— Лиза, тут думать долго нечего, либо выходи за него замуж и живи той жизнью, что даст тебе этот сундук, либо беги отсюда, от греха подальше.

Лиза стояла возле неё и, зажав лицо между ладонями, покачивалась из стороны в сторону.

— Боже мой… — бормотала она. — Боже мой… А учёба? — вдруг спохватилась Лиза.

— Доучишься потом, жизнь дороже. Решайся, — напирала мама.

— Боже, боже мой… Где скроешься от судьбы? — растерянно гнусавила Лиза.

— Не распускайся. Соберись. Слабые падают первые. Сама я из Красноярска. Сестра моя в Саратове живёт. Выбирай, — опять советовала мать.

— Красноярск, — решила Лиза, подумав, что если Тимку отправят валить лес, то он непременно будет где-то там.

— В Сибири бабка твоя живёт, моя мать. Там разберётесь. Она с головой женщина. Не может же всё время плохо быть. Вся жизнь полосатая, как зебра. Глядишь и пронесёт, если до белой полосы доживёшь. А пока чем дальше от Москвы, тем живее будешь. Они вон там, на верху совсем подурели. Детей, жён своих и тех пересажали, а что уже про нас мелкоту говорить, если они на себя доносы таскают. Собравшись на скорую руку, они побежали с мамой на вокзал. Посадив дочь в вагон, та долго шла за поездом, махая рукой. Так Лиза простилась со столицей. В дороге выяснилось, что беременна. Напугалась страсть, но бабка, к которой добралась, мудрая женщина оказалась. Не пылила, не кричала, а сказала:

— Бабья конструкция такая рожать, на какой ляд мы ещё нужны. Рожай девка. Жизнь давать не убивать, греха в том не вижу. Тем более детей от любимых не убивают. Да и лагерей тут вокруг прорва, поищем твоего соколика. Вдруг повезёт, да, и найдём. Тогда совсем у вас сладится. И ребёночек к месту будет. Сколько ему вкатили?

— Пять, — прохлюпала носом Лиза.

— Ерунда какая. Разыщем.

— Бабуля, как же его найдёшь? — не поверила она ей.

— Э, не мешайся голубка, самогонка и махорка не к таким тайнам дорожку открывали.

— Там охрана кругом, — растирала слёзы по лицу Лиза.

— Чай служивые-то тоже люди, им как-никак жить охота. А позолотишь ручку, так и улыбку на сведённых скулах увидишь.

Так и ходили от лагеря к лагерю, пока не нашли. Как уж не известно, но оказались они в одном месте и Тимка, и Илья. Обрадовалась, а, что толку-то, побег. И сообщить о себе не успела. Какой чёрт их понёс на такое теперь уже никогда не узнать. Это конец. Расстреляли или так головушку где сложили. Сколько родители Илью не искали так до своей смерти и не нашли. Особенно надеялись на удачу после смерти Сталина. Иногда, правда, очень редко, Лиза наведывалась в Москву. На похороны матери, да так иногда по делам работы. Двора старого и флигелей уже давно нет. Школы тоже. А вместо старых родных домов, высятся холодные многоэтажные, из стекла и бетона. Знакомых и соседей всех раскидали по разным районам. Так получилось, что и с Борисом больше дорожки никогда не пересеклись. О чем, между прочим, она и не жалеет. Иначе, не удержавшись, плюнет в его бесстыжие глаза. Жила в Красноярске пока была жива бабка, а потом переехала к сестре матери в Саратов. Сына назвала именем Ильи, надеялась, что найдётся Тимофей и всё у них наладится. И чтоб не окликать мальчишку Тимофей Тимофеевичем, решила пусть будет Илья. Отчество и фамилию дала своего отца. Жизнь давно повернула к закату, а Тимофей так и не отыскался. Но имя его не затерялось, внук Тимофея, теперь уже сын Ильи, получил это имя. Она настояла. Может когда-нибудь потом, перед смертью, если смелости хватит покаяться перед сыном и открыть всю правду, ещё и благодарить будут за то, что имя деда носит внук. Мёртвую нет, никому, никакого интереса судить. А пока лучше помолчать, нечего ей ему сказать. Не расскажешь же, что отец сгинул в лагерях или устроил где-то на просторах нашей страны жизнь без неё, а она сумасшедшая любилась с ним, где попало и как придётся. Да ещё и ждёт его всю жизнь. Воспоминания болью терзали голову и сердце. Наверное, судьба уж такая, подкинула с самого начала жизни шальную любовь, а потом целая жизнь один большой ноль. Сплошной несущийся мимо неё порожняк. Бабы не верили. — «Не может быть, чтоб никого не хотелось?» А так и было, не врала, как отрезало, словно выпил он её всю, высосал до капельки тогда озорной, шальной и неугомонный Тимофей. Это ж не нормально так любить, как любила она. Ждёт, ждёт, бывало, его, а он пройдёт мимо неё на улице с ребятами или в институте и вроде как бы не знает. Обидно. Тогда Лиза берёт и соглашается с Ильёй идти картину в кинотеатр смотреть. Тимка заявляется вечером, как ни в чём не бывало. Посмеивается себе и любит. Она клятвенно обещающая себе его больше не пускать, распахивает окно. И после сумасшедшей жаркой ноченьки всё повторяется. Она злится и ждёт. Слушая всю ночь его жаркий шёпот, такие желанные сердцу слова любви и верила всему. Так и кувыркались ненасытные всю ночь напролёт. С ума сходили. Словно тела чувствовали разлуку. Душенька горела и подсказывала, что не будет после уже ничего. Так и получилось. Всё сгорело, один пепел ветер носит по дорогам жизни. Никогда больше не хотела и не любила мужчину. Прожила тихо и скучно, одним прошлым. Работая, как вол, чтоб Илюшке на хлеб с маслом хватало.

Потянула холодком. «Надо подниматься, засиделась, Лиза забеспокоится. Всё не вспомнишь, дум вагон, не передумаешь в один раз. Но ведь всякое бывает. Совсем не вероятная история у Лизы. А вдруг и Тимоша где-то живой…»- Колыхнулась забитая с бесплодными годами ожиданий в дальний угол надежда в ней. «Сколько годочков-то прошло, если живой живёт другой своей жизнью, — тут же забила росток реальность. — Жена, дети, внуки». — Вздохнула она. Сказка бывает только раз, и она уже у неё была, а чудо Лизе досталось и хорошо. Что поделаешь на всех чудес не приготовлено. Хоть бы знать, что живой Бог с ним, что не с ней живёт, сердце бы не так болело. «Холодно, — поёжилась она. — Быстротечная осенняя пора здесь». Отряхнув лёгкое пальто, посмотрела на бесконечные просторы тундры. Всё короче осенние дни, остывает земля, нагретая круглосуточным днём. Пришла расплата за солнечную ласку. Росы по ночам стали выпадать, заморозки шалить. Надо готовить Илью к мысли о её отъезде. Пора возвращаться. Там на большой земле ещё тепло. Лиза как раз успеет, если поторопится погреть свои косточки с месяц. Тут же равнины уже утопают в тумане. Не видно в двух шагах почти ничего. Ходи себе по канату влетая друг в друга лбами. Вчера она так напугалась, что ой, ой… Севшие на озеро перед домом гуси в этом молочном тумане чудищами показались. Сердце в пятки вмиг прыгнуло. Думала, конец пришёл. Жаль, оленей не довелось увидеть. Правда, Илья обещал показать их стада, но видно не заладилось что-то у него. Хотя и без них много чего посмотрела. Сегодня даже довелось видеть, как летели на юг гуси. Небо аж чёрное от косяка, где такое ей бы у себя увидеть довелось. Смешных леммингов посмотрела, так и снуют под ногами паршивцы. Мысли переключились на сына, шедшего от штаба с офицерами домой. Рано сегодня идут, это, скорее всего, из-за готовившегося праздника, наверное. На военных «точках» праздники гуляют коллективом. Жить кучками там нельзя. Покоротать придётся вечерок с внуком, пусть сходят. Илье оно не до дела, конечно, устал со шпионами и проверкой, а Лиза развеется. Сидеть в такой дыре бабе в полном соку не лучшее удовольствие. Как не крути, самая сочная пора жизни у них сейчас, а где она проходит, то в тайге, то теперь вот тундра. Экзотика, ничего не скажешь, но это для таких туристов, как она, приехала, посмотрела и домой, к цивилизации. А жить тут, ни за какие коврижки, не согласилась бы. Старой и то тяжело, а как им молодым выживать? Хотя, может быть и так, что молодость их друг к дружке тулит и сближает. Посматривая на ладно сложенного сына, она улыбнулась. Сердце в горячей волне радости колыхнулось. Сколько с ним довелось помаяться, не дай Бог, ещё кому-то через такое пройти. Даже не верилось, что сможет до ума дотянуть. Характер отцовский бедовый. Молчком, бочком и на улицу. Из синяков, ссадин с малолетства не выходил. Потом приводы в милицию за драки начались и бабы нарисовались. Когда раскрыла от забот о хлебе насущном глаза, уже было поздно. Всё отбросила, впряглась. Глаз не спускала, контролем обложила. Проморгалась с одним пока, батюшки другая беда у порога, бабы привечать стали. Рослый, наглый, а что ещё одинокой бабёнке надо. Спасибо знакомые надоумили в сторону военных стопы развернуть. Там ему быстро рога пообломали, согнав спесь. А теперь, что надо мужик получился, загляденье и толковый, и красавчик. Как подруги её не скажут «тот ещё самец».

— Ма, тебе не скучно с нами? — встретил он её, добравшись до «ДОСа» раньше и жуя бегом, на ходу колбасу. Но, вытерев руки о фартук жены перекинутый через спинку стула, он матери помог раздеться и подал тапочки. Чем заработал поцелуй в щёку и благодарность.

— Ребятки милые, что у меня в жизни есть интереснее и важнее вас, — ответила она ему на первый вопрос и перешла к воспитанию. — Сухомятку чего в рот кидаешь, сядь, поешь нормально.

Он тут же проводя мать к столу пить чай, отговорился:

— Успеется. Одно другому не мешает. Я большой, места для всего хватит. Видел я, как ты из береговых круч вылезала. Чего тебя туда понесло, Тимошка не иначе заездил?

— Так, гуляла себе, воспоминания разные кружили, — отговорилась она.

Ооо! Илья мигом сориентировался.

— Ловлю тебя на слове о воспоминаниях. Может, ты расколешься на счёт отца всё-таки. Не маленький я уже. Могу проглотить любую правду.

Большие глаза его взволнованно смотрели на мать. Она же, вероятно боясь их, даже не подняла головы. Так и сидела рассматривая перед собою белоснежную льняную скатерть, словно лишь она занимала её мысли.

— Для тебя это важно? — нехотя обронила она.

Он сидел с поникшей головой, рассматривая ту же скатерть только с другого конца, где на ней был рисунок из клеточек.

— Не то чтобы важно, а правда есть правда. Каждый человек имеет право её знать, — требовательно и жёстко закончил он.

Но мать не спешила открывать тайну.

— Я подумаю, — сказала она.

— Поторопись, — настаивал он.

Она, пытаясь его отпугнуть от этой темы, свела брови и понизила голос:

— Не поднимай меня на вилы.

Но он в этот раз не собирался ей уступать.

— Такого же сюрприза, как у Лизы не может быть? А вдруг я вообще не твой, найдёныш какой-нибудь, на тебя-то ничем не похож или мой отец зек.

Теперь она вынуждена была рассмеяться:

— Успокойся ты точно мой, копия отца, потому и моего ничего нет.

— Скажешь ты о нём когда-нибудь или нет? — сорвался на свистящий шёпот он.

— На смертном ложе, — отрезала она.

Он аж присвистнул:

— Ну, ничего себе перспектива.

— Не напирай, — отгородилась от его настырства она.

Воцарилась тишина. Все молчали. Оказалось ненадолго. Походив туда — сюда, он встал возле матери и спросил в лоб:

— А если не успеешь?

— Значит, не судьба. С собой в могилу унесу, — не изменила своего решения она.

Он сел на стул и грохнул кулаком по столу.

— Круто, что ж там такое?

— Остынь, — произнесла мать и отвернулась к окну.

Но и после этого он не унялся. Встал. Подошёл к ней. Обняв, уткнулся в голову.

— Мать, ты меня заинтриговала, терпения нет.

Но она перевела разговор на другое.

— Сядь, поешь, не могу смотреть на это плямканье.

— В гости же идём? — опешил он.

— Туда голодным как раз и не ходят, не известно, как встретят, чем накормят, — потчевала она его.

— Наши бабы нормально кормят. Готовят все, как в ресторане. Чем им ещё тут заниматься. Вот и снимают пробу друг у друга.

А матушка поторопила:

— Собирайтесь, а то пока нарядитесь, последними в гости попадёте.

— Мать, ты ловко уходишь от разговора, — заметил он.

— Илюша, я всё тебе сказала, — неестественно спокойным голосом обрубила разговор она.

— Мы ещё вернёмся к этому вопросу, — не отмолчался он.

«Затон» гуляет

А у именинницы вешали на потолок хрустальную люстру, подарок дивизиона на день рождение. Сама пожелала получить именно это. И сейчас, мучаясь нетерпением, хотела непременно её водрузить на потолок к началу праздника. А чего тянуть, пусть освещает. За отсутствием мужа, уплыл в Норильск за цветами, эту ответственную работу выполнял сосед. Неуклюжий, похожий на медведя Олег уже битый час торчал под потолком, тормозя накрытие стола. Вокруг бегала его маленькая, вечно ворчащая жена, требуя от мужа немедленного возвращения домой. До праздника она запланировала пожарить рыбы, и он должен мигом был её почистить. Сопение Олега усилилось, когда она начала цепляться ему за ноги, пробуя стащить его вниз принудительно. Поняв, что не отвертеться, командир стартовой батареи тихонько, но так что всё от его веса закачалось, спрыгнул со стола, обескуражив этим всех присутствующих. Хозяйка в панике, люстра не при деле ещё, а жена, онемевшая от радости, не ожидала, что добьётся своего, ныла так на всякий случай, неслась за ним. — «Как же так, что будет со мной?» — всхлипывая нервными криками проводила его хозяйка праздника, протягивая к нему вопрошающие руки. Но через минуту всё встало на свои места. Выбросив, на улицу, на радость котам рыбу. Олег взгромоздился опять на стол, продолжив домучивать люстру.