчик мой, — припал он к ней губами, находя любимое ушко и дрожащий изгиб. Беря в плен её напряжённое тело, его руки огнём прошлись по скованным бёдрам, понежили холодный животик. — Всё детка, проехали эту историю, мы живые и тёплые, непременно долюбим то, что не долюбили они, хватая ту несчастную любовь глотками, радуясь любому мигу свидания. Мы же с тобой можем быть счастливы, сколько захотим, потянем самый тяжёлый воз, осилим любой жар. Главное не выронить своё счастья из рук, не растерять. — Жадные губы ласкали её тело, он любил, заставляя ее, забыв обо всём, метаться под его руками в любовной хмельной лихорадке.

Укрыв спящую жену, Седлер, предупреждённый оперативным дежурным об отходе катера звонком полевого телефона, поспешил к причалу. Как только отчалил «Рыбак» от дубового настила, Илья зашёл в каюту и, упав на топчан, уснул. Но долго наслаждаться таким удовольствием, как сон, не довелось. Почувствовав на губах поцелуй, он, облизнув губы, вскочил, как ужаленный. Поначалу спросонья ему показалось, что всё ещё с Лизой лежит на своей собственной кровати, а не плывёт в старой лохани по реке. Но, очнувшись, отпрянул. Рядом полулежала всё та же телефонистка Света. Вскочив, Илья уронил женщину на пол. Минуты две смотрели молча. Словно проглотили язык, поглядывая друг на друга.

— Ты чего тут, шалава, делаешь? — оторопело пялил он на неё глаза. — Я предупреждал тебя без стука ко мне не входить.