— Илюша, — тронула мать за рукав, — а если эта железная птичка сломается, как же я попаду домой?

— Останешься до ледяной дороги.

— Пугать обязательно.

— Тебе, что с нами плохо?

— Сынок не начинай всё с начала, как отправишь, скажи?

— Отправлю, не боись.

— Как?

— Ну, ты мать даёшь, как следователь на допросе. Попрошу у директора комбината его вертолёт, домчит тебя до самого аэропорта.

— Не обижайся, я ж должна знать, что ты меня не разводишь.

— Слов каких от Тимки набралась «разводишь». Кто из вас кого воспитывает? Не морщись. Вот скажи мне: что ты делать будешь в своём Саратове? Наверняка с подружками чаи гонять, да чирикать, а тут Лизе с тобой веселее. Режете, кромсаете, портняжите себе, трещите без остановки, Тимоша рад. Опять же, полезное побоище сапогом устроила, мне б без тебя не выпутаться было. — Притянул он мать к себе. — Где ты на материке такое развлечение сыщешь.

— Трепло.

— Какие словечки опять, осторожно, тебя внук слушает, какой пример ты подаёшь, — посмеивался он над ней.

— Ты смотри, весельчак, семью не погань. Свои кобелиные забавы приткни, — погрозила она ему, — посматривая на стоящую, на пригорке невестку и внука. — Предупреждаю, я их не хочу терять.

— О, придумала воспитывать, мне годков-то сколько, забыла?

— Знаешь, похоже, мужиков до седых волос надо уму разуму учить.

— Это не ко мне.

— Ну конечно. Не ты первый, все так говорят, а потом глазунью со сковороды соскабливают. Я про вашего брата давно всё поняла, поэтому и стараюсь до твоих яиц достучаться.

— Мать мне не до ерунды, сама же видела, какая техника на моих плечах висит, а ещё и людей сколько, их быт, хозяйство.

— Не путай одно с другим. Ты думаешь, я про твои подвиги малолетства не знала?

— Не морочь мне голову?

— Ещё как в курсе была и тисканий в сараюшках и гаражах, с жаркими холостячками да разведёнками.

— Ты из меня томат организовала, — ткнул он, в свои щёки, оглядываясь по сторонам, не слышит ли кто их задушевно воспитательный разговор. Учти, если всё время в одном месте бурить, что может чертёнок выскочить. Такого расклада ты не боишься?

— Тормозить свои кобелиные заскоки не будешь, я из твоих яиц точно сок томатный выжму. Так и знай. А чертёнок выскочит из меня. — Не удержавшись, ущипнула она его пониже спины.

— Кот в сапогах. — Таращил на неё глаза Илья. — Вот прорвало. Когда было-то. Сладким пацанов поманили, балдели.

— Бабы, сынок, гиблое дело. Распусти себя, конца уже не будет. С каждой новой счастья не добавится. Был бы ты помельче и посерее, я может и не так волновалась, а так посмотришь на тебя, как с картинки. Бабы вон глаз не отводят. А ты всё берёшься и берёшься мужской силушкой.

— Что ты предлагаешь, в котёл нырнуть с кипящим зельем, как в «Коньке Горбунке», чтоб сразу старым и немощным. Я в непонятках, мать, от твоих путаных речей.

— В узде себя надо постоянно держать, контролируя проход гормонов от яиц до головы и обратно.

— Всё?

— Угу.

— Я тебе вертолёт достану, не переживай, На худой конец Никитин из старых вездеходов соберёт, но ты улетишь. Обещаю.

Гул приближающейся железной птицы прервал их содержательный разговор, народ зашумел, заволновался. Прощались солдаты, офицеры отпускники подтягивали свои чемоданы, медсестра ждала поступление лекарств. Двадцать минут удовольствия и вертушка высадив призыв, возвращающихся из госпиталя солдат, проверяющих, груз для санчасти, и забрав пассажиров, взмыла в небо. Дивизион махал, прощаясь до новой оказии. Проводив, таявшую в небе точку, все переключили внимание на жавшихся друг к дружке в стайку, прилетевших служить срочную, пацанов. Много южан. Попасть из тёплых краёв в такой морозильник, не позавидуешь ребятам. Перепуганная ребятня чуть не плакала. Все понимали их состояние. Из центра России, Украины, Армении, Киргизии, Грузии и попасть на Север. И не просто в северные земли, а Заполярье на «Затон». «Ништяк, как повезло!» — усмехался Тимка.

— Бойцам не к лицу дрожь, — улыбается замполит. — И здесь люди живут. Посмотрите, женщины, дети, встречают вас улыбкой, а вы что слабее их и не осилите север?! Да запросто! Пошли знакомиться с вашим новым домом.

— Ничего сынки, мы ещё здесь не только жить будем, но и служить постараемся, я вас заверяю в этом. Боевое дежурство нести, послала вас сюда страна и вы справитесь с задачей, как только, что уволившие ваши земляки. Не так страшен чёрт, как его малюют, будем служить, сынки. — Старался ободрить стоявших в шеренгу бойцов и Илья.

Лиза развернула своих к дому. Всё закончилось. Солдат сейчас уведут. Чего тут на ветру дрожать.

— Как птенцы, — пожалела мальчишек свекровь, провожая неровный строй.

— Полгода тяжело будет, — вздохнула Лиза. — А потом привыкнут. Увольняются уже повзрослевшими, сильными мужиками. Север не лепит, а льёт мужиков.

— Это как водится, трудности мужицкую силу укрепляют.

— Так оно, но север ещё тяжёл для плеч мальчиков.

— Человек ко всему привыкает, милая, потянут и они. — Взяла под руку сноху свекровь.

Представление закончилось, народ расходился по «ДОСам», казармам и просто своим делам. Привыкшие уже к теплу люди пока прячутся от торопливо надвигающегося холода. Скоро вообще накатит истинно северное время, то которое в годовом движении солнца залито чёрной краской — пора, когда ни рассветов, ни закатов. В голову и душу заползают сомнения, кажется, что вовсе не бывает на земле весны, лета, осени. Это время, когда полярная ночь накрывает тундру.

Елизавета Александровна всё чаще наседала на Илью, требуя отправить её на Большую землю. — Хватит, насмотрелась тундры, вашей вечной мерзлоты, покупай билет на самолёт и точка, — зудела она ему.

— Кто уверял, что без нас жить не может. — Пытался отшутиться сын, но это давалось ему с каждым новым разом всё труднее.

— В зиму выйду на работу, подруги зовут.

— Мать, тебе подруги дороже нас, — обижался Илья.

— Дело не в любви, до пенсии надо доработать, за свой счёт отпуск брала. С таким скрипом выпросила. Надо возвращаться. Работу могу потерять.

— Я тебя, что не прокормлю?

— Ты меня тоже сынок пойми, не смогу я на твоей шее всю старость сидеть.

— Ладно, нашла отмазку, позвоню сегодня, возьмут тебе билет на самолёт.

— А «вертушка» прилетит?

— Без проблем, сам с тобой полечу и в самолёт посажу, не мучайся только бессонницей.

Но планы Ильи нарушил, как раз вертолёт. Что-то у лётчиков там не сложилось. Техника подвела. Обещали устранить неисправность через час, потом через два, три. Не став больше рисковать, Седлер вышел на Тимофея Егоровича.

— Это командир затона, Тимофей Егорович. — Звонил он по оставленному ему когда-то номеру. — Помните? Тимофей Егорович, помогите, очень прошу, завал у меня. Проблема? Угадали, чёрт бы их побрал эти наши проблемы. Полковая «вертушка» накрылась, а матушку в аэропорт надо отправить. Да, гостила, сегодня вот на Большую землю собралась. Отложить? Не могу, билет куплен на самолёт и настроилась она, не удержать. Что, не понял, плохая связь, Вы с другом в тундре, на охоте? Как же нас соединили? Рация. Я понимаю, извините, значит, не судьба ей лететь. Переживём. Удачно вам пострелять.

Всё слышавшая мать разволновалась.

— Илюша плохо всё, да?

— Ма, прости, так получилось, ты же видела, я не нарочно. — Оправдывался он, сжимая в своих ручищах маленькие изработанные руки матери.

— Илюша, а билет, что будет с ним, он же денег стоит.

— Постараюсь сделать что-нибудь. У нас дивизион стоит под самым аэропортом. Жена начальника штаба работает в аэропорту, договоримся.

Но через полчаса успокоившемуся и настроившему себя на дальнейшее проживание матушки Илье, позвонил сам Тимофей Егорович.

— Майор, встречай. Мы летим. Подтягивайтесь к взлётной площадке.

— Спасибо, конечно, но мы навряд ли уже успеем, из Норильска до аэропорта тоже не близкая дорога.

— Успеете, добросим прямо до аэропорта, не волнуйся. Улетит твоя мамаша на материк.

Побросав все дела, начали спешно опять упаковываться и бежать к вертолётной площадке. Тимка канючил, не желая расставаться с бабулей. Лететь с командиром, выбивать из полка запчасти на вездеходы и зимнюю машину, что выходит обычно на ледяную дорогу, собрался, услышав, такое дело про вертолёт и прапорщик Никитин.

— Позвонили, был завоз в полк, борт пришёл армейский. — Объяснял он Илье.

— Николаевич, только мы в аэропорт летим. Как ты потом до полка добираться будешь?

— Господи, в чём проблема-то лишь бы отсюда выбраться, а там, такси найму.

— Смотри сам, я после аэропорта буду в полку, состыкуемся, как добираться обратно.

— Надо по горячему хватать пока всё не заныкали и не растащили. — Тюкал своё прапорщик.

Встреча

Как не высматривали вертолёт, а в солдатской среде любовно именуемая «вертушка» зависла неожиданно. В отличие от армейской громоздкой техники, это был новенький вертолёт. Повисев над пятачком, изящная машина стрекозой нырнула вниз. Все стоящие поодаль схватились за головы, придерживая шапки. Не подходя близко, стояли в сторонке до полной остановки спиц. Подхватив чемоданчик матери, Илья первым направился к машине. Лётчик в открытую дверь выбросил лесенку. Пригласив подниматься.

— Давай, ма, не трусь, прощайся и вперёд.

— Как я туда залезу.

— Я помогу, подстрахую сзади.

— Смотрите, как вам повезло, на «Затон» мы везли вас с командиром по воде, обратно опять же мы вдвоём, но уже по воздуху, — шутил Никитин.

За окном хорошо было видно прилипших к окну мужчин, разглядывающих пассажиров и провожающих.

А там…

— Тимофей, это же Лиза. Лиза, Тимофей. — Затряс Дубов за плечи друга.

— Откуда ты её знаешь, — удивился он. — Это жена майора. Девчонку точно Лизой зовут.

— Ты не понял. Вон туда смотри. Лиза Седлер. Это же Лиза, Лиза, Тимофей.

Присмотревшись к прощающейся с невесткой и внуком женщине, развернувшейся, как раз идти к вертолету, он похолодел: «Лиза! Она! Не померещилось, постаревшая, но ведь я тоже не помолодел, но Лиза!» Ноги почти ватные всё же вынесли Мозгового из вертушки на воздух. Спрыгнув, он чуть не упал со ступеней под ноги ей.

— Ли-за!? — Выдохнул Тимофей. — Лиза!

Зажав женщину в свои объятия, зарылся плачущим лицом в её плечо он, повторял и повторял, её имя: — «Лиза, Лиза». Выпрыгнувший следом Дубов нерешительно замер у машины не в силах подойти, ожидая развязки и своей очереди. Главное сейчас Тимка, а он, Илья потом. Его рука не чувствуя под пальцами кожи тёрла подбородок.

Седлер выронил чемодан, плохо понимая, что тут происходит. Он видел, как Мозговой, обнимая, целовал и целовал мать, как она, обмякнув, повисла на руках Тимофея Егоровича. Он знал, что должен подбежать к ней что-то сделать, но заклинило да так, что не смог оторвать от земли ноги. Они приросли к площадке. Понимал, происходит важное, но что?

— Лизонька, любимая моя, Лизонька, — Мозговой метался с безжизненной женщиной на руках, не зная как помочь. — Майор, давай медика, быстрее.

Какой там майор… Илья так и не пришёл в себя. Опомнившийся Никитин, встряхнув командира, побежал в санчасть. Седлер, качнувшийся было за ним, но, поняв, что посыльных будет перебор, опять прирос к асфальту, беспомощно оглядываясь на жену. Лётчик, сообразивший быстрее всех, раскрыв свою аптечку, протянул пузырёк. — Дайте ей нюхнуть.

— Ма, ты чего, — водил Илья, вонючей бутылочкой над её губой, так ничего и не понимая.

Мозговой, оторвав взгляд от женщины, внимательно посмотрел на растерявшегося парня.

— Лиза Седлер твоя мать, майор?

— Да. Почему вас это собственно удивляет?

Его действительно это удивило. Не смотря на то, что прошла жизнь, он в мечтах не хотел представлять её чьей-то женой. Понимая, что это утопия, всё же желал именно этого. Её свободной и его. И вдруг реальность уничтожила мечты. Вытерев снегом лицо, он вдруг решил: «Ну и пусть, какая разница. Главное она рядом!»

Открыв глаза, Елизавета Александровна, испугавшись, что померещилось, первым делом нашла Тимофея:

— Жив, ты жив. Мне не почудилось. И это не галлюцинации. То точно ты?

— Как ты себя чувствуешь, Лизонька? — наклонился он к её лицу, поддерживая женщину на своих коленях.

— Перебьюсь. Ты жив, жив… Я всегда чувствовала, что жив. Помоги мне встать. — Уткнувшись ему в грудь, долго рыдала, почти воя. Они стояли обнявшись вдвоём, им никто не мешал.

Седлер растерянно озирался на окруживших пару людей. Мать вела себя непонятно. Не обращая никакого внимания на него, Лизу и даже Тимку, она, вцепившись в поглаживающего её Мозгового, ревела. «Откуда они могут быть знакомы?» — металось в его голове. Прежде чем вернуть бутылочку с адской жидкостью лётчику, Илья на всякий случай нюхнул её сам, и отстранившись, сморщился: «Какая гадость». Подбежавшая медсестра, предложила Илье сделать матери укол, но та воспротивилась: